- Я полагал бы, государь, послать полковника Нейдгарта, - сказал Шереметев.
- Полковника Нейдгарта я знаю с хорошей стороны, - заметил Петр. - В разведочной службе показал себя и капитан Глебовский.
- Я сам о нем думал, государь, - согласился Шереметев.
- Так пошли их с двухтысячным отрядом на больших лодках, кои уже имели дело со шведами на Ладоге, - решил государь.
Потом, обращаясь к царевичу, который, по-видимому, рассеянно слушал, о чем говорили, сказал с иронией в голосе:
- Ты тоже, Алексей, пойдешь с сим отрядом: тебе пора учиться быть воином, а не пономарем, каковым ты был доселе.
Иногда государь называл царевича "раскольничьим начетчиком", зная его пристрастие к старине и к старопечатным книгам, которые тайно подсовывали московские враги петровских "богопротивных новшеств".
В тот же день отряд был посажен на лодки и двинулся вниз по Неве.
В число охотников вызвался и Терентий Лобарь, которого товарищи прежде дразнили женитьбой и прочили ему в жены... Марту!
В глубочайшей тишине спускалась по Неве разведочная флотилия. Она представляла как бы огромную стаю плывущих по реке черных бакланов. И кругом стояла мертвая тишина. По обоим берегам реки темнели сплошные леса, среди которых только березы начали чуть-чуть зеленеть первою листвою, а темная зелень сосен и елей придавала ландшафту вид какой-то суровости. Изредка раздавались первые весенние щебетанья птичек, прилетевших в этот пустынный край с далекого юга, от теплых морей.
Время подходило уже к полуночи, когда флотилия находилась уже недалеко от Ниеншанца, однако ингерманландская белесоватая ночь в конце апреля глядела на растянувшуюся стаю черных бакланов во все глаза.
- Экие здешние ночи: ни она ночь заправская, ни она тебе день, говорил Нейдгарт, подходя к царевичу Алексею Петровичу, сидевшему в передовой части лодки и безучастно глядевшему на однообразные картины Невы, - как тут укроешься от вражьего ока, коли дозор в исправности!
- А шведы ожидают нас? - спросил царевич.
- Как не ожидать, государь-царевич! Чать, вести и сорока на хвостах принесли, что-де его царское пресветлое величество жалует к соседям в гости.
- Что ж, нас встретят боем?
- Знамо, коли они нас ранее дозорят, а не мы их: затем-то мы и крадемся, ровно мыши к амбару.
Царевич вздохнул и стал вглядываться в дымчато-белесоватую даль.
- Теперь бы уж и недалече, - сказал Нейдгарт, взглянув на имевшийся у него набросок чертежа Невы. - Да и темнеет как будто малость. Это нам на руку.
И он велел тихонько передавать от лодки к лодке приказ, чтобы вся флотилия вытянулась в линию и двигалась у самого правого берега Невы.
- Только бы правые весла не хватали земли, - пояснил он.
Но вот вдали показались чуть заметные признаки укреплений.
Передовая лодка тихо подплыла к наружному валу, а за нею и другие. Из тех, которые ранее пристали к берегу, в глубочайшей тишине высаживались люди, шепотом передавая друг другу приказание Нейдгарта и Глебовского.
- Сомкнуться лавой и наверх вала!
- А там увидим, кого бить.
Передовая "лава" быстро влетела на вал. Шведы, не ожидавшие врага, беспечно спали на передовом посту. "Дядя Терентий", вступивший на вал в голове "передовой лавы", первый наткнулся на спавшего "на часах" шведа...
- На бастион! За мной! - скомандовал Нейдгарт.
- Где царевич? Я его не вижу! - с тревогой искал Глебовский Алексея Петровича.
- Царевич позади, на валу: он в безопасности, - успокоил Глебовского один офицер, - с ним люди.
Гарнизон бастиона, пораженный неожиданностью, также растерялся и, побросав оружие, обратился в бегство, чтоб укрыться в ближайшем редуте.
Бастион был взят.
- Спасибо, молодцы! - радостно воскликнул Нейдгарт. - Оправдали надежду на вас батюшки-царя.
Вся крепость теперь забилась тревогой.
Что оставалось делать горстке героев?
- Нам приказано только произвести разведку, сиречь рекогносцировку, отвечал Нейдгарт на вопросительные взгляды Глебовского. - А мы взяли бастион.
- Так возьмем и крепость! - смело воскликнул Глебовский.
- Возьмем! - крикнули преображенцы.
- Голыми руками возьмем.
- Головой "дяди Терентия Фомича" добудем, как сказал батюшка-царь.
- Нет, братцы, спасибо вам за усердие, а только батюшка-царь послал нас сюда лишь для разведки, а не крепость брать, - сказал Нейдгарт. - Ее возьмет сам государь.
По этому поводу историк говорит весьма основательно:
"После такого успеха (взятие бастиона), не много б, казалось, недоставало к занятию остальных укреплений, обороняемых только 800-ми человек; но - неоказание содействия войскам, ворвавшимся в бастион, сомнительная надежда на успех и неимение приказаний на дальнейшие предприятия, кроме рекогносцировки, были причинами, что атакующие, не воспользовавшись приобретенными уже выгодами, отступили. Шведы, имев время прийти в себя от первого изумления и увидев удаление россиян, ободрились, взяли меры предосторожности на случай нового нападения и, приготовясь, таким образом, к отпору, заставили своих неприятелей потерять неделю времени"*.
_______________
* А л е к с а н д р Б а ш у ц к и й. Панорама Санктпетербурга.
Три тома. Спб., 1834. Т. I, стр. 9.
Таким образом, победители отступили.
Когда затем разведочная флотилия возвратилась в лагерь к остальным войскам и царь узнал подробности дела, он щедро наградил храбрецов, а "дядю Терентия" горячо обнял и поцеловал.
- И чем же, государь, сей "Сампсон" победил шведов... - сказал, улыбаясь, Шереметев.
- А чем? - спросил царь.
- Головою, да только не своею.
- Как так, не своею?..
- Шведскою, государь, - улыбнулся Шереметев. - Ворвавшись с товарищами на вал, сгреб сонного шведина за ноги и давай его головою, словно цепом, колотить направо и налево, как когда-то Илья Муромец молотил татаровей царя Калина:
"Где махнет - там улица татаровей,
А отмахнется - с переулками"...
- Так их же добром да им же и челом! - рассмеялся Петр. - Ну, и молодец же ты, вижу, дядя!
Восхищенный такою силой, государь жаловал богатырю пять ефимков.
19
В тот же день, в ночь на 26 апреля, царь Петр Алексеевич и Шереметев, поняв свою оплошность, быстро двинули все войска и флотилию к Ниеншанцу.
Перед наступлением войск у царя, наедине с Шереметевым, в палатке, произошел следующий разговор:
- Знаешь, старый Борька, что я тебе скажу? - промолвил царь.
- Говори, государь, приказывай, - отвечал Шереметев.
- Видишь, что там в углу?
- Вижу, государь, твоя государева дубинка.
- А знаешь, где бы ей следовало быть?
- Не ведаю, государь.
- На моей да на твоей спине.
Шереметев смутился.
- Твоя воля, государь: коли я провинился, вот моя спина, бей.
- А ты меня будешь бить?
- Помилуй, государь! На помазанника Божия поднять руку, рука отсохнет.
- То-то, Борис... И моя рука не поднимется бить тебя... Невдомек тебе за что?
- Мекаю, государь... Моя провинка...
- И моя... Коли б за разведчиками мы все двинулись тогда же, крепость была бы уже наша.
- Точно, государь... Маленько проворонили.
- Ну, грех пополам: ни я тебя не бью, ни ты меня... Помазанник не может творить неправду.
Утром 26 апреля русские были уже под Ниеншанцем и наскоро разбили лагерь.
Место было открытое, и шведы, опомнившись после ночного переполоха и потери бастиона, снова перешедшего в их руки, и приготовившись к отпору, тотчас же начали палить по русскому лагерю. Но снаряды не долетали до своего назначения.
- Не доплюнуть до нас, - заметил Шереметев.
- Да и наши чугунные плевки не долетят до них, - сказал Петр. - Надо послать главного крота с кротятами.
- Это генерала Ламберта, государь?
- Его. Пусть возведут траншею саженях в тридцати от крепости и строят батареи для мортир и пушек, что прибыли из Шлиссельбурга на судах, построенных за зиму Александром Данилычем.
Осадные работы начались...
А на другой день государь решил с достаточным отрядом отправиться на рекогносцировку к самому устью Невы, к выходу ее в море. Иначе могло так случиться, что, пока шли осадные работы, шведы явятся на своих кораблях к осажденной крепости, что они и делали каждую весну, и тогда русские очутились бы между молотом и наковальней.
- Помилуй, государь, - взмолился Шереметев, - тебе ли нести святопомазанную главу под выстрелы береговых укреплений?
- Если Бог судил мне вывести Россию из тьмы на свет Божий, меня не тронут вражеские ядра, - твердо решил Петр.
- Воля твоя, государь, - покорился Шереметев.
- Возьми и меня с собою, государь, - робко сказал Ягужинский.
- Ладно... Ты мне не помешаешь, Павлуша, - согласился царь. - При том же твои глаза рассмотрят в море все лучше и скорее подзорной трубы.
Вечером 28 апреля государь посадил четыре роты Преображенского и три Семеновского полков на шестьдесят лодок и под самым убийственным огнем шведских береговых батарей пустился со своею флотилией вниз по Большой Неве.
