Первое «окно» в свободную политическую культуру на Среднем Востоке было распахнуто силой, по необходимости. Кое-кто в Соединенных Штатах начал поддерживать идею о том, что подобную политическую систему следовало бы распространить по всему региону. Многие из тех, кто ратовал за свободу и активно поддерживал диссидентские движение в эпоху Рейгана, пытались приложить старые методы к Среднему Востоку, хотя политическая и культурная идентичность народов, населяющих Центральную, Восточную Европу, Ближний и Средний Восток, резко отличается. В мусульманских регионах никогда не существовало демократических моделей, к которым можно было вернуться. После падения Султаната либеральная демократия нигде (за очень малым исключением) не смогла укорениться. Более того, джихадисты и авторитарные режимы никуда не делись ни после падения «Талибана», ни после свержения баасистов в Ираке. Поскольку чиновники из нынешних администраций США никогда не были движущей силой в идеологической войне, они не смогли быстро «перетащить» афганское и иракское общества в систему демократического плюрализма.
Несмотря на системные трудности, администрация Буша все же решила двинуться в беспрецедентном направлении – от традиционных идеологий региона в сторону утверждения в нем демократических институтов: политических и социальных свобод, плюрализма и выборов. В то время я считал, что курс, в принципе, выбран правильный, но осуществление задуманного столкнется с огромными трудностями, окажется долгим и малоприятным делом. Перед администрацией Буша возникали три проблемы: разработка концепции, самой «архитектуры» и практического претворения в жизнь кампании по продвижению демократии на обширной части земного шара.
Генеральная концепция, звучавшая в президентских речах и заявлениях высших должностных лиц администрации, выглядела чересчур упрощенной. Они полагали, что как только некий режим «плохих парней» усилиями США будет ликвидирован, свободолюбивый народ поднимется с колен и с готовностью ринется навстречу демократизации. Идея, которую защищали президент и многие из его советников, заключалась в том, что люди по природе своей склонны к свободе, и как только им представится возможность ее обретения, они с готовностью ею воспользуются.
По существу, идея верна. Люди по природе своей действительно склонны к свободе. Но свобода идет рука об руку с безопасностью. Допустим, у вас есть свобода летать, как вы сможете ею воспользоваться, если у вас нет крыльев, которые поднимут вас в воздух? Те из нас, кто жил в этом регионе и глубоко изучил его политическую культуру, слишком хорошо знают, что между способностью народа восстать и его решимостью поднять восстание пролегает глубокая долина страха, исторического опыта прошлых поражений, подозрительности. Но даже несмотря на эти препятствия, человеческая натура в конце концов возьмет свое, революционные взрывы неизбежны.
«Архитекторы» же политики США, которым президентская администрация поручила изучить возможности, не сумели понять, а затем и объяснить ей, конгрессу и обществу, чего будет стоить переход из пункта А (настоящего состояния Среднего Востока) в пункт Б (состояние свободы на Среднем Востоке). Американское военное вторжение в Афганистан не привело автоматически к полноценным многопартийным выборам и торжеству либеральной демократии, как было после Второй мировой войны, когда союзники вступали в Италию и Германию, не говоря уж о Франции и остальных странах оккупированной нацистами Европы. Там массы с энтузиазмом встречали американские войска; восстановление нормально функционирующей демократии происходило за считанные месяцы. Даже в оккупированных странах-противницах демократическая культура восстановилась за несколько лет. В целом подобную же ситуацию мы наблюдали в Восточной Европе после развала советского блока. В течение десяти лет, несмотря на трудности и недостатки, от Варшавы до Праги установилась нормальная демократия. Все это объясняется политической культурой и психологической готовностью европейцев встать на путь быстрой демократизации.
В освобожденных обществах арабского мира реализации аналогичных сценариев ожидать не приходится. Давление многих веков Халифата и десятилетий жестоких диктатур слишком тяжело, чтобы его можно было быстро сбросить с помощью одной вооруженной интервенции. Для этого требуются глубокие перемены в сознании общества. Западные войска могут справиться с материальными основами власти диктаторов, но общества Среднего Востока нуждаются в интеллектуальном, социальном и идеологическом изменениях. По сути, идея Вашингтона была верной, не было только ее четкого осмысления. Сторонники «продвижения демократии» не справились с брошенным ими же вызовом.
Одной из главных причин поражения «архитекторов» Буша в идеологической войне стала их слабая осведомленность о политике исламистов, недостаточная осведомленность в арабских делах, неспособность разобраться в лабиринте силовых структур Среднего Востока. Большинство ученых и комментаторов, занимающихся темой войны с террором, – смелые, мужественные люди, но мало кто из них тогда в полной мере воспринимал глубину исламистской угрозы или разбирался в реалиях жизни мусульман, ведущих борьбу за свои права.
Даже те немногие, кто был хорошо осведомлен об истории Среднего Востока и разбирался в исламе, имели слабое социологическое представление о потенциальных силах, готовых выступить за свободу в странах региона. Большинство исследовательских центров, образованных после событий 11 сентября и нацеленных на продвижение идей демократии в странах Ближнего и Среднего Востока, фокусировалось на теологии ислама или абстрактных представлениях о свободе как таковой. И лишь единицы действительно работали с теми, кто мог бы возглавить движение по их обретению. Идею установления демократии на Среднем Востоке вашингтонские круги поддерживали примерно до 2005 г. Они не скупились на расходы, однако мало что делали для налаживания контактов с демократически настроенными силами в странах региона и поддержки их народов. Ни одного реформатора-мусульманина не пригласили в Белый дом, в то время как поддерживаемое ваххабитскими движениями исламистско-американское лобби, например представители Совета по американо-исламским отношениям (CAIR), регулярно удостаивались аудиенций в самых известных вашингтонских кругах. Сирийские реформаторы, иранские диссиденты, активисты Дарфура не входили в «шорт-лист» выдвиженцев американского правительства, как это было прежде в отношении диссидентов советской эпохи.
Проще говоря, в первые два года, прошедшие после событий 11 сентября, гражданские «генералы» вели в средствах массовой информации и в правительстве кампанию за демократию без «солдат» – реальных людей, которым и предстояло отстаивать интересы этой демократии на Среднем Востоке.
Затем было принято решение о вторжении в Ирак. Как я указывал ранее, реальная возможность свергнуть режим Саддама была упущена еще за десять лет до этого, когда тот вторгся в Кувейт. На этот раз войска коалиции в ходе примерно месячной компании нанесли полное поражение иракской армии и вошли в Багдад. Ирак стал второй за два года страной на Среднем Востоке, оккупированной американцами. Но в отличие от афганского вторжение в Ирак не получило широкой международной поддержки. Большинство членов Лиги арабских государств (за исключением Кувейта), «ядро» Организации Исламская конференция, ряд традиционных европейских союзников США, включая Францию и Германию, выступили против военной операции в Ираке. Затем Сирия и Иран с помощью самых разномастных «союзников» – баасистов, салафитов, «Аль-Каиды» – поспособствовали развязыванию террористической кампании на территории этой страны. Более того, «братство противников демократии» мобилизовало арабское, мусульманское и международное общественное мнение против «оккупации Ирака». Многие экстремистские организации левого толка на Западе и в самой Америке объединились в общем антиамериканском порыве.
К началу 2004 г., года президентских выборов в США, «антивоенное» движение заявляло о себе все громче и тверже. С помощью нефтедолларов и крайне эффективной кампании против действий США, развернутой телеканалом Аl Jazeera, законность усилий по свержению Саддама оказалась под вопросом. Высшее политическое руководство в администрации и их сторонники в конгрессе стали активнее разворачивать программы поддержки и развития демократии на Ближнем и Среднем Востоке. Они затрагивали международную политику, общественную дипломатию, вопросы помощи, культурные консультации, социально-ориентированные аспекты. Белый дом сосредоточился на идеях «Доктрины Буша», и американские ведомства приступили к исполнению наказов своего президента. Идея обрела законченную форму и стала причиной серьезной головной боли режимов по всему региону. «Сначала Америка хотела бороться с тем, что называется терроризм, – говорил шейх Юсуф аль-Кардави, выступая на Аl Jazeera. – Теперь она объявляет войну за демократию»1. Администрация Буша потратила десятки миллионов долларов на решительную кампанию по завоеванию умов и сердец арабов и мусульман. В течение года в системах национальной безопасности и обороны были организованы службы «стратегической коммуникации»; в Государственном департаменте образован «отдел социально-ориентированных программ». Правительство США готовилось стать моральной и материально-технической силой, способствующей демократическим изменениям в регионе.
