Однако доказательств того, что Наливайко и его люди были запорожцами, нет. Тот же Яворницкий пишет: «…какие именно то были казаки, т. е. были ли то украинские, запорожские или какие-нибудь бродяги, принявшие имя казаков»[69].
Несколько сот донских казаков, служивших у Болотникова, разными путями попали в Тушино. Среди них были атаманы Иван Цика и Иван Заруцкий. На последнем стоит остановиться подробнее, поскольку он является, наверное, самой интересной личностью среди казачества времен Смуты.
Родом Иван Мартынович Заруцкий, по одним данным, из Тарнополя, а по другим — из Москвы. В детстве он был захвачен крымскими татарами. Иван провел несколько лет в Крыму, а затем бежал к донским казакам, у которых вскоре стал атаманом. Грамоты царевича Димитрия, отправленные на Дон, увлекли и Ивана Мартыновича. Есть сведения, что он с первым самозванцем пришел в Москву. После гибели Лжедмитрия I атаман Заруцкий вернулся на Дон, но вскоре он, теперь уже в войсках Ивана Болотникова, был вновь под столицей. Вместе с Болотниковым сидел в осаде в Туле, но потом был послан на поиски все еще не являвшегося «царя Дмитрия», во имя которого боролись осажденные. В Стародубе атаман Заруцкий нашел нового самозванца, примкнул к нему и стал близким ему человеком. Зимой, в целях собрать новые силы, Заруцкий побывал на Дону и весной 1608 г. привел в Орел 5 тысяч казаков. Тут еще раз стоит напомнить, что к числовым данным современников о величине казацких отрядов следует относиться осторожно.
Значительную часть тушинского казачества составляли воровские казаки, в основном те, кто подался в казаки уже после начала противоборства Лжедмитрия II с Василием Шуйским. Станиславский писал: «Как вор пошел из Стародуба, начал казачью службу зарайский крестьянин С Петров, с 1607–1608 г. был казаком „тульский жилец“ К Матвеев, в Тушине в казачьей станице „с бедности беспоместной“ находился бывший каширский сын боярский С.Д. Молохов. „Новоприборные“ казаки наряду с донскими и украинскими упоминаются в войске Лжедмитрия II осенью 1608 г.».
Одно из самых ценных свидетельств об источниках пополнения казачьих станиц в лагере Лжедмитрия II находится в обнаруженной Б.Н. Флорей челобитной детей боярских и посадских людей Переяславля-Залесского. В 1609 г. они «всем городом» просили самозванца защитить их от атамана «вольных» казаков (в другом документе он назван казачьим головой) Ф. Комнина, которого они обвиняли в убийствах, грабежах и приеме в свой отряд холопов переяславских дворян: «И у нас, холопей твоих, тот Федор Копнин людишек наших, полных, и докладных, и кабальных, в вольные казаки поймал сильно, и нам… твоей царские службы без людишек служити не с кем». О массовом показачении холопов и крестьян в период борьбы Василия Шуйского с Лжедмитрием II сообщает В.Н. Татищев, основываясь, по-видимому, на не дошедшем до нас источнике: «И через то (грамоты самозванца) во всех городех паки казаков из холопей и крестьян намножилось, и в каждом городе поделали своих атаманов»[70].
Служили у Лжедмитрия и Городецкие казаки. Сидел бы царь Урус-Мухаммед в Касимове и не рыпался. Но его, видимо, шайтан, а кто говорит, касимовский боярин Иван Морозов, попутал. В итоге собрал царь свою городецкую орду и зимой 1608–1609 г. поехал в Тушино к местному Димитрию. В ответ московское войско под командованием Федора Ивановича Шереметева осадило и взяло штурмом Касимов. В дальнейшем царь Урус-Мухаммед безотлучно находился при самозванце, что подтверждает его письмо Яну Сапеге.
Любопытно, что в начале 1609 г. городецкие казаки, оставшиеся после ухода «царя» в Тушино, собрали отряд и, соединившись с воровскими казаками из Алатыря, Курмыша, Ядрина, Арзамаса и Темникова, двинулись в Свияжский уезд Казанской области. Однако у Казани вышли верные Москве войска и наголову разгромили казаков.
Под стенами Троице-Сергиева монастыря сошелся целый казачий интернационал. Как писал участник осады Авраамий Палицын, по рассказам пленных выяснилось, что там были «казаки запорожские, казаки донские, волжские, северские, астраханские. И всего войска с Сапегою и с Лисовским — до тридцати тысяч, кроме черни и пленных»[71]. Городецких же казаков Палицын, видимо, упомянул в качестве татар.
В своих воспоминаниях ротмистр Николай Мархоцкий отмечал, что шляхтич Александр Лисовский командовал при осаде Троицы одной-двумя тысячами донских казаков.
Палицын писал о действиях Лисовского и его казаков в ноябре 1609 г. под стенами монастыря: «Беззаконный же Лисовский совался и туда и сюда, где бы какое зло сотворить. И повернул окаянный от того места вдоль по горе Красной к Косому Глиняному оврагу на засадных троицких людей. Бывшие там с монастырским слугою Пименом Тененевым люди стали крепко против врагов на пригорке у рва, бьясь с литовцами и казаками. Увидев же, что троицкого воинства мало, злонравный лютеранин Лисовский бросился свирепо на них, и смешались все люди вместе, и литовские, и троицкие, и был бой великий близ оврага Глиняного. Враги же, боясь засады, начали отбегать. А троицкое воинство, понемногу отходя от литовских людей, скрылось в Косой Глиняный овраг.
Александр же Лисовский хотел при отходе живым взять слугу Пимена Тененева, но Пимен обернулся к Александру и выстрелил ему из лука в лицо, в левую щеку. Свирепый Александр свалился со своего коня. Воины его полка подхватили его и отвезли в Сапегин полк. Троицкое же воинство ударило из множества орудий по ним, и тут побили много литовцев и казаков. Литовцы же, увидев это, быстро обратились в бегство врозь по Клементьевскому полю»[72].
В книге «Картины былого Тихого Дона»[73] рассказано об уходе донских казаков атамана Епифанца из-под стен Троице-Сергиева монастыря. В конце осады одному из казаков приснился ночью святой Сергий, который поведал: «Не даст вам Бог жезла на жребий свой».
Казак рассказал об этом своим товарищам, и донцы призадумались, доложили о видении атаману. Тогда Епифанец отправился к польским воеводам Сапеге и Лисовскому и рассказал им о смущении своих товарищей.
Польские же паны сочли Епифанца человеком опасным, способным погубить все дело, и решили его убить. Но донцы узнали об этом. Страшное возмущение произошло в их стане. Быстро собрались они при оружии на круг, вынесли иконы, помолились и все как один поклялись преподобному Сергию и Николаю «не делать зла царствующему городу Москве и стоять с православными заодно на иноверных».
В ту же ночь сели донцы на коней и пошли от стен Троицы на юг — к себе на Дон. Узнав об этом, поляки отправили за ними в погоню литовскую конницу. На реке Клязьме у деревни Вохны литовцы догнали казаков. Начались переговоры. Литовцы уговаривали донцов вернуться к полякам и продолжать осаду монастыря, но казаки были непреклонны. Тогда литовцы попытались вернуть их силой, но донцы отбились и спокойно вернулись на Дон, в свой Смагин юрт.
Следует отметить, что казаки, как донские, так и воровские, служили и у царя Василия, хотя в гораздо меньшем числе. По царскому указу от 25 февраля 1608 г. крестьяне, вступившие в московское войско, не подлежали выдаче своим господам, в то время как взятые в плен воровские казаки подвергались наказанию или возвращались в холопство. Некоторые казаки воспользовались возможностями, которые предоставлял им сей указ. Так, из тушинских таборов в Москву отъехал казак, а в прошлом сын боярский Милохов. В царском войске он по-прежнему служил казаком в станице Первуши Булгакова. В 1608 г. царский воевода Г.Л. Валуев объявил набор казаков из крестьян. Это стало известно из дела ростовского крестьянина В.Е. Харина, вступившего по призыву Валуева в казаки.
Во время похода князя М.В. Скопина-Шуйского из Новгорода к Москве в качестве казака к нему поступил на службу старицкий крестьянин Федор Михайлов. Позже и Харин, и Михайлов служили в «вольных» казачьих станицах.
Глава 10. Вторжение королевских войск
Не в силах самостоятельно справиться с тушинцами и ляхами из частных армий, царь Василий решил обратиться за помощью к Швеции. Как уже говорилось, наиболее выгодным для России было бы вторжение Швеции в Лифляндию и дальнейшее продвижение внутрь Польши. Кстати, после окончания русской смуты, в 1621 г., шведы так и поступили. Но Шуйский думал не о государственных интересах, а о своей собственной шкуре. Ему нужны были шведские наемники в Москве, и немедленно.
Начало века ознаменовалось династическим кризисом в Швеции. Карлу IX (герцогу Зюдерманландскому) удалось короноваться лишь в марте 1607 г. Естественно, что шведам поначалу было совершенно не до российских смут. Но как только обстановка стабилизировалась, шведское правительство обратило свои взоры на Россию. Проанализировав ситуацию, шведы пришли к выводу, что русская смута может иметь два основных сценария.
