Гедемин Меркис заключенный № 4. Сын премьер-министра Литвы. 1940-е годы
Очевидец тех давних событий, знакомая жены генерала, Марии Антоновны Лайдонер, Лилия Ивановна Полюшкина вспоминает: «Мария Антоновна закончила Петербургскую консерваторию по классу фортепьяно, жила в г. Меленки и в 1954 году преподавала музыку в клубе имени Первого мая, где я с ней познакомилась. Я у нее занималась музыкой. Ко всем окружающим она обращалась только на «Вы», но это было не признаком уважения, а так подчеркивалась дистанция. Внешне она очень походила на актрису Ермолову — высокая, статная, с гордо посаженной головой. Седая прическа уложена буклями. О себе мало что рассказывала. Был один сын, но у родителей с ним произошла размолвка, и он очень рано погиб. Из всех вещей и богатства остались только фотографии: ей каким-то образом удалось их сохранить, она мне их показывала в доме-интернате тайком на веранде. Это были фото в их доме, в больших залах, на фотографиях было запечатлено все высшее общество Эстонии того времени. Они с мужем всегда в центре. Много фотографий, где она в Париже или в зоопарке с тигренком. В 1955 году я поступила в Ленинградскую лесотехническую академию, и Мария Антоновна часто писала мне. Где-то в 1957 году я встретила ее в Меленках, она была очень оживлена, говорила, что только что приехала из Таллина. Останавливалась у своей горничной, которая сохранила некоторую одежду. Она мне говорила: «А в нашем доме сейчас Дворец пионеров». Потом она уехала в Таллин, и больше с ней мы уже не встречались. В этом доме-интернате находилось много знаменитых людей. Какая-то знаменитая балерина. Жена профессора с сыном. Я тогда была мала и многим не интересовалась. Многие умирали. Их хоронили по ночам, без гробов, просто завернутых в мешковину. Отвозили на кладбище на телеге, запряженной лошадью. Телега гремела по булыжной мостовой, а утром в дальнем углу кладбища появлялись новые холмики без табличек и имен».
БРАТ НАРКОМА
Орджоникидзе Константин Константинович, 1896 года рождения, младший брат наркома Серго Орджоникидзе, заключенный № 3. После смерти Серго Орджоникидзе по указанию Берия в мае 1941 года он был арестован. В течение трех лет велось следствие. Впоследствии его осудили Особым совещанием при НКВД СССР на срок пять лет тюремного заключения. Находясь в тюрьме, сидел в одиночной камере. Из материалов арестованного Константина Орджоникидзе: «Совершенно секретно. Справка на заключенного Владимирской тюрьмы МГБ СССР Орджоникидзе Константина Константиновича, 1896 года рождения, уроженец села Горежка Грузинской ССР, по национальности грузин, до ареста — инспектор-методист Главного управления гидрометереологической службы при СНК СССР. Арестован 5 мая 1941 года. Осужден 26 августа 1944 года Особым совещанием при НКВД СССР, на 5 лет тюремного заключения. 30 ноября 1946 года решением Особого совещания при МГБ СССР срок наказания продлен до 10 лет тюремного заключения». Из письма начальника Тюремного управления МВД СССР полковника внутренней службы М. Кузнецова заместителю министра внутренних дел Союза ССР генерал-полковнику Серову И.А.: «Во Владимирской тюрьме МВД СССР содержится заключенный Орджоникидзе Константин Константинович, осужденный Особым совещанием за незаконное хранение оружия и как социально опасный элемент, срок наказания которому оканчивается 5 мая 1956 года. По составу совершенного преступления заключенный Орджоникидзе подпадает под действие ст. 4 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 27 марта 1953 года «Об амнистии», и срок наказания ему надлежит сократить наполовину. В связи с сокращением срока наказания наполовину, оставшийся срок наказания отбыт и он подлежит освобождению из-под стражи. Докладывая об изложенном, прошу Ваших указаний. 7 апреля 1953 года». Виза заместителя министра была лаконична — «т. Кузнецову. Если отбыл, то пусть едет. И. Серов». Из воспоминаний ветерана уголовно-исполнительной системы и трудового фронта Петровой А.И.: «Заключенный № 3 вел себя очень тихо и скромно. Однажды он мне сказал очень тихо: «Берия — это враг народа»».
Уже после смерти И.В. Сталина постепенно всем номерным заключенным стали возвращать фамилии. «Секретно. Содержащихся во Владимирской тюрьме МВД СССР заключенных: 1) Клемент Тибор, 2) Пап Ласло Януш Ене, 3) Шандель Карл Карлович, 4) Майнере Вольфанг Иоганн, 5) Вадильо Мартинас Эвелио, 6) Дладжани Пьетро Стефаний, он же Аладжанян Петр Степанович — из числа номерных заключенных исключите и впредь числите их под настоящими фамилиями. Одновременно упомянутых выше заключенных разрешается содержать в общих камерах вместе с другими заключенными, осужденными к длительным срокам заключения, причем необходимо установить такой порядок, чтобы об их содержании во Владимирской тюрьме знало как можно меньше других заключенных, т. е. без особой необходимости не переводить их из камеры в камеру». В 1954 году большинство личных дел номерных заключенных будут пересмотрены. Сроки заключения в тюрьмах будут считать отбытыми, после чего их выпустят на свободу. После освобождения из тюрьмы бывшие номерные заключенные остались во Владимирском крае.
ЛИЧНАЯ ЖИЗНЬ И ЛИЧНАЯ МЕСТЬ СТАЛИНА
В послевоенный период Советским правительством проводится жесткая карательная линия в отношении тех, кто был недоволен политикой Сталина. Любые разговоры, связанные с личной жизнью, окружением Сталина, могли стать поводом для уголовного преследования. Знакомство с иностранцами, а тем более какие-либо связи с ними могли расцениваться как шпионаж. Союзы, объединения и даже кружки по интересам трактовались спецслужбами как участие в антисоветских группах. Слежка, доносы, прослушивание разговоров, аресты становятся привычным делом. Заметными номерными сидельцами были заключенные № 22 и 23, члены семьи Сталина — Анна Сергеевна Аллилуева и Евгения Александровна Аллилуева. Одной из причин ареста Анны Сергеевны и Евгении Александровны Аллилуевых явилась так называемая утечка информации о личной жизни Сталина. Министру государственной безопасности Абакумову B.C. было поручено перекрыть все каналы распространения и разглашения информации о вожде. 9 июля 1947 года принят Указ Президиума Верховного Совета СССР «Об уголовной ответственности за разглашение государственной тайны и за утрату документов, составляющих государственную тайну». По стечению обстоятельств одной из жертв этого Указа стал впоследствии и Абакумов. В 1946 году Анна Аллилуева опубликовала книгу «Воспоминания», в которой упоминала события 1917 года. Отец Анны и Надежды Аллилуевых, Сергей Яковлевич Аллилуев, был известным большевиком, революционером, дружил с Лениным и Сталиным, впоследствии стал тестем, отдав свою дочь Надежду за Сталина. В книге А.С. Аллилуева лестно отзывалась о «Сталине-революционере» и идеализировала его роль в революции. Сталин разрешил публикацию, Анну Сергеевну пригласили вступить в Союз писателей, но в 1947 году все изменилось. Книга подверглась резкой критике со страниц газеты «Правда», была изъята из библиотек и из продажи. Прослушивание разговоров в квартире Анны Сергеевны выявило совсем другое мнение о Сталине. Она винила его в расстреле своего мужа и разделяла убеждение в том, что Сталин в годы репрессий 30-х годов истреблял ленинскую гвардию — старых большевиков. Такие же разговоры были зафиксированы и в доме Евгении Александровны Аллилуевой, жены П.С. Аллилуева, брата Надежды и Анны.
Евгения Александровна (Земляницина) Аллилуева после смерти мужа П.С. Аллилуева вышла замуж за Н.В. Молочникова, тем самым потеряв близость к Сталину. Пятикомнатная квартира, где она жила, в связи с жилищным кризисом подверглась «уплотнению». Две комнаты районный жилотдел отобрал и вселил в них семью генерал-майора Угера Г.А. В квартиру А.С. Аллилуевой вселили заместителя министра металлургии Коробова. С понижением своего статуса они потеряли и кремлевские продовольственные пайки и стали отовариваться, как и все граждане, по карточкам. О недовольстве в разговорах жителей этих квартир Абакумов докладывал Сталину.
В декабре 1947 года арестовали Евгению Аллилуеву и ее мужа, обвинив ее в антисоветской деятельности и в том, что она якобы отравила своего первого мужа П.С. Аллилуева, а второго мужа, Молочникова, обвинили в измене Родине. В 1948 году по такому же обвинению была арестована Анна Аллилуева. Особым совещанием МГБ СССР им были присвоены следующие номера:
№ 21 — Молочников Николай Владимирович;
№ 22 — Аллилуева Евгения Александровна;
№ 23 — Аллилуева Анна Сергеевна.
За измену Родине Молочников заочно был приговорен к 25 годам тюремного заключения, а обе Аллилуевы — к 10 годам тюремного заключения каждая. Из справки по делу заключенного № 22: «(Вместо фамилии прочерк) Евгения Александровна, 1898 года рождения, уроженка города Новгорода, русская, из семьи священника, бывший член ВКП(б) с 1918-го по 1919 год, выбыла из партии механически за неуплату членских взносов, домохозяйка. Прибыла во Внутреннюю тюрьму МГБ СССР 10 декабря 1947 года, откуда переведена 11 декабря 1947 года в Лефортовскую тюрьму. Числилась за специальной частью по особо важным делам МГБ СССР. Арестована 10 декабря 1947 года. Осуждена Особым совещанием МГБ СССР 29 мая 1948 года к тюремному заключению на 10 лет, считая срок с 10 декабря 1947 года. Лично принадлежащее имущество конфисковать. Находится во Владимирской тюрьме МГБ. 19 октября 1950 года».
