Ознакомительная версия.
Окончательно согласованный текст договора состоял из семи пунктов и был подписан в 2 часа 30 минут ночи 24 августа. При этом официальной датой его подписания считается 23 августа 1939 г. Свое название пакт получил в честь подписавших его Молотова и Риббентропа и вступил в силу немедленно, даже не дожидаясь ратификации, а срок его Действия устанавливался в 10 лет. При этом если ни одна из Договаривающихся сторон не денонсировала соглашение за год до его истечения, то оно автоматически продлевалось на последующие пять лет. Договор был немедленно напечатан во всех газетах, ведь в его содержании не было ничего необычного. Но дело было вовсе не в самом пакте: в его заключении не было особой необходимости, ведь еще 24 апреля 1926 г. в Берлине представители СССР и Германии уже подписали договор о ненападении и нейтралитете. Он был заключен на пять лет, а 24 июня 1931 г. продлен без указания срока истечения. Этот договор расторгался только через год после его денонсации любой из договаривающихся сторон, а в случае ее отсутствия продолжал действовать [180]. Действовал он и в 1939 г.
Очевидно, подлинный смысл пакта 1939 г. для обеих сторон заключался в оставшемся секретным для всего остального мира дополнительном протоколе. Вот его текст:
«При подписании договора о ненападении между Германией и Союзом Советских Социалистических Республик нижеподписавшиеся уполномоченные обеих сторон обсудили в строго конфиденциальном порядке вопрос о разграничении сфер обоюдных интересов в Восточной Европе. Это обсуждение привело к нижеследующему результату:
1. В случае территориально-политического переустройства областей, входящих в состав Прибалтийских государств (Финляндия, Эстония, Латвия, Литва), северная граница Литвы одновременно является границей сфер интересов Германии и СССР. При этом интересы Литвы по отношению Виленской области признаются обеими сторонами.
2. В случае территориально-политического переустройства областей, входящих в состав Польского государства, граница сфер интересов Германии и СССР будет приблизительно проходить по линии рек Нарева, Висла и Сана.
Вопрос, является ли в обоюдных интересах желательным сохранение независимого Польского государства и каковы будут границы этого государства, может быть окончательно выяснен только в течение дальнейшего политического развития.
Во всяком случае оба правительства будут решать этот вопрос в порядке дружественного обоюдного согласия.
3. Касательно юго-востока Европы с советской стороны подчеркивается интерес СССР к Бессарабии. С германской стороны заявляется о ее полной политической незаинтересованности в этих областях.
4. Этот протокол будет сохраняться обеими сторонами в строгом секрете.
Москва,
23 августа 1939 г.
По уполномочию За Правительство
Правительства СССР Германии
В. Молотов И. Риббентроп» [181].
Необходимо отметить, что само заключение секретного протокола вне зависимости от его содержания было несомненным отходом от принципа отказа от тайной дипломатии, во всеуслышание провозглашенного на заре советской власти в «Декрете о мире». Тем более что секретный протокол прямо противоречил Статье 3 договора о ненападении между СССР и Польшей, заключенного 25 июля 1932 г. и продленного 5 мая 1934 г. до конца 1945 г. Там было сказано предельно четко:
«Каждая из договаривающихся сторон обязуется не принимать участия ни в каких соглашениях, с агрессивной точки зрения явно враждебных другой стороне» [182].
Мало того, руководители СССР и Германии келейно взяли на себя решение важнейших вопросов существования других стран, откровенно растоптав один из принципов основополагающих международного права — принцип суверенного равенства государств. Но люди, составившие и подписавшие пакт, меньше всего задумывались о моральной стороне своих действий и о каких-то правах тех стран и их населения, которые они беззастенчиво поделили между собой, ведь их гораздо больше заботила своя собственная выгода. Гитлер сделал Сталину предложение, от которого трудно было отказаться. Приняв его, советский вождь получил, наконец, реальную возможность присоединить к СССР земли, которые когда-то входили в состав Российской империи. Сталин тогда искренне считал этот шаг своим огромным успехом и был уверен, что теперь все козыри находятся в его руках и он мог диктовать условия большой международной игры, когда пожелает.
Между тем он не осознавал серьезнейшую внутреннюю противоречивость своей международной политики: основным военно-политическим и экономическим партнером Советского Союза стала нацистская Германия, страна с изначально глубоко враждебной ему идеологией. Тем самым СССР оказывал существенную помощь своему же несомненному смертельному врагу. Главным в этой помощи были даже не поставки в Германию стратегического сырья и не моральная поддержка ее на международной арене. Немцам была предоставлена бесценная возможность бить своих врагов поодиночке, и они ее не упустили.
Если кратко подытожить развитие событий^ Европе в канун Второй мировой войны и во время ее начального периода, то складывается следующая картина. Пользуясь попустительством руководства западных держав, и прежде всего Англии и Франции, с их близорукой политикой «умиротворения» Германии, кульминацией которой стало Мюнхенское соглашение, Гитлер и его клика создали на заранее подготовленном фундаменте рейхсвера мощную армию агрессии — вермахт. С овладением Австрией и Чехословакией, гитлеровская Германии вышла на выгодные исходные рубежи для развязывания Второй мировой войны. Обеспечив себе крепкий тыл в результате сговора с СССР, оформленного пактом Молотова-Риббентропа, нацистам удалось в короткие сроки коренным образом изменить соотношение сил в Европе в свою пользу. А потом настала очередь Советского Союза…
Поневоле возникает вопрос: была ли у Сталина альтернатива заключению пакта с нацистами, и если да, то какая? Как известно, история не терпит сослагательного наклонения, но это уже тогда, когда происшедшие события стали историей. А в то время у Сталина, безусловно, был выбор различных вариантов действий. Например, заключить военный союз с Англией и Францией, направленный против Германии. Мы уже говорили о том, почему эта возможность не была реализована. Можно добавить еще одну причину: несмотря ни на какие советы и уговоры англичан и французов, поляки категорически отказывались допустить Красную Армию на свою территорию, и у них были серьезные опасения. Вот как их сформулировал тогдашний министр иностранных дел Польши Ю. Бек:
«Маршал Ворошилов пытается осуществить теперь мирным путем то, чего он добивался при помощи военной силы в 1920 году» [183].
Однако упорство поляков в этом важном для них самих вопросе было отнюдь не беспредельным. Национальный герой Польши и ее многолетний лидер маршал Ю. Пилсудский завещал своим наследникам принцип, согласно которому запрещалось даже рассматривать возможность разрешения чужеземным солдатам войти в страну. Но во время войны это правило могло и смягчиться. Именно поэтому 19 августа 1939 г. начальник главного штаба польской армии генерал В. Стахевич в разговоре с французским и английским военными атташе вначале долго настаивал: «Польша не может согласиться, что иностранные войска вступят на ее территорию». Но затем он все же добавил: «‹…› с одной стороны, этот принцип был противопоставлен немцам, а с другой стороны, как только начнутся военные действия, он не будет иметь первоначального значения» [184].
По существу, СССР в то время было выгодно использовать территорию Польши в качестве предполья на случай войны с Германией. Польская армия своим сопротивлением обеспечила бы время, вполне достаточное для полной мобилизации и развертывания Красной Армии. В боях с поляками немцы понесли бы большие потери в людях и израсходовали немалые материальные средства, особенно горючее и боеприпасы. Вермахт оказался бы не способен немедленно начать интенсивные операции против СССР. При столкновении с Красной Армией его фланги не были обеспечены: ни Румыния, ни Финляндия в 1939 г. и сами не являлись союзниками Германии, и не имели на своей территории немецких войск. А главное, над германским тылом на Западе тогда нависала французская армия, которая одним фактом своего существования отвлекала на себя значительные силы немцев. При этом сам вермахт образца лета 1939 года был вовсе не так велик и силен, каким он стал через два года. У него еще не было ни свежего боевого опыта, ни значительных обученных людских резервов, ни достаточных материальных ресурсов, необходимых для ведения длительной войны на два фронта, ни даже разработанного плана войны с СССР. Таким образом, начальные условия для вступления в схватку с немцами осенью 1939 года для Красной Армии сложились бы намного более благоприятными, чем в злополучном июне 1941 года.
Ознакомительная версия.
