Таким образом, в 1831 году он создал новую версию текста, не основанного на Т. R. Этот дерзкий поступок был первым в своем роде. Спустя более трехсот лет мир увидел издание греческого Нового Завета, основанное исключительно на древних источниках.
Стремление Лахмана составить текст в том виде, в котором он был известен в конце IV века, не всегда оказывалось понятным, и даже если его находили понятным, то не всегда ценили. Многие читатели считали, что Лахман претендует на славу составителя «оригинала», и протестовали, так как при этом он принципиально отказался почти ото всех источников (поздних текстов, содержащихся во множестве манускриптов). Другие замечали сходство его метода с подходом Бентли, у которого тоже рождалась идея сравнить самые ранние греческие и латинские манускрипты, чтобы выявить текст IV века (но Бентли считал, что получится текст, известный Оригену в начале III века), поэтому Лахмана иногда называли подражателем Бентли. Но в действительности Лахман просто избавился от гнета бесполезной, установившейся в среде печатников и ученых традиции отдавать предпочтение Т. R., который, безусловно, не заслуживал подобного статуса, так как печатался и перепечатывался не потому, что все считали его основанным на достоверной текстовой базе, а по той простой причине, что именно этот текст был и привычным, и знакомым.
Лобеготт Фридрих Константин фон Тишендорф
В то время как ученые, подобные Бентли, Бенгелю и Лахману, совершенствовали методологию исследования разночтений в манускриптах Нового Завета, в старых библиотеках и монастырях Востока и Запада обнаруживались ценные находки. Поиском библейских рукописей и публикацией их текстов наиболее усердно занимался в XIX веке ученый с примечательным именем Лобеготт Фридрих Константин фон Тишендорф (1815–1874). Его назвали Лобеготтом (нем. «Хвала Богу»), так как перед тем, как он родился, его мать увидела слепого и впала в суеверную убежденность, что ее младенец родится слепым. Когда же он появился на свет совершенно здоровым, мать посвятила его Богу, назвав довольно редким именем.
Тишендорф был на удивление пылким и увлеченным ученым, который считал свою работу, связанную с текстом Нового Завета, священной, предначертанной свыше. В двадцать с небольшим лет он писал своей невесте: «Передо мной стоит священная задача — восстановить оригинал Нового Завета»[85]. Чтобы выполнить эту священную задачу, он изучал каждый манускрипт, какой только ему удавалось найти в каждой библиотеке и монастыре. Тишендорф совершил несколько путешествий по Европе и «Востоку» (имеется в виду Ближний Восток) и повсюду искал, расшифровывал и публиковал манускрипты. Одной из его самых ранних и наиболее известных удач стал давно найденный, но так и не прочитанный манускрипт. Это был палимпсест Ефремов кодекс ( Codex Ephmemi Rescriptus), хранящийся в Национальной библиотеке Парижа. Кодекс представлял собой греческий манускрипт Нового Завета, относящийся к V веку, но в XII веке его соскоблили, чтобы повторно использовать листы пергамента для записи некоторых проповедей сирийского отца церкви Ефрема. Неполностью соскобленный текст просматривался сквозь более поздний, но был виден так плохо, что даже самым опытным исследователям удалось расшифровать лишь малую часть слов. Однако во времена Тишендорфа появились химические реактивы, благодаря которым более ранний текст мог проявиться. Осторожно нанося эти реактивы и медленно продвигаясь по тексту, Тишендорф сумел разобрать его слова, представил миру первую успешную расшифровку древнего текста и приобрел определенную репутацию в заинтересованных кругах.
В этих кругах нашлись люди, у которых Тишендорфу удалось получить финансовую поддержку, необходимую для путешествий в другие страны Европы и Ближнего Востока с целью поиска манускриптов. Самой знаменитой находкой Тишендорфа стала одна из поистине великих рукописных копий Библии, существующих по сей день, — Синайский кодекс. История его обнаружения больше похожа на легенду, хотя известна нам со слов, записанных рукой Тишендорфа.
В 1844 году еще не достигший тридцатилетия Тишендорф предпринял поездку в Египет. Верхом на верблюдах он и его спутники добрались до пустынного монастыря святой Екатерины. О том, что произошло в монастыре 24 мая 1844 года, подробно рассказал сам Тишендорф:
Жемчужину всех моих исследований я нашел у подножия горы Синай, в монастыре святой Екатерины. Посетив монастырь в мае 1844 года, я заметил посреди просторного помещения вместительную корзину, полную старых пергаментов, и библиотекарь, сведущий человек, сообщил мне, что две такие же кучи рукописей, заплесневевшие от времени, уже предали огню. Каким же было мое изумление, когда в этом ворохе я обнаружил довольно много листов экземпляра Ветхого Завета на греческом — как мне показалось, самого древнего из виденных мной. Монастырское начальство позволило мне забрать треть этих пергаментов, или сорок три листа, весьма охотно, поскольку их все равно собирались сжечь. Но выпросить остальное мне не удалось. Слишком явная радость, которую я выказал, возбудила их подозрения насчет ценности манускрипта. Я разобрал и переписал страницу текста из Исайи и Иеремии, и потребовал, чтобы монахи с религиозным рвением берегли все подобные рукописи, какие им попадутся[86].
Тишендорф попытался забрать и оставшуюся часть драгоценного манускрипта, но так и не смог убедить монахов расстаться с ним. Вернувшись в монастырь через девять лет, он обнаружил, что рукопись пропала бесследно. Затем в 1859 году он совершил новое путешествие — на этот раз под покровительством русского царя Александра II, питавшего интерес ко всему христианскому, особенно к христианским древностям. Никаких следов манускрипта не находилось вплоть до последнего дня очередного пребывания Тишендорфа в монастыре. Получив приглашение посетить келью монастырского эконома, Тишендорф завел с ним разговор о Септуагинте (греческом Ветхом Завете) и услышал от эконома: «Я тоже читал Септуагинту». И он вынес из угла комнаты фолиант, завернутый в красную ткань. Тишендорф продолжает:
Я развернул его и, к своему полному изумлению, обнаружил не только те самые фрагменты, которые пятнадцать лет назад извлек из мусорной корзины, но и другие тексты Ветхого Завета, полный Новый Завет и вдобавок Послание Варнавы и часть «Пастыря» Ерма. Радость переполняла меня, но на этот раз я постарался скрыть ее от эконома и остальных собравшихся и как можно небрежнее попросил позволения забрать манускрипт в келью, где я спал, чтобы на досуге полистать его[87].
Тишендорф мгновенно понял, что за манускрипт перед ним — самый ранний из уцелевших источников текста Нового Завета, «самое драгоценное библейское сокровище из всех существующих — документ, возрастом и значением превосходящий все манускрипты, которые мне доводилось изучать». После сложных и длительных переговоров, во время которых Тишендорф недвусмысленно намекал монахам, что его покровитель, русский царь, будет настолько обрадован преподнесенной в дар редкой рукописью, что наверняка сделает щедрые денежные пожертвования монастырю, ему наконец разрешили увезти манускрипт в Лейпциг. Там за царский счет Тишендорф подготовил роскошное четырехтомное издание, вышедшее в свет в 1862 году к тысячелетию основания Российской империи[88].
После революции 1917 года новое русское правительство, нуждающееся в средствах и незаинтересованное в хранении манускриптов Библии, продало Синайский кодекс Британскому музею за 100 тысяч фунтов стерлингов. В настоящее время он как часть постоянной экспозиции Британской библиотеки выставлен в зале манускриптов.
Разумеется, это был всего один из многочисленных вкладов Тишендорфа в развитие текстологии[89]. Всего он опубликовал 22 издания раннехристианских текстов, а также восемь отдельных изданий греческого Нового Завета — все восемь по сей день остаются кладезем сведений, подтверждающих подлинность тех или иных разночтений греческого текста. О плодовитости этого ученого говорит библиографический очерк, подготовленный Каспаром Рене Грегори: в этом очерке список публикаций Тишендорфа занимает целиком одиннадцать страниц[90].
