Лоси не бегут от зимы. Лосю и зимой хватает тепла и корма.
Пахнет мокрой хвоей, от костра пахнет картошкой и подгорающей на прутике колбасой. Березняк совсем растворился в белой кисее тихого снегопада. Только стволы осин снизу темнеют, как обгорелые. Прямо над головой — тихий шорох.
Два поползня вниз головой вьются по корявому стволу старого вяза. Поползни при осенних достатках имеют привычку прятать зерна в складки коры. Теперь бегают, ищут запасы. А снег идет и идет. На шапке сугробец, на воротнике. Чуть повернулся — снег холодит щеки. Кажется — как в детстве, хороший друг подкрался сзади, взял твою голову руками в белых варежках и молчит: угадай, кто? Крот роет еще не замерзшую землю.
Один за другим появляются метрах в десяти от костра бугорки рыхлой земли размером с шапку.
На глазах черные бугорки белеют. На носках крадусь к последнему бугорку… Услышал крот, перестала земля пузыриться.
Шаг за шагом в глубь леса. Три лосенка стоят в осиннике. Неделю назад я их видел в той же лощине. Тогда метнулись; сейчас стоят, нюхают воздух, не убегают. Лосята первый раз видят, как падает снег. С треском сорвались с березы, нырнули книзу и пропали за белыми хлопьями две черных птицы. Шум крыльев тонет, как в вате. Кто один раз слышал тетеревиные крылья, тот захочет еще раз услышать. Иду наугад. Опять слетели, исчезли в пяти шагах.
Кружу по лесу. Ружья нет, снимать нельзя в снегопад. Одна награда — шум крыльев.
Ноги наконец устают. Мысль обращается к дому. Но где он? В белом молоке нет никаких примет, ни солнца, ни ветра. Снега уже по щиколотку. Неожиданно вижу следы. Большие и маленькие от резиновых сапожков. Иду по следам.
Вот около рябины двое стояли. Сломили ветку с морозными ягодами, на полянке владелец резиновых сапожков вывел палкой печатные буквы: «КОЛЯ».
Падает снег, и падают с берез маленькие, похожие на птиц семена. Вот тут двое, около пня, разворошили старые листья. Вот следы пошли к замерзшему бочагу. Сапожки прокатились по льду и увидели пустое дупло дятла в осине… Да вот и люди — старик и мальчик лет семи — девяти. Остановились. Старик что-то рассказывает, мальчик подставил ладонь, ловит снежинки. Так вот куда вышел! Около початой копенки сена стоит годовалый теленок со школьным звонком на шее.
Теленок тоже первый раз видит, как падает снег…
— Как лучше пройти до станции?
Старик оборачивается, довольный, что есть с кем перекинуться словом, идет навстречу.
— А вот так, по просеке, возле горелой сосны свернешь… Нет, напрямик не пройдешь — река не стала еще…
Лиса готова подраться за свой нелегко добытый обед.
Мальчик лепит в ладонях снег и швыряет в теленка. Один комок попадает. Теленок, взбрыкивая, бежит к сараю. Глухо звенит звонок.
Снежная занавесь поредела. Мелькнула звезда в разорванных облаках. Снег начинает скрипеть под ногами. Минутная остановка, чтобы достать в рюкзаке забытое яблоко. Вот всю ладонь, румяное яблоко. Было когда-то лето…
Сумерки. Если бы не просека, в два счета бы заблудился. В ботинках мокро, штаны мокрые до колен. Как великие блага вспоминаются чай, лампа и печка. Но я много раз валился от усталости и вымокал. Хорошо знаю: там, в тепле, этот прожитый день будет потом вспоминаться и сниться. Я видел, как приходит зима.
Фото автора. 13 ноября 1964 г.
Два любопытных знакомства
Студенты: отец и дочь
Да. Студенты — отец и дочь. Учатся в Московском авиационном институте. Отец — на пятом курсе, дочь — на втором. Живут в одном общежитии. Дочь на втором этаже, отец живет этажом выше. Дочери — восемнадцать. Отцу только что исполнилось сорок.
Студенты — отец и дочь. Отцу — сорок, дочери — восемнадцать.
Я застал их у чертежной доски. Отец шутливо прикинулся замученным и усталым:
— И когда только детей в люди выведешь. Вот зовет: «Папа, где-то в чертеже у меня ошибка».
Сижу ищу. А у меня свои чертежи…
И засмеялись оба — и дочь, и отец. И в этом смехе проглянуло все сразу: и дружеская манера держаться, и задорный характер обоих, и студенческий дух общежития, и еще что-то, располагающее к людям настолько, что мы уже втроем начинаем искать ошибку.
А потом я держу в руках фотографию с россыпью домиков. Вот их домик — окошком смотрит на океан. Самый край света: остров Сахалин, поселок Мгачи. Сто шагов от дома — и океан. Видно на фотографии: идет к океану из дома женщина с ведрами. У изгороди стоят парень и девочка лет шести.
— Это мама, это сестренка и брат Володя, — говорит дочь.
— Жена, дочка и сын, — говорит отец. — Я точно высчитал: отсюда до нашей калитки десять тысяч двести одиннадцать километров.
— Сегодня говорили с мамой по телефону.
У меня всегда праздник, когда говорю с мамой по телефону.
У отца тоже на лице праздник. Разговор телефонный, и посылка сегодня пришла с грибами, которые летом на Сахалине всей семьей собирали. На этом семейном студенческом празднике я был посвящен во все подробности жизни до этого часа неизвестного мне сахалинского Мгачи. Я согласился: на земле это, конечно, самое интересное место. И обещал, если случится, непременно не обойти Мгачи.
Но, понятное дело, было интересно узнать и про дорогу из Мгачи в Москву. Дочь побежала в соседнюю комнату за утюгом, а отец рассказал, как это получилось, что отец и дочь оказались в одном институте.
Конечно, у отца, как у всех, был выпускной вечер. Он хорошо помнит число — 21 июня.
Потому помнит, что на другой день жизнь пошла по новой дороге и мечты «надо было прятать в котомку». А мечта была: стать авиационным конструктором. Он и документы послал в Харьковский институт. А когда шел с котомкою рыть окопы для фронта, заглянул в институт. «Вы зачислены, — сказала старушка из приемной комиссии. — Все отличники приняты без экзаменов. Вы студент теперь, поздравляю».
Студент ушел воевать. А после войны пошли дороги совсем не так, как мечталось. Женитьба, дети, жажда работы.
И, можно сказать, хорошо жизнь сложилась: стал директором школы на Сахалине. Возился со своими и чужими детьми без малого пятнадцать лет. А потом увидел ясно: не своим делом занят.
Оглянулся — тридцать пять лет позади. Уже и пенсия по сахалинскому счету пришла к человеку. Уже и старшая дочь невестою ходит.
И все-таки решился. Решился держать экзамен в авиационный институт. И выдержал.
И не ошибся, поверив мечте юности.
Последний год в институте. Получает Ленинскую стипендию. Учится на факультете авиационных двигателей. Человек счастлив. Этого счастья могло бы и не случиться без жены Ольги Васильевны, которая и поддержала, и поняла мужа. Это счастье передалось и дочери, которая поступила в прошлом году в «отцовский институт». Это счастье отыскавшего в жизни свою дорогу передалось от бывшего директора и ученикам школы в поселке Мгачи. Видно, горячо и интересно рассказывал бывший директор об институте и о профессии инженера — пять молодых жителей Мгачи успешно поступили в Московский авиационный институт.
Вот и вся история. Я совсем забыл, что следует представить вам дочь и отца. Отец — Данил Владимирович, дочь — Люба. Фамилия — Поташниковы.
Легко ли с такой фамилией?
Мы познакомились в шумном коридоре физического факультета. Он протянул руку:
— Михаил Ломоносов, студент МГУ.
Я улыбнулся.
— В Москву пешком?..
— Нет, самолетом…
Выяснилось: прилетел он с берегов Белого моря. Учился в школе под Архангельском, недалеко от Холмогор, тех самых, откуда пришел в Москву его однофамилец и тезка. В окно виден потемневший от осенних дождей бронзовый памятник. Показываю на него глазами.
— Не родственник?
— Нет. Сколько раз я уже отвечал на этот вопрос.
Думаете, легко жить с такой фамилией?.. Принес документы в прошлом году. В приемной комиссии оживление: «Михаил Ломоносов? Так-так… Вы, товарищ Ломоносов, четвертый по счету в Московском университете. Первым был он», — и показывают на памятник. Ну и теперь тоже. Чуть что — сразу того Ломоносова вспоминают.
Сейчас на физическом факультете два Ломоносовых. Студент Михаил Ломоносов и аспирант Михаил Ломоносов. Есть на втором курсе и один Исаак Ньютон. Приехал учиться из Африки. Профессор физики, любитель шуток, первую лекцию начал словами: «Двести девять лет живет на земле Московский университет.
Но первый раз лекции у нас слушает Исаак Ньютон…»
— Ну конечно, в этот же раз и меня помянули…
Полчаса я уговаривал Михаила Ломоносова сфотографироваться.
— Ну зачем? Что я сделал такого, чтобы снимок в газету… Ну вот, и вы туда же — фамилия. Был бы хоть отличник. Тройки у меня. Понимаете, тройки…
