В связи со сказанным, нельзя не подчеркнуть: одной из причин (может и не самой главной, но не менее существенной) такого отношения было то, что каждая из ветвей немецкой оккупационной власти имела «своих» белорусских националистов, которые постоянно враждовали между собой. Например, общеизвестен конфликт между И. Ермаченко и Р. Островским, вследствие которого последний был вынужден уехать из Белоруссии в Западную Россию и не появляться в генеральном комиссариате до самой смерти Кубе[248].
Следующий пример. Всем группам более или менее пронемецки настроенных белорусских националистов не давала покоя деятельность В. Ивановского, который был настроен больше прозападно и пропольски. Доносы на Ивановского начались сразу же после его приезда в Минск в ноябре 1941 г. Однако, по неизвестной причине, Кубе не трогал его и даже сделал бургомистром Минска и членом БРД. Развязка наступила в начале декабря 1943 г., когда Ивановский был убит неизвестными прямо на улице. По официальной версии это сделали советские агенты. Тем не менее, многие до сих пор убеждены, что это было сделано по приказу нового генерального комиссара фон Готтберга, который, тем самым, обезглавил белорусское националистическое подполье и расчистил дорогу своему ставленнику Островскому[249].
Наконец, еще один белорусский общественно-политический деятель – Ф. Акинчиц – вообще ненавидел всех: и тайных антинацистов, и откровенных коллаборационистов. Многих из числа последних он, например, считал недостаточно пронемецки настроенными и поэтому недостойными возглавлять местную администрацию на территории генерального округа «Белоруссия». Выше уже говорилось, что осенью 1941 г. в Минске была создана БНС, возглавил которую И. Ермаченко, специально посланный для этого в Белоруссию Розенбергом. Не секрет, что Ермаченко пользовался полным доверием Кубе, который одобрял все его действия, направленные на превращение БНС в полноценное национальное правительство. Такой ход событий не многим отличался от взглядов Акинчица. Правда, было только одно «но». По словам польского историка Ю. Туронека, «он сам хотел быть строителем белорусского государства»[250]. И вот теперь, после ухода с политической сцены Щорса и Островского, главным противником Акинчица стал Ермаченко. Тем не менее, сражаться с ним было непросто: оба политика были служащими ведомства Розенберга, и апеллировать о посредничестве пока было не к кому. Нужно было менять тактику. Поэтому Акинчиц сосредоточил всю свою деятельность на так называемом «движении молодых активистов». Этих бывших советских военнопленных – выпускников его пропагандистского лагеря в Вустрау – он смог во множестве пристроить на ответственные посты в оккупационной администрации генерального округа. По замыслам Акинчица, молодежь должна была активно участвовать в борьбе с врагами нового строя, создать свои отряды СС, а в перспективе стать основой общебелорусской национальной организации – надежной опоры немецкого руководства. Забегая вперед, следует сказать, что, несмотря на все попытки Кубе приписать создание такой организации исключительно себе, она была создана летом 1943 г. именно по «лекалам» Акинчица и из подготовленных им в Вустрау людей[251].
В результате такой деятельности Акинчица, на территории генерального округа «Белоруссия» оформилась оппозиционная к официальному руководству БНС группа. Эти, в основном, молодые люди руководствовались идеями Акинчица, которые он, в целом, сформулировал в своей программной статье «Своевременные мысли». Статья эта была довольно объемная. Однако ее основная мысль заключалась в следующем тезисе: «Есть у нас «политики», писал Акинчиц, которые призывают «ни в коем случае не отвлекать наше внимание от своих белорусских проблем», и напоминают, что «значимость современных событий не должна закрывать «незначительность» нашего дела и мешать в строительстве завтра, в собирании и укреплении наших белорусских сил». Таким «политикам» следует напомнить, что судьба белорусского дела зависит исключительно от судьбы антибольшевистского фронта. Было бы большим несчастьем для белорусов, если бы в этот момент, когда страна выбита из колеи нормальной жизни, к власти над ней дорвалась бы некая группа лиц, которые ничего за собой не имеют, кроме болезненных амбиций и жажды власти». Не секрет, что под вышеуказанными «политиками» подразумевались все, кто был не согласен с линией Акинчица[252].
Однако Кубе, который по-своему разыгрывал карту белорусского национализма, игнорировал требования лидера белорусских нацистов и не позволял газетам размещать его критику БНС и Ермаченко. Зато к этой критике более внимательно стало относиться центральное полицейское руководство Третьего рейха и его минские органы. Гиммлер уже давно крайне негативно относился к политике Кубе. На его взгляд, генеральный комиссар «Белоруссии» являлся проводником идей, полностью противоречащих интересам Германии. Вскоре немецкая служба безопасности повела активное наступление на Кубе, фактическим подспорьем чего стали рапорты Акинчица и его группы. Таким образом, они оказали существенное влияние на сфабрикованное в декабре 1942 – январе 1943 г. дело Ермаченко, который был обвинен в государственной измене. Как известно, руководитель БНС смог избежать смерти. Однако в атмосфере развернувшегося затем немецкого террора были репрессированы многие белорусские активисты в Минске и на местах. В том числе был арестован и убит ксендз В. Годлевский. Если верить послевоенным белорусским мемуаристам, его смерть также на совести Акинчица[253].
В начале 1943 г. позиции Кубе и БНС были значительно ослаблены, и Акинчиц уже праздновал скорую победу. А в том, что он, наконец, достигнет своей цели, сомневаться не приходилось: все немецкие карательные органы в Германии и Белоруссии были на его стороне. Однако довести задуманное до конца ему так и не удалось. 5 марта 1943 г. Акинчиц был застрелен на минской квартире своего давнего соратника В. Козловского. Это убийство приписывают советскому агенту А. Матусевичу[254]. Тем не менее, в этом деле до сих пор много не ясного. Все донесения советских агентов, которые находились на тот момент в Минске и его окрестностях, свидетельствуют о том, что это покушение стало для них неожиданностью. Поэтому, большинство современных белорусских историков склонны считать, что устранение Акинчица было местью сторонников Годлевского. А Матусевич был использован, что называется, «втемную». Наконец, не исключено и участие Кубе в этой акции. Так, отдел прессы генерального комиссариата запретил газетам публиковать известие о покушении и смерти Акинчица. Вероятно, оккупационным властям было просто невыгодно даже обычное упоминание об этом деле, не говоря уже о его причинах[255].
Естественно, что все эти конфликты националистических группировок не создавали здоровой обстановки. Нередко это давало повод некоторым немецким представителям утверждать, что с белорусскими националистами вообще нельзя сотрудничать, так как они не могут договориться даже между собой.
5 июля 1944 г. БЦР прибыл в Кенигсберг, а уже в августе переехал в Берлин. Здесь начался новый этап истории белорусских коллаборационистских организаций. Этот этап не был таким длинным, как предыдущий. Однако по своей насыщенности он мало уступает ему. Белорусские националисты, хотя и начали работать в совершенно новых для них условиях, столкнулись здесь с проблемами, которые своими корнями уходили в оккупационный период. И опять национальная политика нацистов играла здесь не последнюю роль.
Еще до прибытия БЦР в Берлин, Розенберг признал его «единственным политическим представительством белорусского народа». На этот шаг Министерство по делам оккупированных восточных областей не могло решиться с декабря 1943 г. В условиях же конца лета 1944 г. это свидетельствовало о том, что Розенберг задумал использовать БЦР как одну из фигур в своей политической игре. Делать это было очень выгодно, так как даже с пропагандисткой точки зрения эта организация имела более высокую ценность, чем другие, подобные ей организации «восточных» народов. Во-первых, в отличие от них, БЦР был создан на своей территории, а не в эмиграции. Во-вторых, главным источником его «легитимности» был не какой-нибудь указ оккупантов, а «воля делегатов 2-го Всебелорусского конгресса». И, в-третьих, функционирование совета в эмиграции можно было представить, как результат прерванного Красной Армией процесса создания белорусского государства под немецкой оккупацией[256].
Через некоторое время после признания БЦР Розенбергом, 20 августа 1944 г., Островский обнародовал протест, адресованный «всем правительствам и народам мира» и направленный против «оккупации Белоруссии советскими войсками». «БЦР рассматривает этот акт большевистской Москвы, говорилось в документе, как очередное циничное нарушение международного права. БЦР рассматривает очередную оккупацию Белоруссии большевиками как временную военную оккупацию и призывает весь белорусский народ, как на оккупированной территории, так и за ее границами, для наискорейшего освобождения своей родины»[257].
