Бучинский пересылал Лжедимитрию дурные вести: он писал, что требования его относительно титула произвели всеобщее негодование между панами; что те из них, которые и прежде ему не благоприятствовали, подняли теперь снова головы и голоса: так, воевода познаньский упрекал короля в неблагоразумном поведении относительно дел московских, говорил, что, отказавши Димитрию в помощи, можно было бы много выторговать у Годунова, а теперь от Димитрия вместо благодарности одни только досады: требует такого титула, какого не имеет ни один государь христианский; за это самое, продолжал воевода, бог лишит Димитрия престола да и в самом деле пора уже показать всему свету, что это за человек, а подданные его должны и сами о том догадаться. Сюда присоединялись еще жалобы поляков, приехавших из Москвы ни с чем, потому что пропировали там все жалованье. В заключение Бучинский доносил о слухах из Москвы, что Димитрий не есть истинный царевич и недолго будет признаваться таким. Слухи эти, по польским известиям, дошли таким образом: когда Димитрий, узнавши об обручении Марины, выбирал человека, которого бы мог послать с благодарственными письмами к Мнишку и королю, то Шуйские обратили его внимание на Ивана Безобразова, который и был отправлен в Краков с письмами от Димитрия и с тайным поручением от бояр. Он требовал свидания с литовским канцлером Сапегой, но король нашел, что важность сана Сапеги обращала на него всеобщее внимание и потому трудно было бы скрыть переговоры его с Безобразовым от Бучинского и русских, находившихся в Кракове. Уговорились, чтобы вместо Сапеги Безобразов открылся возвратившемуся из Москвы Гонсевскому. Последний узнал от Безобразова, что Шуйский и Голицыны жалуются на короля, зачем он навязал им человека низкого, легкомысленного, распутного тирана, ни в каком отношении недостойного престола. Безобразов объявил о намерении бояр свергнуть Лжедимитрия и возвести на престол сына Сигизмундова, королевича Владислава. Бояре, если известие справедливо, достигали своей цели как нельзя лучше: Сигизмунд, который теперь в низложении Димитрия видел не ущерб, но выгоду для себя и для Польши, велел отвечать боярам, что он очень жалеет, обманувшись насчет Димитрия, и не хочет препятствовать им промышлять о самих себе. Что же касается до королевича Владислава, то он, король, сам не увлекается честолюбием, хочет и сыну внушить такую же умеренность, предоставляя все дело воле божией.
Римский двор внимательно следил за отношениями Лжедимитрия к Польше, потому что от них всего более зависело дело католицизма, введение которого в свое государство обещал самозванец папе: если бы царь разорвал связь с Польшею, с Мнишком, то уже тем меньше стал бы обращать внимание на прежние обязательства свои относительно двора Римского. Вот почему кардинал Боргезе писал к папскому нунцию в Польше, Рангони, что его святейшество очень беспокоится насчет неудовольствия московского посла Власьева на поляков, хотя должно надеяться, прибавляет кардинал, что великий князь не разделит мнение своего посла и не забудет услуг, оказанных ему королем. Нунций Рангони писал к Лжедимитрию, что он всего более старается об усилении любви и укреплении союза между ним и Сигизмундом. Извещая царя о восшествии на престол папы Павла V, Рангони просил его, чтоб он послал поздравить новоизбранного папу, к которому уже отправлен портрет его. Посылая к Лжедимитрию между прочими подарками латинскую библию последнего издания, Рангони изъявляет желание, чтобы царь особенно обратил внимание свое на глагол божий к израильтянам: «Ныне аще послушанием послушаете гласа моего и соблюдете завет мой, будете мои люди суще от всех язык». Текст этот нунций применяет к Димитрию, намекая, что ему остается в благодарность за благодеяние божие исполнить обещание свое, ввести католицизм в Московское государство, но при этом Рангони советует, чтобы царь начал это дело мудро и бережно, дабы в противном случае не претерпеть какого-нибудь вреда. Так же осторожно поступал и иезуит Лавицкий, бывший при Димитрии в Москве: извещая старшину своего ордена в Польше о деле Шуйского, о том, что одним из обвинений Шуйского царю было намерение последнего разрушить все церкви московские по совету врагов народа русского, иезуитов, Лавицкий пишет: «Мы наложили на себя молчание, не говорим с царем ни об одном нашем деле, опасаясь москвитян, чтобы царь имел полную свободу в действиях и мог склонить вельмож к своим намерениям».
Лжедимитрий исполнил просьбу нунция, отправил к новому папе поздравительное письмо, в котором с признательностию упоминает о расположении к себе покойного папы Климента VIII. Извещая о счастливом окончании борьбы своей с Годуновым, Димитрий говорит, что в надежде на помощь и покровительство божие, столь явно ему оказанное, он не хочет проводить время в праздности, но будет всеми силами заботиться о благе христианства; для этого он намерен соединить свои войска с императорскими против турок и просить папу убедить императора не заключать мира с последними. О введении католицизма между своими подданными ни слова, и хотя пишет, что о некоторых делах сообщит папе отправившийся в Рим иезуит Лавицкий, однако в наказе, данном последнему, также ничего не говорится о введении католицизма: из этого наказа узнаем только о желании царя, чтобы папа склонил императора и короля польского к войне с турками, чтобы папа склонил также Сигизмунда дать Димитрию императорский титул, наконец, чтобы папа возвел в кардиналы приятеля Димитриева, Рангони. Новый папа отвечал Димитрию также поздравлением с победою над тираном Годуновым, причем особенно благодарил бога за то, что Димитрий взошел на престол предков, уже принявши католицизм: это обстоятельство, по словам папы, и было главною причиною его торжества; письмо заключается увещанием сохранить принятое учение.
Между тем кардинал Валенти писал к нунцию в Польшу, что должно разыскивать всеми средствами и вести переписку со многими особами, чтобы иметь верные известия о московских событиях; особенно йужно знать мнение, какое имеют о них люди умные и опытные. В письме к Сигизмунду папа благодарит его за помощь, оказанную Димитрию, особенно потому, что эта помощь полезна церкви божией, ибо если Димитрий, принявши во время изгнания своего католицизм, сохранит это учение и по возвращении к своему народу, то нет сомнения, что оно распространится со временем и между москвитянами. Папа писал также к кардиналу Мацеевскому, чтобы тот уговорил Мнишка воспользоваться своим влиянием на Димитрия и поддерживать в нем расположение к католицизму; в таком случае, прибавляет папа, москвитяне со временем приведены будут в лоно римской церкви, потому что народ этот, как слышно, отличается необыкновенною привязанностию к своим государям. В том же духе писал Павел V к самому Мнишку, убеждая его содействовать всеми силами трудному делу обращения москвитян. Кардинал Валенти наказывал именем папы нунцию Рангони, чтобы тот обращался как можно ласковее с московским послом Власьевым, чтобы последний остался им вполне доволен и расположен к продолжению дружелюбных сношений. Вскоре после тот же кардинал писал к тому же нунцию, что папа в восхищении от успешных дел Димитрия и воздает благодарность богу, который среди трудов, предпринятых для блага общего, соблаговолил утешить его надеждою видеть во время своего первосвященства обращение московских отщепенцев к религии католической. Уведомляет также, что папа очень доволен обращением нунция с московским послом, который уласкан учтивостями Рангони, что папа просит последнего продолжить подобное обращение, могущее служить очень полезным средством для уловления умов, особенно в тех странах, где ласковость очень дорого ценится. Узнав о короновании Димитрия, папа писал к нему: «Мы уверены, что католическая религия будет предметом твоей горячей заботливости, потому что только по одному нашему обряду люди могут поклоняться господу и снискивать его помощь; убеждаем и умоляем тебя стараться всеми силами о том, чтобы желанные наши чада, народы твои, приняли римское учение; в этом деле обещаем тебе нашу деятельную помощь, посылаем монахов, знаменитых чистотою жизни, а если тебе будет угодно, то пошлем и епископов».
Король Сигизмунд, недовольный поведением Димитрия относительно Польши, не очень охотно видел сильное доброжелательство к нему Римского двора и потому противился отправлению графа Рангони, племянника нунциева, послом в Москву. Рангони поехал к Димитрию против воли королевской, за что Римский двор очень сердился на дядю его, нунция, как видно из двух писем кардинала Боргезе к последнему; папа боялся, чтобы это посольство не увеличило смуты, подозрения москвитян, и таким образом не повредило делу католицизма, пользы которому папа более всего надеялся от брака Димитриева на Марине; кардинал Боргезе писал нунцию, что его святейшество ожидает и духовных плодов от этого брака для блага всего христианства. Сам папа писал к Димитрию, что брак его на Марине есть дело, в высокой степени достойное его великодушия и благочестия, что этим поступком Димитрий удовлетворил всеобщему ожиданию: «Мы не сомневаемся, – продолжает папа, – что так как ты хочешь иметь сыновей от этой превосходной женщины, рожденной и свято воспитанной в благочестивом католическом доме, то хочешь также привести в лоно римской церкви и народ московский, потому что народы необходимо должны подражать своим государям и вождям. Верь, что ты предназначен от бога к совершению этого спасительного дела, причем большим вспоможением будет для тебя твой благороднейший брак». То же самое писал папа к Марине и отцу ее. Павел V счел нужным напомнить Димитрию о письме, которое тот писал к предшественнику его, Клименту VIII, 30 июля 1604 года; напомнив о письме, папа повторяет увещания свои просветить светом католического учения народ, до сих пор сидевший во мраке и сени смертной, причем снова обещается прислать благочестивых людей и даже епископов на помощь великому делу, если царь признает это нужным. Папа так спешил браком самозванца с Мариною, что уполномочил патера Савицкого обвенчать их тайно в Великий пост. Зная, что Лжедимитрий добивается императорского титула, папа через кардинала Боргезе наказывал нунцию удовлетворить в этом отношении желанию царя, и потому Рангони дает Димитрию требуемый титул: «Serenissimo et invictissimo Monarchiae Demetrio Joannis, Caesari ac Magno Duci totius Russiae, atque universorum Tartariae regnorum aliorumque plurimorum dominiorum, Monarchiae Moscoviticae subjectorum, Domino et Regi».
