Сурово? Конечно. Но только так, с помощью суровых адатов, кипчаки воспитывали молодого человека, которому жить в Степи. Пусть сам разгоняет тучи над головой!
Авторы «Песни о нибелунгах» и «Вальтария», вне всякого сомнения, по крови были кипчаками, они помнили степные адаты, это чувствуется по многим очень точным деталям. Вот почему их герой Этцель (Аттила) сохранял благородство даже, казалось бы, в непозволительной, с точки зрения европейца, ситуации.
Утверждать так позволяет весь ход истории. С 435 года Аттила расширял владения Дешт-и-Кипчака на севере Европы. Они, тогда еще с братом Бледой, отдали много сил, чтобы выйти к берегам Балтики. Следами их пребывания стали новые города. Возможно, тогда и вошло в обиход слово «балту». По-тюркски оно означает «секира», «топор». Этим оружием встретили их аборигены, но оно мало помогло. Шашка оказалась надежнее.
С тех самых пор в Скандинавии появились письменные памятники с тюркскими рунами, оленные камни, которые хорошо знакомы археологам. Присутствие тюрков было очевидно. Союз двух народов креп и вылился в появление новой культуры. Ее носителями стали «норманны», известные также под именем «варяги»… Это мало исследованная тема, профессиональные историки ее боятся, как огня. А между тем путешественник и этнограф Тур Хейердал увлекся ею.
Знаменитого мореплавателя заинтересовало, почему правители норманнов ездили верхом на конях? Почему в военное плавание они брали на борт коней? Почему их суда украшала тюркская символика? Та, что с Алтая. Но главное даже не это. Скандинавы начали плавить железную руду, пахать землю, словом, их быт во многом стал походить на тюркский.
Впрочем, все это было давно известно. Об этом написаны древние саги. Например, «Сага о Виланде» — чудесном кузнеце-мастере. Там сказано почти все. Даже то, что Виланд сделал из черепа врага чашу для вина (чисто тюркский обычай!). И в «Саге о Сигурде» (Зигфриде) много примет тюркской символики. Особенно — упоминание о «нибелунгах». Кто они? Вряд ли сразу ответишь. Неизвестно, вернее — забыто. Оказывается, в древности тюрки называли так богатырей, служивших дракону, на их гербе (вернее, знаком покровителя рода) был дракон.
Знаменитая «Песнь о нибелунгах», выходит, имеет исторические корни и хозяина…
Подобного не скажешь о «Песнях об Атли» и «Речах Атли». Эта литература тоже отнесена к древнегерманской, но в ней образ Аттилы совсем иной. Он, как и положено образу завоевателя, жестокий.
Кто их авторы? Не кипчаки, точно. Жестокость не была в традициях Степи. Неприятные проблемы казни там решались быстро и просто: был кинжал, была шашка. Их вполне хватало. В крайнем случае — веревка, если расставались с человеком, который не заслуживал даже приличной смерти. И уж на самый крайний случай, скажем, за воровство в храме, вора живым закапывали в землю. Все делалось быстро и без лишней жестокости.
Не исключено, что авторами «Песен об Атли» и «Речей Атли» были русы или кельты. Они не знали традиций Степи и приписали ей традиции Северной Европы. Это видно даже невооруженным глазом.
Ощущение неудовлетворенности остается и после чтения других песен. Например, в исландской «Саге о Вельсунгах» или в норвежской «Саге о Тидреке» Аттила представлен злым, жадным властителем, коварно заманившим в ловушку бургундского короля Гуннара и его брата Хегни, чтобы завладеть их кладом… Здесь тоже явная передержка. Такого не было и быть не могло, конфликт с бургундами носил совсем иной характер. Они предали Аттилу, орда продалась римлянам, за это он и наказал ее. При чем здесь клад?
Аттилу, как и всех кипчакских царей, отличало абсолютное равнодушие к золоту, сокровищам. Это было ценностью лишь в европейском понимании. У степняков оно не ценилось. Там можно сидеть на мешке с золотом и быть презираемым. Золото ничего не давало, кроме забот.
В цене были не вещи — поступки! Именно на духовном, а не на материальном основаны восточная культура и восточное миропонимание. Золотые побрякушки — это пустышки. Конь — вот кто ценился выше любого золота. Еще шашка и лук. А остальное добывали трудом.
Для степняка были священны три желания. Первое — оседлать коня. Второе — съесть мясо. Третье — привести жену. Аттила полностью отвечал кипчакским традициям, он любил действие, поступок. Поступок мужчины!
Вот на чем строилась психология восточного человека, носителя восточной культуры! Вот что определяло модель его поведения! Это очень важное обстоятельство, оно позволяет понять и объяснить причину иных исторических событий, даже человеческих трагедий и страстей.
Южные германцы, несомненно, несли в себе нетленный груз Востока, он поныне отличает их, пусть даже европейцев. Неравнодушные люди! Их литературные произведения об Аттиле точнее и строже, в них дух свободной Степи, может быть, сохранен помимо желания авторов. Но иначе они не умели. Это в крови.
Поразительно, воины Аттилы в поэмах и балладах южных германцев «становились» рыцарями даже в XII веке. Поэты не боялись нарушить ход Времени, потому что хотели видеть своих героев рядом. Баварцы и саксонцы гордились этими страницами своей истории и долго не желали расставаться с ними… Правда, сейчас они не знают, что эти их страницы написаны на тюркском языке.
Известно, в средневековье имя Аттилы упоминали даже в церковных проповедях… И это самое, на мой взгляд, поразительное.
Впрочем, чему удивляться, язык кипчаков сохранялся в Южной Германии до XV века. Значит, крестоносцы, уходившие отсюда на завоевание Константинополя в 1204 году, отдавали команды на тюркском (кипчакском) языке.
И это — не преувеличение!
Одним из первых ученых, открывших заново эту забытую тайну, был датчанин Вильгельм Томсен. Его работы, выполненные в XIX веке, — в золотой коллекции мировой науки. Томсен чуть было не взорвал Европу, — взрыв грозил отозваться большим пожаром в столь складно написанной истории Старого Света. Но пожар умело затушили.
«Какие гунны?», «При чем здесь эти варвары?» — вопрошали люди, прочитав безукоризненную работу выдающегося датского ученого, убедительно доказавшего, что история Европы без истории тюрков пуста и несостоятельна.
Вильгельм Людвиг Петер Томсен (1842–1927) родился в семье почтмейстера городка Рандерс, здесь прошло его детство, здесь он начал университетскую карьеру. Занятия теологией не принесли молодому человеку удовлетворения, его увлекали другие науки. Томсену повезло: ему встретились выдающиеся преподаватели, которые обратили внимание на его феноменальную память и разглядели в юноше дар языковеда-филолога.
Он воспитывался в образцовых традициях европейской школы. В путешествиях перед ученым открывался живой неповторимый мир, а в библиотеках — мир ушедший. Арабский, персидский, японский, китайский, цыганский — десятки языков постиг Томсен, пока не познакомился с экзотическим для Европы тюркским языком.
Ученый почувствовал в нем тайну, почувствовал сердцем. Но разум долго противился голосу чувств, до тех пор, пока не представился случай.
В 1887 году Томсена пригласили профессором на кафедру сравнительного языкознания в Копенгагенский университет. Мировую известность ему принесла работа о происхождении Русского государства. (Именно русского, а не славянского!) Надо ли говорить, что исследование профессора выразило точку зрения, существенно отличную от той, что принята в России.
Собственно, профессор Томсен и был одним из первых ученых, кто писал правдивую — без политики! — историю Руси, такой, какой она и была.
Неспособность ни опровергнуть, ни принять выводы исследования, в котором не нашлось места легендам и вымыслам, сделала имя профессора Томсена если не запретным, то по крайней мере не афишируемым среди российских ученых. Жаль! Мир от него узнал правду о Киевской Руси. Профессор Томсен не раз посещал Россию, он блестяще знал европейские (венедские) корни славянской культуры.
Именно этот ученый обнаружил то, что всегда ускользало от российских ученых, — он выявил тюркскую основу культуры, которая ныне ошибочно называется «русской». Профессор научно обосновал известное. Говорят же французы: «Поскреби любого русского, будет татарин».
Вот Томсен и «поскреб» Русь.
А началось все с письменных памятников, открытых в России, вернее, в Южной Сибири, на древней родине кипчаков. Памятники эти простояли более тысячи лет забытыми.
Изучать их, равно как и историю колонизованных народов, российская наука не собиралась. Наоборот, со времен Петра I памятники методично уничтожали, как и все, что связано с «малыми народами». Царь Петр писал в указе: «А басурман зело тихим образом, чтобы не узнали, сколько возможно убавлять». И убавляли. Геноцид — старая традиция доброй матушки-России.
Традиция, которая не забывалась ни при какой власти.
