тогдашнего гонфалоньера, отдать приказ об аресте Козимо; Козимо сдался и был заключен в Палаццо Веккьо. Поскольку Ринальдо со своими вооруженными сторонниками господствовал в парламенте на площади Синьории, смертный приговор казался неминуемым. Но Козимо удалось передать тысячу дукатов (25 000 долларов?) Бернардо, который неожиданно стал более гуманным и пошел на компромисс, изгнав Козимо, его сыновей и главных сторонников на десять лет.14 Козимо поселился в Венеции, где благодаря своей скромности и средствам приобрел много друзей. Вскоре венецианское правительство стало использовать свое влияние, чтобы отозвать его. Синьория, избранная в 1434 году, была благосклонна к нему и отменила приговор о ссылке; Козимо вернулся с триумфом, а Ринальдо и его сыновья бежали.
Парламент назначал балию и наделял ее верховной властью. Отработав три коротких срока, Козимо отказался от всех политических должностей; «быть избранным на должность», — говорил он, — «часто вредно для тела и больно для души».15 Поскольку его враги покинули город, его друзья без труда стали доминировать в правительстве. Не нарушая республиканских форм, он сумел убеждением или деньгами добиться того, чтобы его приверженцы оставались на посту до конца его жизни. Его займы влиятельным семьям завоевывали или вынуждали их поддерживать его, его подарки духовенству вызывали их энтузиазм, а его общественные благотворительные акции, беспрецедентные по масштабу и щедрости, легко примиряли граждан с его правлением. Флорентийцы заметили, что конституция Республики не защищает их от аристократии богатства; поражение Чомпи впечатало этот урок в память общества. Если бы населению пришлось выбирать между Альбицци, которые благоволили богачам, и Медичи, которые благоволили средним классам и беднякам, оно не могло бы долго колебаться. Народ, угнетенный своими экономическими хозяевами и уставший от раздоров, приветствовал диктатуру во Флоренции в 1434 году, в Перудже в 1389 году, в Болонье в 1401 году, в Сиене в 1477 году, в Риме в 1347 и 1922 годах. «Медичи», — говорит Виллани, — «смогли достичь верховенства во имя свободы и при поддержке popolo и населения».16
Козимо использовал свою власть с проницательной умеренностью, иногда прибегая к насилию. Когда его друзья заподозрили, что Бальдаччо д'Ангиари готовит заговор с целью покончить с властью Козимо, они выбросили Бальдаччо из достаточно высокого окна, и Козимо не стал жаловаться; это было одно из его изречений, что «государствами не управляют с помощью заклятий». Он заменил фиксированный подоходный налог скользящей шкалой налогов на капитал, и его обвиняли в том, что он регулирует эти налоги, чтобы благоприятствовать своим друзьям и препятствовать своим врагам. За первые двадцать лет правления Козимо эти сборы составили 4 875 000 флоринов (121 875 000 долларов), а тех, кто уклонялся от их уплаты, бросали в тюрьму. Многие аристократы покинули город и вернулись к сельской жизни средневекового дворянства. Козимо принял их отъезд с невозмутимостью, заметив, что новых аристократов можно сделать из нескольких ярдов алой ткани.17
Народ одобрительно улыбался, отмечая, что сборы идут на управление и украшение Флоренции и что сам Козимо пожертвовал 400 000 флоринов (10 000 000 долларов?) на общественные работы и частные благотворительные организации;18 Это почти вдвое превышало сумму, которую он оставил своим наследникам.19 Он усердно трудился до конца своих семидесяти пяти лет, управляя одновременно и собственными владениями, и делами государства. Когда Эдуард IV Английский попросил о значительном займе, Козимо обязал его, не обращая внимания на неверность Эдуарда III, и король отплатил ему монетой и политической поддержкой. У Томмазо Парентучелли, епископа Болоньи, закончились средства, и он попросил помощи; Козимо оказал ему ее, а когда Парентучелли стал папой Николаем V, Козимо получил в управление все папские финансы. Чтобы разнообразные нити его деятельности не спутались, он вставал рано и почти каждый день отправлялся в свой офис, как американский миллионер. Дома он подрезал свои деревья и ухаживал за виноградниками. Он одевался просто, ел и пил умеренно и (после рождения незаконнорожденного сына от девушки-рабыни) вел тихую и упорядоченную семейную жизнь. Те, кто попадал в его дом, были поражены контрастом между домашней едой его личного стола и пышными пирами, которые он устраивал для иностранных сановников, чтобы привлечь их к общению и миру. Он был обычно гуманным, мягким, прощающим, сдержанным и в то же время известным своим сухим остроумием. Он был щедр к бедным, оплачивал налоги обедневших друзей и скрывал свою благотворительность, как и свою власть, в благородной анонимности. Боттичелли, Понтормо и Беноццо Гоццоли изобразили его: среднего роста, с оливковым цветом лица, с седыми редеющими волосами, длинным острым носом и серьезным, добродушным ликом, выражающим проницательную мудрость и спокойную силу.
Его внешняя политика была посвящена организации мира. Придя к власти после серии разорительных конфликтов, Козимо заметил, как война, фактическая или неминуемая, тормозит развитие торговли. Когда после смерти Филиппо Мария правление Висконти в Милане рухнуло в хаос, а Венеция угрожала поглотить герцогство и господствовать над всей Северной Италией до самых ворот Флоренции, Козимо послал Франческо Сфорца, чтобы тот утвердился в Милане и сдержал продвижение венецианцев. Когда Венеция и Неаполь заключили союз против Флоренции, Козимо призвал к такому количеству займов, сделанных их гражданам, что их правительства были вынуждены заключить мир.20 После этого Милан и Флоренция противостояли Венеции и Неаполю в таком равновесии сил, что ни одна из сторон не решалась рисковать войной. Эта политика равновесия сил, задуманная Козимо и продолженная Лоренцо, обеспечила Италии те десятилетия мира и порядка, с 1450 по 1492 год, в течение которых города разбогатели настолько, что смогли финансировать раннее Возрождение.
К счастью для Италии и всего человечества, Козимо заботился о литературе, учености, философии и искусстве не меньше, чем о богатстве и власти. Он был человеком образованным и со вкусом; он хорошо знал латынь, а также греческий, иврит и арабский; Он был достаточно широк, чтобы оценить благочестие и живопись Фра Анджелико, увлекательное плутовство Фра Филиппо Липпи, классический стиль рельефов Гиберти, смелую оригинальность скульптуры Донателло, грандиозные церкви Брунеллеско, сдержанная мощь архитектуры Микелоццо, языческий платонизм Гемистуса Плето, мистический платонизм Пико и Фичино, утонченность Альберти, ученая вульгарность Поджо, библиолатризм Никколо де' Никколи; И все эти люди испытали на себе его щедрость. Он привез во Флоренцию Иоаннеса Аргиропулоса, чтобы тот обучал молодежь языку и литературе Древней Греции, и в течение двенадцати лет изучал с Фичино классиков Греции и Рима. Значительную часть своего состояния он потратил на сбор классических текстов, так что самым дорогим грузом его кораблей во многих случаях были рукописи, привезенные из Греции или Александрии.
