Определяющей тенденцией этих лет было то, что традиции коллегиальности и определенное равноправие, которые были свойственны представителям «старой большевицкой гвардии», быстро уходили в прошлое. Когда-то имевшее место коллегиальное руководство постепенно заменялось единоначалием. Бурно разрастался бюрократический аппарат, своими привилегиями и канцелярской волокитой вызывая недовольство и разочарование рядовых партийцев. В такой обстановке и позиция В. И. Ленина становилась все более авторитарной. Само создание политбюро, своего рода «ближнего круга», объяснялось нежеланием Ленина допускать широкие внутрипартийные дискуссии. Ему, уже уставшему от постоянной необходимости доказывать свою правоту, казалось, что с небольшой группой людей договориться будет намного проще. И, действительно, члены этого органа из тактических соображений, как правило, предпочитали не возражать вождю, в обмен на то, что он сквозь пальцы смотрел на их собственные слабости и карьерные интересы. Однако как только состояние здоровья В. И. Ленина отодвинуло его от реальных рычагов руководства партийной жизнью, за его спиной началась ожесточенная борьба за власть.
Мнение историка
«Льготами и привилегиями новая власть стала обрастать уже в первые месяцы после Октября. Уже имея загородные дворцы „бывших“ в качестве дач, вводя для себя особые „литерные“ пайки, оплачивая золотом царской чеканки приглашение лучших зарубежных врачей-специалистов для лечения родных и близких, затрачивая немалые средства для встреч за рубежом с женами (как это было осенью 1918 г. с Дзержинским), новая власть была не прочь порассуждать о социальном равенстве и даже пристыдить тех коммунистов, которые тоже старались получить свою часть привилегий». – А. А. Данилов. Как боролись с привилегиями в первые годы советской власти // Линия судьбы. Сборник статей, очерков, эссе. М.: Собрание, 2007. – С. 310.
К 1918–1920 г. установился стиль жизни новой большевицкой элиты. Скрывая от «революционного народа» свой быт, руководители большевицкого режима завладели дворцами и особняками старой знати, их автомобилями, драгоценностями и предметами искусства. Так, Ленин в 1918–1919 гг. обосновался в усадьбе, когда-то принадлежавшей знаменитой «Салтычихе» (помещице Салтыковой) в Тарасовке (для его обеспечения был создан специальный совхоз «Лесные поляны» в пойме реки Клязьмы), а позднее поселился в загородном «казенном» дворце московских генерал-губернаторов на реке Пахре. Квартира Ленина в Кремле состояла из пяти комнат, А. В. Луначарского – из 12, Ю. М. Стеклова (Нахамкиса) – из пяти, Я. С. Ганецкого (Фюрстенберга) – из пяти, Г. Я. Сокольникова (Бриллианта) – из пяти. Даже технические служащие (секретари, референты) получали для жизни не комнаты в подвалах, а номера в лучших отелях Москвы – «Метрополе», «Малом Париже» и т. п.
Голодать вместе с народом новые вожди не собирались. Продовольственное снабжение большевицкого руководства осуществлялось по двум направлениям – через предоставление обедов в кремлевской столовой и через заказ продуктов со складов Продовольственного отдела ВЦИК. Обед в «кремлевке» включал, независимо от голода, свирепствовавшего в стране, мясо, дичь, рыбу, сельдь, сардины, ветчину, колбасу, черную икру, яйца, крупы, макароны, картофель, сливочное и растительное масло, сало. По признанию самих кремлевских обитателей, на два обеда могли сытно кормиться девять человек. Причем обед можно было есть в столовой, а можно было получать и «сухим пайком», в который входили по выбору самые изысканные продукты – парные отбивные, балыки осетровых рыб и т. п. В столовой Совнаркома в феврале 1921 г. Ленин получал 2 обеда, Радек – 3, Калинин, Троцкий, Каменев, Рыков, Томский по пять обедов, Луначарский и нарком продовольствия Цюрупа, падавший по легенде в голодные обмороки, по семь обедов. Наряду с этим вожди пролетарского государства получали по первой просьбе и продукты со складов ВЦИК. Так, за ноябрь 1920 г. (вспомним голодный и холодный кошмар, в котором жила в эти месяцы практически вся Россия) семье Ленина из трех человек с прислугой было отпущено 24,5 кг мяса, 60 яиц, 7,2 кг сыра, 1,5 кг сливочного масла, 2 кг зернистой черной икры, 4 кг свежих огурцов, более 30 кг муки и круп, 5 кг сахара, 1,2 кг монпансье, 1 кг сала и 100 папирос (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 84, Д. 111. Л. 8об–9). 3–4 ноября 1920 г. Цюрупа получил с того же склада 20 кг хлеба, 8 кг мяса, 5 кг сахара, 1,2 кг кофе, 3,4 кг сыра, 22 банки консервов, 4 кг яблок. Понятно, что эти продукты вожди не могли съесть вдвоем с женами, но кормили ими своих домочадцев, прислугу, расплачивались с учителями детей, подбрасывали друзьям и клевретам. На этом фоне скромным выглядит Сталин. Он и его семья получали в столовой только один обед, а в ноябре 1920 г. взяли со склада ВЦИК «только» 4 кг муки, 2 кг мяса, 0,8 кг соли, 50 гр перца, 2 кг сахара, 1,6 кг масла, 1,2 кг риса и 1,2 кг сыра.
Кто знал в этом толк, собирали библиотеки из конфискованных книг (например, Дзержинский). Другие, как Горький, скупали антиквариат. Любители покататься на автомобиле не ограничивали себя и в этом. А. В. Луначарский в июле 1920 г. проехал на машинах Военной автобазы Совнаркома 2640 верст, пользовался машиной 38 раз в течение 260 часов 15 минут. Мало отставали от него Ленин, Каменев, Троцкий, Цюрупа, В. Д. Бонч-Бруевич.
Возмущение вопиющими нарушениями большевицкой этики было столь велико даже в высшем партийном эшелоне, что в октябре 1920 г. была создана специальная комиссия при Политбюро ЦК РКП (б) по проверке привилегий лиц, проживающих в Кремле. Её возглавил М. К. Муранов. С ним работали К. В. Уханов и активный член Рабочей оппозиции Е. Н. Игнатов. Комиссия действовала с декабря 1920 до весны 1921 г., и именно из ее отчетов заимствованы приведенные выше данные, хранящиеся ныне в Российском Государственном архиве социально-политической истории (РГАСПИ, Ф. 17, Оп. 84. Д. 111). Комиссия отмечала: «В обстановке нищеты, когда люди считают маленькие кусочки хлеба за драгоценность… перед нами налицо пустившая корни болезнь отрыва части работников от масс и превращения некоторых лиц, а иногда и целых группировок в людей, злоупотребляющих привилегиями, переходящих все границы дозволенного».
В начале 1921 г. часть пайков и привилегий была отменена. Однако для высшего руководства советской республики ничего не изменилось. XII партийная конференция РКП (б) в августе 1922 г. приняла постановление «О материальном положении активных партработников». Это положение было определено как «крайне неудовлетворительное». Постановление предписывало «немедленно принять меры» к повышению партийных окладов, а также к «обеспечению в жилищном отношении… в отношении медицинской помощи… в отношении воспитания и образования детей». Была утверждена новая тарифная сетка окладов «активных партработников». Все партработники были разделены на 17 разрядов (видимо, были и более высокие – 20–18, но о них в открытой печати не сообщалось). Высшим являлся 17-й разряд – члены ЦК, члены ЦКК, заведующие отделами ЦК, секретари обкомов и губкомов, члены Оргбюро. Работники РКСМ (Рабоче-крестьянского союза молодежи) получали оклады на два разряда ниже, чем соответствующие работники РКП (б). Все это делало партаппарат, по сути, новым правящим сословием, которое, в отличие от старого дворянства, пыталось тщательно скрывать свой стиль жизни не только от беспартийного народа, но и от рядовых членов РКП (б).
Как только был заключен мир с соседними «буржуазными» государствами, руководители пролетарского государства, их жены, любовницы и родственники стали ездить на отдых и лечение за границу, останавливаться в самых дорогих отелях, играть в казино, своих детей они отправляли на учебу в закрытые учебные заведения «буржуазной» Европы. При переходе к НЭПу и обеспеченному золотом рублю часть привилегий приняла денежную форму. Так, на летний отдых в 1924 г. Сталин, Дзержинский, Лашевич и Енукидзе получили по 5 тысяч золотых рублей (громадные по тем временам деньги – зарплата рабочего составляла в 1924 г. в среднем 20–30 золотых рублей в месяц и редко достигала 50 даже у самых квалифицированных), Зиновьев и Троцкий по 12 500. Сталин жаловался Молотову на такую «несправедливость». Все эти суммы проходили как секретные (РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 1. Д. 766. Л. 18–19).
Разумеется, роскошная жизнь большевицкой «элиты» на самом деле ни для кого не была тайной. Её видела прислуга, случайные посетители и просители. Слухи о действительной жизни подвижников коммунизма широко распространялись по России, вызывая у одних – ропот, у других – презрение, у третьих – желание сопричаститься этой новой «Красной аристократии».
Свидетельство очевидца
Княгиня Татьяна Георгиевна Куракина (5.04.1879—15.11.1970) – двоюродная сестра барона П. Н. Врангеля, оставила такие воспоминания о Москве 1921 г.:
«Чтобы получить право на выезд, я должна была иметь разрешение того учреждения, в котором я судилась, так как единственным документом моим был «волчий билет», выданный мне Новинской тюрьмой. Я и отправилась к Крыленко, чтобы получить от него разрешение пройти во ВЦИК, находящийся в Кремле, куда попасть труднее, чем в рай… Крыленко живет в Георгиевском переулке в роскошном, богатом особняке князя Голицына. Когда меня ввели в огромную двухсветную гостиную с дивной старинной обстановкой, когда я увидела анфиладу гостиных и через открытую дверь в столовой – шкаф, наполненный чудным серебром князей Голицыных, с Голицынскими гербами – мне, право, захотелось смеяться… Я удобно поместилась на одном из голицынских кресел. Крыленко не долго заставил себя ждать.
