Население царской России делилось на четыре класса: дворяне, купцы, крестьяне и рабочие. Каждый русский обязан был иметь паспорт, а каждый владелец паспорта должен быть приписан к одной из категорий. В отличие от потомственных аристократов, дворянское звание присваивалось должностным лицам, добившихся высоких постов на гражданской службе или в армии. Оно передавалось по наследству. Проведу только один пример: отец Ленина дослужился до должности Инспектора Народных училищ и приобрёл право на наследственное дворянство. Поэтому в паспорте у Ленина было записано: «Дворянин». (Интересный вождь рабочего класса. Прим. ред.)
В Москве, коммерческом центре всей России, в то время было совсем немного представителей высшей аристократии. Главными должностными лицами являлись Генерал-Губернатор Москвы и Командующий московским военным гарнизоном. Богатые промышленники и купцы принимали деятельное участие в управлении столицы. Интеллигенция как бы стояла особняком и состояла из представителей всех четырёх классов. Подавляющее число населения, почти семьдесят пять процентов, оставалось неграмотным и находилось в самом низу иерархической лестницы.
Москва в архитектурном отношении уступает по красоте холодному Санкт-Петербургу, но отличается своеобразной теплотой и неповторимой уютностью. По сути, Москва – это большая деревня, разросшаяся вокруг городка, наполовину современного, наполовину средневекового, центром которого является Кремль. Это город церквей и заводов. В московском небе сверкают золотые купола и дымят фабричные трубы. Мне даже кажется, что по счастливой случайности Москва-река отделяет скопление церквей и соборов от заводских районов. Я влюбился в Москву сразу и на всю жизнь. Меня привели в восторг нарядно расписанные церкви, их богатое убранство со сверкающими алтарными воротами, золотые одеяния духовенства и очаровательные названия икон. Одна маленькая икона, помещённая в кремлёвскую стену, называлась Икона Божьей Матери «Нечаянная радость». Я часто приходил к ней, и она вдохновила меня взяться за перо. Эта икона заняла в моём сердце особое место. В сентябре 1918 года, когда я содержался под арестом в Кремле и висел на волоске от гибели, я часто молился перед ней на ежедневных конвоируемых прогулках, пока мой страж из латышских стрелков стоял в презрительном молчании.
Больше всего я полюбил заснеженные дороги и тишину зимней езды, которая, за исключением трамваев и малочисленных автомобилей, осуществлялась на запряженных санях. Часто эти повозки, предназначенные на двоих, были такими узкими, что седокам, чтобы не упасть, приходилось тесно прижиматься у и обхватывать друг друга за талию. Лошади чаще всего были хорошие, и если предложить большую плату, бородатые московские извозчики, не лишённые юмора и здравых рассуждений, были готовы домчать вас в любую часть города. Чтобы нанять извозчика, приходилось торговаться. Многих иностранцев это раздражало, а мне даже нравилось. Когда мне надо было куда-то ехать, я поднимал руку и сходил с тротуара на проезжую часть. Рядом сразу же оказывался извозчик. «Театральная площадь, сорок копеек», - обычно говорил я, продолжая идти. «Ишь, господин хороший, восемьдесят копеек», - отзывался извозчик, продолжая следовать рядом со мной. Наконец, мы сходились на шестидесяти копейках, а десять копеек чаевых делало извозчика совсем счастливым. Лучше всего были зимние ночи, когда небо усыпали мириады звёзд, и жгучий мороз сковывал снег, который блестел под лошадиными копытами как бриллиантовые россыпи. В июле и августе в Москве стояла нестерпимая жара. В зимнее время мне, молодому человеку, эта занесённая снегом страна казалась сказочным местом, где каждому суждено познать прелесть романтики и остроту приключений.
И в то же время, я не переставал удивляться той пропасти, которая существовала между бедными и богатыми. Бедняки в Москве встречались на каждом шагу. На улицах было много жалких попрошаек и пьяниц, потерявших человеческий облик. Даже по американским стандартам роскошь и богатство затмевали. (Всё как сейчас. Прим. ред). Этому способствовало быстрое развитие промышленности. Русская индустриальная революция произошла позднее английской, но принесла огромные капиталы своим создателям. В частности, Москва стала центром быстро развивающейся текстильной промышленности. Первые работники заводов и фабрик были выходцами из крестьянства и ходили в сапогах, знакомые нам по фотографиям Сталина. Эти сапоги служили вместо кошелька: в них хранили заработанные рубли. В то время возвысился барон Кноп (Baron Knop), русско-немецкий миллионер, который ввозил английское оборудование и приглашал на работу специалистов из Ланкастера, способствуя развитию российской текстильной промышленности, как никто другой. ("Имена Морозова, Рябушинского, барона Кнопа были известны не только в России но и по всей Европе").
Англичане, работавшие в России процветали. Занимая руководящие должности, они управляли фабриками и заводами, в то время как сыновья и внуки русских магнатов строили себе роскошные дворцы, путешествовали заграницей, нанимали известных художников для написания портретов своих жён и покровительствовали литературе и музыке. (Абсолютно иденитчная ситуация, что и сейчас. Прим. ред.) Так один богатый владелец текстильной фабрики «открыл» Шаляпина, который в то время работал бурлаком в артели на Волге, и дал ему возможность стать певцом и выступать в Москве. Другой фабрикант собрал знаменитую на весь мир коллекцию французских импрессионистов.
(Художественную галерею Щукина, бывшего купца Первой гильдии и совладетеля текстильных фабрик, который собрал самую большую коллекцию современной французской живописи.
(Братья Щукины, как и братья Третьяковы, Бахрушины, Морозовы, Мамонтовы – типичные русские криптоевреи, олигархи, меценаты исскуства http://analytics.ex.ru/cgi-bin/txtnscr.pl?node=187&txt=91<=1&sh=1. Дом Щукина в Большом Знаменском переулке, где располагалась галерея, был возведен еще в екатерининское время. После октябрьского переворота 5 ноября 1918 галерея была национализирована и весной 1919 открыта для посещения под названием "Первый музей новой западной живописи". С. И. Щукин сначала оставался при своем музее, выполняя обязанности директора, хранителя и экскурсовода. Развитие событий заставило его покинуть Россию и поселиться в Париже, где он прожил до самой смерти. "Музей новой западной живописи" в 1929 был слит с Морозовской коллекцией и перемещен на Пречистенку, в особняк, некогда принадлежавший И. А. Морозову. В 1948 музей был расформирован. Лучшие картины из бывшего Щукинского собрания находятся ныне в Эрмитаже и Государственном музее изобразительных искусств им. А. С. Пушкина. Наследники Сергея Ивановича оспаривают законность национализации. http://www.slovopedia.com/2/217/277387.html)
Они почти не знали границ в своих прихотях, но развлекались преимущественно в своей среде и только в редких случаях давали званные обеды и ужины для других сословий. Немногие из владельцев фабрик и заводов могли говорить по-английски. Большинство из них и все крупные государственные чиновники разговаривали на французском языке, но в деловых кругах прекрасно изъяснялись по-немецки. Немецкий Консул являлся самой важной фигурой среди всех сотрудников иностранных посольств, а Генеральный Консул Германии был желанным гостем на любом званном приёме.
В связи с таким положением дел работники иностранных представительств других стран занимали скромное место и почти не входили в контакт со своими собственными посольствами. Даже Великобритания не имела в Москве своего Генерального Консула. Майор Монтгомери Гров (Montgomery Grove), мой непосредственный начальник, стал первым Консулом британского Представительства в Москве. Само Представительство было открыто в 1889 году, и до 1901 года возглавлялось простым английским торговцем Артуром Медхорстом (Arthur Medhurst).
Гров был тактичным и внимательным начальником с большим опытом жизни в России, но как большинство британских консулов того времени, он страдал от трёх неудобств: богатой и процветающей британской колонии; маленького оклада и мизерного бюджета, которого даже не хватало, чтобы нанять клерка; и долгов от предшественника. Во время Бурской войны с Медхорстом произошёл неприятный случай. Во время торжественного ужина, на котором присутствовали великий князь Сергей Александрович с великой княгиней Елизаветой Фёдоровной, молодой русский офицер, сидевший напротив Медхорста, поднял свой бокал и провозгласил тост: «За храбрых буров!». Это не было сделано демонстративно, и только несколько человек стали свидетелями сказанного, однако, Медхорст поднялся и покинул ужин. Происшествие вызвало много слухов. Великая княгиня Елизавета Фёдоровна, внучка английской королевы Виктории, потребовала сурового наказания для молодого офицера, так неосмотрительно высказавшегося в присутствии английского подданного. Спустя несколько лет, в 1905 году, великий князь Сергей Александрович был убит террористами. Великая княгиня Елизавета Фёдоровна отошла от светской жизни и посвятила остаток своей жизни, помогая несчастным и обездоленным. Она была зверски убита большевиками в 1918 году на Урале.
