Да, Джону казалось, что все на свете можно устроить, нужно лишь знать, как взяться за дело. И ворочался он в своей широкой постели только потому, что его снедали беспокойство, страх, сомнения: не опоздает ли он?
Второе утро застало Джона сидящим на мраморной ступеньке бассейна для плавания и задумчиво болтающим ногою в подогретой воде. Ему не хотелось лезть в воду, - ее температура была на градус или два ниже той, к которой он привык дома.
Джон меланхолически почесал спину, и длинные ногти, цепляясь за волосы, издали противный скребущий звук.
Ванденгейм поморщился и пощупал рыхлую розовую складку на пояснице.
Эта складка была для него неприятным открытием.
Перегруженность делами выбила его в последнее время из колеи нормальной жизни. Спорт был почти заброшен, и вот, извольте, сразу такая гадость! В Европе, конечно, нечего и надеяться сбросить лишний вес - там будет не до спорта. Но как только он вернется в Штаты - немедленно за нормальный режим! А то, чего доброго, к семидесяти годам станешь стариком.
Ванденгейм встал и обошел вокруг бассейна к другому краю, где было мельче. Там он осторожно слез в воду и окунулся, старательно зажав нос и уши и громко отфыркиваясь.
За этим занятием его и застал Генри Шрейбер, один из тех, кто занимал каюты "особого коридора" вокруг салона Ванденгейма.
Генри Шрейбер не был мелкой сошкой, он и сам являлся главою большой банковской корпорации - американского филиала англо-германского банковского объединения "Братья Шрейбер", но в игре с Ванденгеймом он был младшим партнером. Вместе с некоторыми другими банками вроде "Кун и Леб" и "Диллон, Рид и К" он играл роль шланга, через который живительный золотой дождь американских долларов изливался на промышленные поля Германии.
На этот раз распоряжаться деньгами, по доверию своих коллег - банкиров, должен был Ванденгейм. Это он, Ванденгейм, а не Генри Шрейбер имел вчера длительную беседу с государственным секретарем, определившую направление помощи, которую дипломатическая служба Штатов должна была напоследок, перед приходом нового президента, оказать едущим в Европу полномочным представителям Уолл-стрита.
Правда, несколько кают "особого коридора" были заняты немцами, но эти господа не имели решающего голоса. Даже глава англо-германского объединения Шрейберов барон Курт фон Шрейбер, даже главный директор Рейхсбанка доктор Яльмар Шахт. Шахт сделал свое дело: соблазнил американцев перспективою поездки - и мог теперь спокойно спать.
Перед тем как появиться в купальном зале, Генри Шрейбер уже успел прогуляться по палубе и позавтракать. Усевшись на скамью у бассейна, он закурил и стал ждать, когда Ванденгейм закончит купание.
Снаружи, над хмурым морем, стояли низкие и такие же хмурые облака. Время от времени они сыпали мокрой снежной крупой. Здесь же, в бассейне, можно было подумать, что над головою сияет солнце: сквозь желтые стекла потолка лился яркий искусственный свет. В его лучах весело зеленели кусты магнолий.
- Послушайте, Джон, - сказал Шрейбер Ванденгейму, продолжавшему плескаться в бассейне, - еще один такой купальщик, и вода выйдет из берегов!
- Да, эта лохань не по мне.
Ванденгейм с пыхтеньем вылез из воды. Подрагивая розовыми складками большого тела, он протрусил к дивану и поспешно закутался в халат.
- Будь я проклят, если еще когда-нибудь поеду на немецком корыте, проворчал он.
- Честное слово, Джон, вы напрасно ворчите. Этот "Фридрих" совсем не такая плохая посудина.
- Все не так... как я привык! Чорт бы их побрал с их экономией! Неужели нельзя поднять температуру воды еще на два-три градуса?.. Брр!..
- Для немцев купанье не столько удовольствие, сколько "процедура".
- Вся их жизнь - только процедура, чорт их побери!
- Но мы, старина, - с заискивающей фамильярностью сказал Шрейбер, заинтересованы в том, чтобы у них действительно было крепкое здоровье... Взять хотя бы моего брата...
Генри Шрейбер с самого момента появления в купальном зале думал о своем старшем брате Курте Шрейбере, ждавшем в коридоре разрешения войти. Глава Гамбургского банка Шрейберов напрасно добивался в Штатах личного свидания с Ванденгеймом. Оно было ему необходимо, совершенно необходимо, если он не хотел сойти на вторые роли в начинавшемся новом туре вторжения доллара в Европу. Генри обещал ему устроить это свидание на пароходе. И вот Курт, отшвыривая одну за другой начатые и недокуренные папиросы, нервно расхаживал около двери, ведущей в помещение бассейна. Казалось, ничто не мешало ему толкнуть дверь и войти. Но сила более могущественная, чем любая полиция, государственная или частная, удерживала Шрейбера по эту сторону двери. Это была сила денег, которых у Ванденгейма было в сто раз больше, чем у Курта. Сознание такой разницы лишало уверенности в себе этого обычно заносчивого и не терпящего возражений властного главу немецкого дома Шрейберов.
Тем временем его младший брат, не получив от Ванденгейма ответа на реплику о Курте, спросил:
- Вы не думаете, Джон, что ваш личный разговор с Куртом принес бы пользу?
- Не думаю.
- Вы узнали бы из первых уст то, чего в конце концов не могут знать ваши эксперты.
- Спросите и скажите мне.
- Можно подумать - вы боитесь Курта, что ли?
- Боюсь? - Ванденгейм пожал плечами. - Глупое слово, Генри.
- Я не то хотел сказать.
- А я всегда говорю только то, что хочу.
- Видите ли, Джон, мне казалось, что вам нужно хоть раз поговорить друг с другом откровенно. Все-таки Курт - это Европа.
- Не Европа, а Германия. Та самая Германия, которая уже слопала шесть миллиардов наших долларов и разевает пасть на новые. Я бы даже сузил понятие: не столько Германия, сколько Рур.
- Но вы же сами знаете, Джон: не поставив его на ноги, мы потеряем и то, что дали!
- Знаю!
- Значит, мы должны помочь англичанам и французам - тем из них, кто правильно понимает положение вещей, - вытащить Германию из ямы, в которую она может скатиться.
- Глупости!
Шрейбер некоторое время удивленно смотрел на Ванденгейма.
- Я вас не понимаю, Джон.
- Чего вы ждете от Англии и Франции? У них дрожат руки, когда приходится давать немцам каждый новый цент, - тянут, оглядываются. Развал в Германии грозит чорт знает чем. Там нужна твердая власть. Такая власть, которая обеспечит нам сохранность наших денег.
- Как раз то, о чем и я говорю! - радостно воскликнул Шрейбер.
- Видите ли, Генри, - медленно проговорил Ванденгейм, - именно сейчас вам нужно до конца понять: надежды на то, что европейцы будут в течение шестидесяти лет, как овцы, выплачивать нам военные долги, могут жить только в головах последних дураков. Европейцы, которые и сейчас уже полные банкроты?..
- Идиотизм, - поспешно согласился банкир.
Ванденгейм продолжал:
- Нам гораздо выгоднее сделать гуманный жест и списать в убыток все военные займы, когда-либо предоставленные Штатами европейским правительствам, но зато обеспечить платежеспособность Европы по тем кредитам, которые предоставили ей мы... Мы! - повторил он внушительно. Меллон, Морган, Дюпон, я... Я! Пусть эту кашу расхлебывает казначейство нового президента. Налогоплательщики еще немножко подтянут пояса: это им не впервой. Большой беды в этом не будет. Но частные долги Европы должны остаться частными долгами. Никому - ни президенту, ни конгрессу - мы не позволим хозяйничать в нашем кармане!
- Говорят, будто Рузвельт приведет Моргентау. А этот умеет залезать в чужой карман.
Ванденгейм сердито выпятил челюсть:
- Руки коротки и у Моргентау.
- Большие планы... большие планы, Джон! - взволнованным шопотом ответил Шрейбер. В его голове проносился вихрь многозначных чисел: денежный поток, протекающий через фильтры его банка и оставляющий на этом фильтре столь вожделенный золотой. - Это настоящее дело, Джон! - повторил он. - Но для этого нам нужно взять за горло французов, нужно окончательно свалить англичан... С этим придется повозиться.
- Повозиться? - Ванденгейм расхохотался. - Нет, дружище, они уже достаточно крепко держат друг друга за глотку. Начинается другая игра. Довольно мышиной возни. Мы - янки!
- Большие планы, большие планы, Джон...
- Если мы уже вложили в Германию шесть миллиардов, то вложим еще шестьдесят...
- Немцы никогда не смогут с нами расплатиться.
- Какие там к чорту расплаты! - крикнул Ванденгейм. - Вы смотрите с точки зрения мелкого менялы, которому выгодно, чтобы деньги текли в обе стороны, лишь бы через ваши руки. А я и не хочу, чтобы они возвращались в Америку. Пусть все остается там! Я хочу стать хозяином в Германии...
- В Германии нет достаточно твердой власти, Джон, - пробормотал Шрейбер. - Если бы вы знали, что произошло с последними выборами в рейхстаг!..
- Только, пожалуйста, без рождественских ужасов.
- Национал-социалисты потеряли два миллиона голосов, а коммунисты приобрели шесть миллионов!