Арестовав королевских приближенных, два герцога доставили короля обратно в Нортгемптон и задержались там на несколько дней. Официальное руководство взял на себя Глостер, действовавший от имени короля. Например, он послал архиепископу Кентерберийскому письменную просьбу взять под свой контроль большую печать (вероятно, герцог сомневался в благонадежности канцлера, архиепископа Йоркского), Лондонский Тауэр и хранившуюся там казну. Интересно, что, как станет видно далее, слать это письмо было уже слишком поздно. Король даже взял на себя труд обратиться с письменной просьбой к епископу Херифордскому, чтобы устроить некоего Джона Джеффри на должность священника в одной из церквей его диоцеза[15]. Это письмо фактически датировано 5 мая, но было послано из Сент-Олбанса. Вероятно, на самом деле оно было написано 3 мая, и путь королевского кортежа в Лондон пролегал через Сент-Олбанс. Глостер написал от своего имени мэру Лондона и городскому совету. В этих письмах герцог объяснял, что он не арестовал короля, а взял его под свою опеку, чтобы обеспечить безопасность ему и королевству, ибо он относится к ним с величайшей заботой. Он обещал очень скоро доставить короля в Лондон, чтобы короновать его. Эти письма, в общем, были хорошо приняты, но можно с уверенностью предполагать, что уже тогда получили хождение слухи о том, что на самом деле герцог намеревается завладеть короной[16].
Четвертого мая король прибыл в Лондон. Его сопровождал эскорт, включавший в себя объединенные свиты герцогов Бэкингема и Глостера: всего 500 человек. В «Харнси парке», на самых подступах к городу, к королю присоединились городские сановники, одетые в красные мантии, и члены главных гильдий в багрово-красных мантиях. Сам король был облачен в мантию из синего бархата, а герцоги Глостер и Бэкингем — из черного, чтобы показать, что они скорбят по усопшему королю. Во главе процессии двигались четыре воза с оружием, которое было помечено гербами братьев и сыновей королевы. Глашатаи возвещали, что всё это вооружение было заготовлено за пределами Лондона, чтобы использовать его для нападения на Глостера, когда тот будет въезжать в город. Некоторые горожане скептические отнеслись к таким заявлениям, полагая, что в действительности оружие приберегалось для войны с Шотландией. Как бы то ни было, кажется невероятным, что оружие, припасенное к определенному случаю, по крайней мере за год до этого, все еще оставалось на прежнем месте и не было доставлено обратно в арсенал Тауэра[17]. После своего въезда в город король прибыл во дворец епископа Лондонского, который стоял близ собора Святого Павла и обычно служил резиденцией для монархов, когда те находились в Лондоне. Через несколько дней после торжественного въезда в столицу Глостер договорился с городскими властями и «господами, духовными и светскими», о том, что они принесут клятву верности новому королю[18].
Вскоре после прибытия герцогов и короля королевский совет открыл заседания, продолжавшиеся несколько дней. Вопросов для обсуждения было много. Была согласована новая дата коронации. Ее назначили на 22 июня, а открытие заседаний Парламента — на 25 июня. В полном соответствии с желанием герцога Глостера, его утвердили на должность протектора королевства. Очевидно, что, в отличие от прежних исполнителей этой должности, он получил полномочия действовать как опекун и наставник короля без необходимости консультироваться с советом. По выражению Кроулендского хрониста, он мог «распоряжаться и выносить запреты по всем делам, словно король». Также очевидно, что он намеревался пойти против прецедента и остаться на должности даже после королевской коронации, обычно означавшей конец полномочий протектора. Новый канцлер, епископ Рассел, набросал речь, чтобы выступить на открытии Парламента, назначенном на 25 июля. Основной посыл этой речи состоял в том, что королю и его протектору подобает править вместе до тех пор, пока король не достигнет нужного возраста, вероятно, пятнадцати лет. Предположительно, ожидалось, что Парламент утвердит это новшество[19]. Протектор также попытался добиться, чтобы совет признал виновными в измене людей, которых он арестовал в Стони-Стратфорде. Однако другие советники возражали, что, поскольку Глостер тогда не занимал никакого государственного поста, Риверс и остальные не могли совершить государственной измены. Это было четкое и верное истолкование «Статута об измене», в соответствии с которым Риверс по должности не был, строго говоря, нижестоящим подчиненным Глостера. Интересно, что советники настаивали на том, чтобы следовать букве закона, тогда как сам Глостер, имевший репутацию честного человека и, подобно королю, заявлявший о важности соблюдения закона, пытался игнорировать его[20]. Как бы то ни было, совет, кажется, согласился с тем, чтобы Риверс, Грей и Воган оставались под стражей.
Десятого мая Джон Рассел, епископ Линкольнский, весьма уважаемый человек, был назначен на должность лорда-канцлера вместо Томаса Роттерхема, архиепископа Йоркского. Другие государственные сановники также были сменены, а лорд Гастингс, большой друг покойного Эдуарда IV, был заново утвержден на посту лорда-чемберлена королевского двора, а также, вероятно, на посту капитана Кале. Однако ему пришлось до 20 мая ожидать подтверждения своей должности начальника монетного двора[21]. В то же время были предприняты первые шаги, направленные против брата королевы, сэра Эдуарда Вудвиля, который находился в море с флотом и, очевидно, имел при себе часть казны почившего короля. Для объяснения этого нам следует вернуться назад во времени.
Тридцатого апреля или 1 мая королева услышала, что Глостер арестовал ее брата, графа Риверса, и ее сына, Ричарда Грея. Источники дают противоречивую информацию о том, что тогда случилось в Лондоне. Так, Манчини сообщает, что королева Елизавета и ее старший сын, маркиз Дорсет, попытались поднять людей, чтобы защитить себя и вызволить короля из-под властной опеки Глостера. Однако, когда они попросили представителей знати, находившихся в городе, собрать отряды, то обнаружили, что никто не желает этого делать. Потерпев неудачу, королева бежала в святилище Вестминстерского аббатства. Вместе с ней там укрылись ее дочери, Ричард, герцог Йоркский, младший брат нового короля, маркиз Дорсет, а также их приверженцы. Автор «Кроулендской хроники» говорит, что королева и вся ее семья отправились в святилище немедленно, даже не пытаясь собрать отряды для оказания сопротивления Глостеру[22]. Манчини указывает, что королеве уже приходилось укрываться в Вестминстерской обители двенадцатью годами раньше, когда Эдуард IV находился в кратковременном изгнании, и что ее сын Эдуард, теперь уже король, родился именно там. Вряд ли они всерьез рассчитывали на то, что смогут противостоять Глостеру вооруженным способом или что кто-нибудь поддержит их в этом. До сих пор Глостер проявлял откровенную враждебность только по отношению к Вудвилям, непопулярным родичам королевы, поэтому большинство людей, прежде чем откликнуться на ее призыв, несомненно, заняло бы выжидающую позицию, предпочтя наблюдать за развитием событий со стороны. Позднее Дорсет бежал из святилища. Вероятно, это случилось летом, поскольку Манчини сообщает, что Ричард велел оцепить поисковыми отрядами с собаками хлебные нивы, находившиеся по соседству с аббатством. Тем не менее Дорсет как-то сумел миновать эту преграду и принял участие в мятеже, вспыхнувшем осенью[23].
Манчини рассказывает, что перед тем как бежать в святилище, королева разделила казну покойного короля со своим братом, сэром Эдуардом Вудвилем, и своим старшим сыном, маркизом Дорсетом. Незадолго до этого сэр Эдуард получил от совета задание собрать флот и выйти в море, чтобы сразиться с французами, которые под командованием сира д’Эскерда (лорда Кордиса в английском произношении) тревожили английское побережье внезапными набегами. Сэр Эдуард отчалил примерно 30 апреля или 1 мая, вероятно, еще до того, как весть о демарше Глостера достигла Лондона, но он, очевидно, взял с собой свою долю казны. Решение о его назначении было вынесено еще до того, как Глостер стал принимать какое-либо участие в заседаниях совета, и вполне возможно, что герцоги Глостер и Бэкингем некоторое время понятия не имели о судьбе королевской казны. Как сказано выше, Глостер написал архиепископу Кентерберийскому, прося его, помимо всего прочего, обеспечить сохранность казны в Тауэре. Вероятно, это была всего лишь разумная предосторожность, и Глостер даже не подозревал, что казне может грозить серьезная опасность[24].
Сэр Эдуард Вудвиль представлял собой угрозу, с которой следовало считаться. Явно не собираясь преследовать французский флот, он стал на якорь в Даунсе, возле побережья Кента. Здесь он был опасен, и его следовало нейтрализовать как можно скорее. Было постановлено, что все во флоте, за исключением самого сэра Эдуарда, маркиза Дорсета (очевидно, Ричард тогда полагал, что Дорсет находится при своем дяде) и некоего Роберта Рэтклиффа, получат помилование, если пожелают покориться. Это послание было направлено во флот Вудвиля с малой корабельной флотилией, которой руководили опытные командиры, Томас Фулфорд и сэр Эдуард Брэмптон. Обещание помилования подействовало на большинство людей во флоте Вудвиля, и некоторые корабли уплыли прочь, подчиняясь команде иностранных купцов-судовладельцев, которые, конечно, не хотели раздражать новое английское правительство. Однако сэр Эдуард сумел уйти от преследователей с двумя своими кораблями и казной. Найдя прибежище в Бретани, он примкнул к Генриху Тюдору, именующему себя графом Ричмондом[25].
