Это начинает напоминать охоту на страуса, у которого вообще очень много общего с диким индюком. Птицы летят по прямой линии, направляясь к лесу. Если лес недалеко и путь идет в гору, индюки оставляют далеко позади собак и охотников и скрываются в деревьях. Если же охота происходит на равнине, да еще покатой, собаки настигают птиц прежде, чем они успевают подняться на воздух.
Второй раз они летят недолго, вожак скоро спускается и бежит по земле, вытянув шею и хлопая крыльями; охотники с гончими быстро догоняют его. Он мог бы попытаться взлететь и третий раз, но если поблизости есть рощица или хоть одно дерево или кустик, он устремляется к ним в надежде спрятаться от своих беспощадных врагов.
Он взлетает на ветку или прячется в куст. Но если дерево высокое, ему не удается взобраться на его верхушку: он слишком устал, слишком жирен. Скорее всего он просто сунет голову в куст или в густую траву, где его и находят собаки. Еще по дороге в "кустарниковые" прерии меня посвятили во все подробности этой оригинальной охоты, и, прибыв на место, я решил принимать в ней участие самостоятельно, не прибегая к помощи своих спутников, так как часто случается, что спугнутая стая индюков разлетается по разным направлениям, и охотники, а в свою очередь и собаки, рассыпаются по всей прерии, чтобы преследовать дичь.
На этот раз наша охота оказалась именно такого рода; меня, по крайней мере, преследование увлекло так далеко, что я не только потерял своих товарищей, но и заблудился и, что хуже всего, чуть-чуть не был скальпирован!
Подъехав к "островкам", мы сразу открыли там стаю индюков. Не все из них были самцами, стая оказалась смешанной, состояла из старых и молодых птиц, самцов и самок Они находились на открытом месте, - охотнику ничего лучшего и желать нельзя было, так как отсюда нелегко было отступить к лесу, ничем не поплатившись. Птицы расхаживали вдоль самой опушки небольшой рощи американского орешника; очевидно, их привлекли сюда орехи.
К счастью, эта рощица соединялась с местом, где мы остановились, целым архипелагом островков. Это прикрытие помогло нам подкрасться вплотную к птицам, и вдруг пришпорив коней и созвав собак, мы помчались галопом; гончие стремительно неслись вперед, увертываясь от лошадиных копыт. Большинство индюков взвилось в воздух, некоторые остались на земле. Стая рассеялась по разным направлениям; птицы, напуганные нашей внезапной атакой, летели теперь по две и даже поодиночке.
Точно так же рассеялись и всадники, а за ними и собаки, - и охота продолжалась. Я на секунду растерялся, не зная, за кем следовать, но вдруг заметил крупного индюка и решил, что это вожак. Он летел над кустарником. Рассчитав, что такая большая птица должна лететь очень быстро, я пришпорил коня и бросился догонять свою добычу. Со мной не было ни одной собаки, но это меня не смущало. Чтобы загнать такого рода дичь, достаточно было иметь только хорошую лошадь. Собаки же нужны, когда охота, собственно говоря, уже кончена и остается лишь поймать индюка.
Если охотник один, ему приходится слезать с лошади и гнаться за птицею самому; тогда дичь легко может ускользнуть от него. Решив, что в случае удачи я постараюсь избежать этого, я дал шпоры своему коню и помчался вперед.
К счастью, я терзал бока не своей собственной лошади, иначе охота вряд ли длилась бы особенно долго. Моя лошадь отдыхала дома, я же ехал на предоставленном мне моим любезным хозяином крепком мексиканском мустанге, которому все же было не сравниться с моим прекрасным арабским скакуном, ожидавшим меня на плантации.
Я понукал мустанга, и он несся вперед со всей быстротой, на которую были способны его гибкие жилистые ноги; промчавшись около полумили по травянистой прерии, я наконец с удовлетворением увидел вожака, внезапно упавшего в траву и продолжающего "полет" на своих длинных красных ногах.
Я находился в каких-нибудь трехстах ярдах от него, когда он опустился на землю. Это расстояние быстро уменьшалось благодаря моему мустангу, но старый индюк, увидя, в какой он находится опасности, снова взвился ввысь.
Этот второй взлет был значительно слабее первого, и когда индюк снова опустился, мне стало ясно, что исход моей охоты зависит от того, кто окажется проворнее - птица или мустанг. Я не ошибся. Мы продолжали мчаться по прерии так, что дух захватывало. Первую полумилю я почти не сомневался в успехе, мустанг мой хоть и отставал, но, надеясь на его силу и выносливость, я уже заранее мечтал о том, как поймаю наконец индюка и с триумфом покажу этот трофей своим товарищам по охоте. Но эта заманчивая перспектива показалась мне сомнительной, когда я заметил, что несмотря на шпоры и все мои понукания, расстояние между мной и индюком не уменьшалось, а увеличивалось. Но ведь мустанг не замедлил своего бега. В этом я был уверен. Следовательно, индюк стал бежать быстрей. Как это понять? Скоро мне все стало ясно.
Дело в том, что мы поднимались в гору. Прерии пересекались небольшим горным хребтом, лежавшим поперек нашего пути. Вместо плоской равнины я ехал сейчас по склону холма.
Я понял, в какое попал положение. Мне вспомнилась кстати глава из орнитологии, иллюстрацию к которой я наблюдал в Теннесси во время охоты на индюка, быстро убегавшего от гончих вверх по крутому склону холма. Распластанные крылья помогали птице подниматься в гору вдвое быстрее собаки или лошади. Вот почему мой мустанг так отставал. Я продолжал погоню, но это только еще больше раздражало меня, так как догнать индюка было невозможно. Он достиг гребня холма прежде, чем мой мустанг поднялся до половины. Я потерял всякую надежду на успех и готов был отказаться от дальнейшего преследования. Расстояние, отделявшее меня от индюка, было не менее двухсот ярдов, и мне казалось, что мустанг не в состоянии будет с ним справиться. Мне не хотелось загонять коня насмерть. Но пока я размышлял таким образом, мне бросилось в глаза нечто совершенно неожиданное. Индюк, стоявший на вершине холма, так отчетливо вырисовывался на синем фоне неба, что я видел его всего с ног до головы. Любуясь этой красивой птицей, я заметил, что крылья ее вдруг перестали трепетать и беспомощно повисли, ноги бессильно подогнулись, и индюк упал на землю.
"Отлично, - подумал я, - все-таки загнал его! Как глупо было бы прекратить охоту".
Теперь мне оставалось только подняться вверх и забрать добычу.
Опасаясь, что птица очнется и попытается убежать от меня, я с новой силой вонзил шпоры в бока бедного мустанга, и мы пустились вскачь к вершине холма.
Но оказалось, торопиться было незачем: подъехав к индюку, я увидел, что он был мертв! "Эта скачка убила его", - пробормотал я и быстро спрыгнул с лошади, намереваясь завладеть трофеем.
Подойдя ближе к индюку, я остановился и начал его разглядывать. Он был очень красив даже мертвым. Его оперение еще не потеряло своего яркого, радужного блеска, и перья переливались теми же оттенками, что и на заре этого дня, когда он важно расхаживал перед любующимися им самками. Во время этого осмотра я вдруг заметил, что клюв птицы в крови, и тонкая струйка крови сочится уже изо рта. Меня это несколько удивило. Но мое удивление еще более возросло, когда я увидел, что действительной причиной гибели индюка была стрела, торчавшая у него из-под крыла. Не успел я подумать, что бы это могло означать, как вдруг что-то просвистело у меня над головой. Я посмотрел вверх. Длинная веревка с петлей на конце плавно опускалась надо мной, и через секунду я почувствовал, что она охватила мои плечи. Одновременно с этим раздался пронзительный визг, и я увидел, что ко мне подбегает толпа каких-то темнокожих с красными лицами и болтающимися вокруг бедер лохмотьями. Очевидно, это были индейцы.
Оказалось, что они расположились лагерем по ту сторону холма и, заметив на его вершине индюка, не замедлили пустить в него меткую стрелу. Но меня им не удалось поймать. Дело не зашло так далеко. Хотя если бы я не захватил с собой ножа, который имел обыкновение носить за поясом, то, без сомнения попал бы к ним в плен, и мне не пришлось бы рассказывать об этом приключении.
Меня выручил острый клинок. В одно мгновение я выхватил его из ножен, и лассо, которое сдавило мне плечи, а через секунду опутало бы мне и руки, было разрублено и упало, волочась по траве.
Я проворно вскочил в седло, и мой конь, так медленно поднимавшийся в гору, теперь полетел вниз с быстротой ветра.
Он не нуждался ни в пришпоривании, ни в понукании. Индейцы и особенно их дикий визг нагнали такого страху на бедного мустанга, что он мчался во весь опор.
К счастью, у индейцев не было лошадей, и потому они не стали преследовать меня, но, несмотря на это, я не отпускал поводья и скоро присоединился к своим товарищам, все еще занятым охотой на индюков, но в совершенно противоположном направлении.
Мой рассказ заставил их прекратить это занятие, и все мы повернули домой. К счастью, они уже успели поймать пару индюков для рождественского обеда, и когда на следующий день жаркое появилось на столе, его нежный аромат отдавал пряным запахом приключения, едва не стоившего мне жизни.
