Он оставил уже позади себя болото и шел по лесистой местности, отделявшей плантацию его отца от плантации Армстронга, когда далеко впереди заметил вдруг женщину, шедшую ему навстречу по направлению от дома Армстронга. Это была, однако, не дочь полковника... нет! В тени, среди деревьев, он смутно различал очертания Джулии, мулатки, находившейся в исключительном распоряжении дочерей полковника.
- Поистине чертовски повезло! - пробормотал он. - Это возлюбленная Юпитера, его Юнона или Леда. Не идет ли она на свидание с ним?.. Мне удастся, пожалуй, присутствовать при этом рандеву. Двести долларов награды за Джупа и вдобавок удовольствие вздуть его хорошенько, как только он попадет мне в руки. Иди, иди, Джулия! Ты выследишь его для меня лучше всякой собаки, наделенной самым тонким чутьем!
Кончив этот монолог, он скользнул за куст и, скрываясь за его густой листвой, следил оттуда за мулаткой. Когда Джулия прошла мимо, он крадучись двинулся по ее следам, стараясь все время держаться за кустами так, чтобы она его не заметила. Спустя некоторое время девушка остановилась у громадной магнолии, ветви которой, покрытые большими, похожими на лавр листьями, тянулись во все стороны, бросая тень на довольно обширное пространство земли. Дерк, скрываясь за стволом упавшего дерева, мог следить оттуда за всеми движениями мулатки. Двести долларов ставки... двести долларов из уважения к нему, тысяча пятьсот отцу... цена Джупа на рынке...
Каково же, однако, было его удивление, когда он увидел, что девушка вынула из кармана письмо, поднялась на цыпочки и опустила письмо в дупло дерева, затем повернулась и пошла по тому же самому пути, по которому пришла сюда, возвращаясь, очевидно, домой.
Дерк был не только удивлен, но даже огорчен. Получить сразу два разочарования!.. Улетучились, во-первых, двести долларов, а во-вторых, пропала надежда дать ремню разгуляться на спине негра. Когда Джулия скрылась из виду, Дерк вышел из засады и решил завладеть письмом. Скоро оно было у него в руках, но содержание его нисколько не утешило его, а даже напротив! То, что он прочел в нем, так поразило его, что он зашатался, как пьяный, и прислонился к дереву, чтобы не упасть. Придя в себя через несколько минут, он еще раз перечитал письмо и стал рассматривать фотографию, вложенную в конверт. Тогда из уст его полились слова, тихие, едва внятные... слова угрозы и проклятия.
Среди этих угроз то и дело слышалось имя одного человека... и когда Ричард Дерк, скомкав письмо, положил его вместе с фотографией к себе в карман и направился прочь от того места, то по стиснутым зубам его и сверкающим мрачным блеском глазам можно было заранее сказать, что человеку тому угрожает опасность... быть может, даже смерть.
Мрачные тучи, давно уже нависшие над полковником Армстронгом и его имуществом, каждую минуту готовы были разразиться грозой. Следующий разговор его со старшей дочерью, происшедший в тот же самый день, когда она отказала Ричарду Дерку, подтвердил ему, что с часу на час семью ждет разорение.
Не успел удалиться поклонник Елены, как в комнату вошел почтенный, седой джентльмен, ее отец, по растерянному виду которого заметно было, что он догадывается о причине посещения сына плантатора. Подозрение его подтвердилось; дочь все сообщила ему.
- Я так и предполагал. Я боялся, что такое раннее посещение ничего хорошего предвещать не может.
На лицо Елены легла тень; в больших, блестящих глазах ее выразилось сначала удивление, затем недоумение.
- Ничего хорошего! - воскликнула она. - Боялся! Чего же ты мог бояться, отец?
- Ничего особенного, дитя мое! Ничего, что бы касалось тебя. Скажи мне, в каком собственно тоне ты ответила ему?
- Одним крошечным словечком... Я просто сказала "никогда"!
- Крошечного словечка этого, без сомнения, довольно, Бог мой! Что будет с нами?
- Дорогой отец! - сказала девушка, кладя ему руку на плечо и стараясь заглянуть ему в лицо. - Что ты говоришь? Неужели ты недоволен тем, что я отказала ему? Не может быть, чтобы ты желал видеть меня женою Ричарда Дерка?
- Ты не любишь его, Елена?
- Любить его! Как ты можешь задавать такой вопрос? Любить такого человека!
- Ты не согласилась бы выйти за него замуж?
- Не согласилась бы?! Не могла бы! Лучше смерть!
- Довольно... Мне приходится покориться своей судьбе.
- Судьбе, отец? Что это значит? Здесь кроется какая-то тайна... опасность? Доверься мне. Скажи мне все!
- Да, я должен все сказать тебе, потому что этого нельзя больше скрывать. Здесь кроется опасность, Елена... опасность, связанная с уплатой долга! Поместье мое заложено отцу этого молодого человека... Такая сумма, что я нахожусь в его полной власти. Все, что я имею, землю, дома, невольников, он каждый час может потребовать от меня... сегодня же, если пожелает... Я уверен, что теперь он пожелает. Твое крошечное словечко "никогда" вызовет большую перемену... вызовет кризис, которого я давно ждал. Ну, что ж! Пусть будет, что будет! Я должен вооружиться мужеством. О тебе, дочь моя... о тебе и сестре твоей забочусь я. Бедные мои, дорогие деточки! Какая перемена ждет вас, какое будущее! Бедность, грубая пища, грубая одежда и жалкая изба вместо дома. Вот какая участь ждет вас... Я не надеюсь ни на что другое.
- Что из этого, отец! Меня это не тревожит, да и сестра, думаю, отнесется к этому, как и я. Но неужели нет никакой возможности?..
- Спасти меня от банкротства, ты хочешь сказать? Не стоит говорить... Я провел много бессонных ночей, думая об этом, но ничего не придумал. Есть одно... только одно. Я ни на минуту не задумывался над этим, зная, что оно не может состояться. Я был уверен, что ты не любишь Ричарда Дерка и не согласишься выйти за него замуж. Не согласишься, дитя мое?
Елена медлила, думая, что еще более усугубит состояние отца. Последний понял совсем иначе ее молчание и мучимый призраком ожидающей его бедности, которая таким угнетающим образом действует на самые благородные сердца, снова повторил тот же вопрос:
- Скажи мне, дочь моя! Могла бы ты выйти за него замуж? Будь со мной откровенна, - продолжал он, - подумай прежде, чем отвечать. Если ты думаешь, что не можешь быть довольна... счастлива... с таким мужем, как Ричард Дерк, пусть этого никогда не будет. Спроси свое сердце и не думай обо мне и моих интересах. Скажи, брак этот немыслим?
- Я сказала уже... немыслим!
Несколько минут оба молчали; отец сидел убитый, удрученный горем; дочь скорбная, печальная, как бы считая себя виноватой. Дочь первая пришла в себя и поспешила ободрить отца.
- Дорогой отец! - воскликнула она, положив ему руку на плечо и нежно глядя ему в лицо. - Ты говоришь о перемене в нашей жизни... о банкротстве и других несчастьях. Пусть! Я не боюсь за себя. Если бы даже меня ждала смерть, то и тогда я сказала бы тебе: лучше смерть, чем быть женою Ричарда Дерка.
- В таком случае ты никогда не будешь его женой! Довольно об этом, идем навстречу разорению! Будем готовиться к бедности и к поездке в Техас!
- В Техас да, но не к бедности. Ничего подобного! Моя самая преданная любовь сделает тебя богатым и в бедной хижине, как и в этом большом доме.
Говоря таким образом, прекрасная девушка положила голову на плечо отца и нежно погладила его по голове. Дверь открылась в эту минуту и в комнату вошла другая девушка, почти такая же красивая, как и первая, но более жизнерадостная, более юная. Это была Джесси.
- И не только моя любовь, - продолжала Елена, увидя вошедшую сестру, - но и ее любовь. Не правда ли, сестра!
Джесси удивилась, не зная, в чем дело. Но она услышала слово "любовь", заметила грустное, убитое лицо отца и этого было с нее довольно. Быстро порхнула она вперед и, прильнув к другому плечу отца, нежно обняла его рукой. Так они сидели втроем, представляя собой живое олицетворение самой чистой, искренней любви.
III
На третий день после того, как Ричард Дерк похитил письмо из дупла магнолии, по окраине кипарисового болота шел какой-то человек. Возраста он был такого же, как и сын плантатора; ему было, по-видимому, двадцать три года. Во всем остальном он нисколько не походил на Дика Дерка. Он был среднего роста, с хорошей пропорциональной фигурой; черты лица у него были мягкие, правильные, нос почти греческий, взгляд голубовато-серых глаз быстрый, орлиный. Голова его покрыта целой шапкой темно-каштановых, слегка вьющихся волос. Одет он в охотничий костюм, и нес с собою ружье или, вернее, одноствольный карабин, а по пятам за ним шла большая собака. Хозяина этой собаки звали Чарльз Кленси, тем именем, которое так часто срывалось с языка Ричарда Дерка.
Вот уже несколько дней, как он вернулся из Техаса, и с тех пор все время оставался дома, утешая мать, горевавшую о смерти мужа. Время от времени, чтобы хоть сколько-нибудь развлечься, выходил он на охоту. Для этой собственно цели он и сегодня направился к кипарисовому болоту, но, не встретив там никакой дичи, возвращался домой с пустой сумкой. Неудача эта не огорчала его, однако было нечто другое, что утешало и радовало его сердце: та, которая овладела его душой, любила его. В последнее свидание свое с Еленой Армстронг он, поборов свою врожденную застенчивость, признался ей в любви и просил ее сказать, любит ли она его. Она уклонилась от ответа и обещала написать ему. С тех пор он каждый день, каждый час ждал обещанного ответа и два, три раза в день отправлялся к тому месту в лесу, где должен был найти письмо. Прошло уже несколько дней после последнего свидания с Еленой, а он все еще не находил письма; он и не подозревал, что письмо вместе с фотографией находится в руках его самого злейшего врага на земле. Покончив с охотой, он и сегодня направился к той части леса, где находилось указанное ему дерево.
