Перед глазами все плыло и разбивалось вдребезги. Были минуты, когда я не считал себя живущим на этой земле. Я видел сказочные города, перед которыми отступила бы фантазия самого гениального художника: башенки, купола, колоннады, поднимающие небесный свод; моря, бьющие в берег золотым прибоем; парящие в воздухе сады с невиданными плодами. Но я не мог протянуть к ним руки. Малейшее движение причиняло страшную боль. Внутри у меня было адское пекло, язык и небо заскорузли, ноги и руки уже не принадлежали телу.
Что-то глухо ударяло в голову, в уши. Это напоминало стоны, хриплые стоны, терзающие мой слух. Возможно, их издавал я сам. Кажется, я ломился сквозь какие-то ветви, помню треск сучьев и свою судорожную попытку ухватиться за что-то рукой, то ли за седло, то ли за гриву. А потом - сокрушительный удар.
Я лежал на траве, на берегу узкой, но глубокой реки. Неподалеку стоял мой мустанг, рядом с ним - какой-то человек. Он скрестил на груди руки, в одной из них была зажата охотничья фляжка в соломенной оплетке. Больше я ничего разглядеть не мог: не было сил подняться. Внутри все пылало, но одежда прохладно липла к телу.
- Где я? - услышал я собственный хрип.
- То, что вы _н_а_д_, а не _п_о_д_ водой - вина не ваша.
Мужчина загоготал. Каждый звук его голоса был невыносимо противен, отдавался в ушах. Но я понимал, что он мой спаситель, что это он вытащил меня из реки, куда я безвольно скатился через голову обезумевшего от жажды мустанга. Я бы утонул, если бы не этот незнакомец. Он же с помощью виски вывел меня из смертельного забытья. Но даже если бы он спасал мне жизнь десять раз подряд, я не в силах был бы преодолеть невыразимой антипатии к нему! Я не мог на него смотреть!
- А вас, вроде, не очень радует мое общество, - ухмыльнулся он, не спуская с меня глаз.
- Больше ста часов я не видел ни одной человеческой души, не пробовал ни крошки, ни капли...
- Вы лжете! - снова загоготал он. - Вы изрядно отхлебнули из моей фляжки. Вернее, я сам влил кой-чего вам в пасть. Откуда вы? Лошадь-то не ваша.
- Мистера Нила.
- Чья?
- Мистера Нила.
- Как же от мистера Нила вас угораздило попасть на берег Хасинто? Отсюда до его плантации добрых семьдесят миль через прерии! Может, просто дали тягу? А? С мустангом-то?
- Заблудился. Четыре дня ни крошки во рту.
Больше я не мог говорить, слабость и отвращение сомкнули мне губы.
- Ничего себе - ни крошки! Это в техасских-то прериях, где на каждом шагу острова! - расхохотался незнакомец. - Я вижу, вы джентльмен, вернее, были им. Ха-ха! Значит, не сумели прокормиться? Не видели пчелок в воздухе, земляники под ногами?
- Пчелы? Земляника?
- Да из каждых двадцати стволов с дуплами, одно набито, слышите, набито медом! Вы что, не видели ни одной пчелки?
- Даже если б видел, как бы я без топора добрался до меда. Я ведь попросту заблудился.
- И как же вас угораздило?
- Гонялся за мустангом.
- Ну и что собираетесь делать?
Он говорил, чуть откинув голову назад, словно избегая моего взгляда.
- К людям хочу, к жилью...
- К людям? - переспросил он с ехидной улыбкой. И отступив на несколько шагов ворчливо повторил: - К людям! К людям...
Мне было не повернуть головы. Я заметил, что он сделал какое-то движение. Да. Он вытащил из-за пояса нож и осклабился. Теперь я мог рассмотреть его получше. Все его ужимки выдавали сильнейшую внутреннюю борьбу. Он и трех секунд не мог простоять спокойно. Пальцы, как у сумасшедшего, бегали по лезвию ножа Мне стало ясно, что в голове его зреет решение: оставить меня в живых или нет. Я был совершенно спокоен и готов ко всему.
Он ушел. Я напряг шею и посмотрел ему вслед. Взгляд мой, отыскав удаляющуюся фигуру, вдруг наткнулся на ту самую загадку природы, что поразила меня в первый день блужданий. Колоссальная масса серебра высилась не более чем в двухстах шагах. Незнакомец исчез где-то в ее недрах. Но вот появился снова и медленно, пошатываясь двинулся в мою сторону. Когда подошел ближе, я увидел, что он долговяз и сух, но крепок телом. Лицо, насколько можно было разглядеть его в зарослях бороды, было прокалено о обветрено, как у индейца, но борода свидетельствовала о его белом происхождении. Голова обвязана холщовой тряпицей в темно-бурых пятнах. Куртка из оленьей кожи, ноговицы и мокасины имели те же следы. Это была кровь. За поясом торчал нож не менее двух футов длиной, а в руке он теперь держал кентуккийский карабин.
Должно быть, мое лицо явственно выражало отвращение, несмотря на то, что я силился казаться равнодушным.
- У меня что? Надпись на лбу? - вскипел он.
- Какая надпись?
Он вдруг быстро подскочил ко мне:
- А вы не замечаете ничего такого?
- Что я должен замечать?
Он придвинулся ближе:
- Посмотрите-ка получше. Как говорят, загляните мне в душу! Вы ничего не видите?
- Нет.
- Глаз не тот! Еще бы! Четыре дня без крошки во рту! Тут и вовсе ослепнешь. У меня тоже была пара таких денечков. Ну ладно. Шутки в сторону! Тут не до шуток, старина.
И, протягивая руку к карабину, он заговорил с ним:
- Да уймись же ты, старый пес! Не искушай меня, слышишь!
Все это он выпалил с таким чувством и жаром, что я даже несколько растерялся. Потом снова повернулся ко мне:
- Вы ослабли?
- Ослаб.
- Ну-ка, примите еще глоток виски. Погодите! Налью маленько воды.
О шагнул к реке, зачерпнул пригоршню, вылил в горлышко фляжки и поднес ее к моим губам.
- Хотите поскорее добраться до жилья?
- Да. Четыре дня ничего не держал во рту, кроме щепотки жевательного табака.
- А у вас не осталось немного?
- Осталось.
Я достал из кармана портсигар и табак. Он чуть не вырвал кисет у меня из рук и с волчьей жадностью набил себе рот.
- Табачок-то настоящий, славный табачок, - бормотал он, смакуя свою жвачку. - А вы молодой или старый? Сколько вам лет?
- Двадцать два.
- Что-то не верится... Четыре дня в прерии, и ни маковой росинки во рту! Бывает же такое. Знаешь что, чужеземец. Будь этот табачок пять дней назад... Вернее, будь у него хотя бы щепоть табаку! Всего-навсего щепоть!
Слова его зазвучали как жалобное стенание, они были исполнены какой-то страшной тревоги.
- Вот что, чужеземец, - с непонятной угрозой сказал он, - вот что!.. О чем же я? Видите, вон там серебрится дуб. Это патриарх. Ясно? Видите?
- Вижу.
- Видите? Вы его видите? - дико завопил он. - А какое вам дело до него и до того, кто под ним? Вас это не касается! Уймите любопытство! Даю вам добрый совет. Держитесь от него подальше!
Незнакомец разразился богомерзкими ругательствами.
- Призрак! - кричал он. - Под ветвями призрак! Он может вас напугать! Лучше уходите!
- Да я и не хочу туда! Мне бы найти самую короткую дорогу к ближайшему дому; будь то плантация или придорожный трактир.
- Я укажу вам путь! Укажу! Укажу! Укажу!
- За это буду вечно благодарен вам как моему спасителю.
- Спасителю? - звонко рассмеялся он. - Спасителю? Ну и дела! Если б вы знали, что за спаситель вам попался! Ну и дела! Что толку спасать кому-то жизнь, если... Но я спасу! Конечно, спасу вас, тогда глядишь, и отстанет проклятый призрак... Отвяжись! Уймись! Оставь меня!
Он сжал кулак и, не сводя глаз с раскидистого гиганта, бросился к нему и исчез в его серебристых космах. Вскоре этот странный субъект появился вновь, ведя взнузданного мустанга с накинутым на шею лассо.
- Садитесь! - крикнул он мне.
- Мне не встать.
- Я помогу.
Он подошел, поднял меня одной правой рукой - настолько я оказался легким, - а левой взял конец лассо и вскочил на своего коня. Таким образом он готов был вести на поводу моего мустанга. Мы поскакали вверх по прибрежным холмам, и я не мог не дивиться странному поведению моего спасителя. Вскоре он повернулся в седле и вперил в меня свой дикий взгляд. По-видимому, его мучили какие-то раздумья. Он стонал, вздыхал, озирался, словно пытаясь найти верный путь. Проехал еще немного, снова застонал, и по всему его телу пробежала дрожь. Надо полагать, дуб, именуемый патриархом, насылал на него какие-то страшные муки. И хотя он не мог без ужаса подойти к его ветвям, дерево с неодолимой силой влекло его к себе.
Неожиданно он с такой яростью пришпорил коня, что тот сорвался в галоп. К счастью наездник выпустил из рук лассо, иначе мой мустанг сбросил бы меня.
- Чего вы отстаете? Не оторваться от патриарха? Вы что, не видели исполинских дубов? - крикнул он и, как бы заранее испугавшись моего ответа, понесся во весь опор. Но вскоре опять встал и оглянулся. Патриарх скрылся за высокими сикоморами. Незнакомец с облегчением вздохнул.
- А где же был Энтони?
- Какой Энтони?
- Егерь. Метис, что живет у мистера Нила.
- Он отправился в Анауа.
- В Анауа? Вот оно что! В Анауа... Я тоже ехал туда, - чуть не застонал он, - да только...
Он опять с содроганием оглянулся.
- Уже не видит!
- Кто?
- Кто, кто! Как, кто?
Я поостерегся распалять его новыми вопросами. Мое состояние не располагало к любезности.
