Минул Семенов день*. Примета есть, что в тот день ужи на берег выходят, ползут по лугам на три версты.
_______________
* 1 сентября.
Выходили ли ужи в этот год из реки, Андрей не видел. Не до ужей было. За ордынцами успевай доглядывай, все больше и больше их копилось. Сотнями перебирались через реку, юрты на нашем берегу ставили, костры палили будто на кочевье у себя, в Диком Поле.
Еще одного гонца послал Андрей, а с гонцом такие слова: "Множают татары у Прони, а коша нет!"
То ли третье, то ли пятое было число месяца сентября - Андрей со счета сбился, но поутру в тот день будто черная туча поднялась на полях за Проней, покатилась к нашей стороне. Задрожала земля под десятками тысяч копыт, спряталось солнце в пыльном мареве - и потемнело окрест. Главный кош Бегича приближался к реке Проне.
Третий гонец, нахлестывая коня, поскакал к московской стороне.
А следом четвертый гонец повез уже прямую весть: "Татары возятся Проню!"
Пришло время снимать заставу. Андрей повел свое ополовиненное воинство в обход, через леса, чтобы выйти впереди ордынского коша, снова послать вести о нем и опять успеть обходными путями забежать наперед. В том он видел теперь свою службу.
Добежали ли гонцы благополучно до Москвы, Андрей не знал, как не знал и того, что не только его застава посылала вести и что великий князь Дмитрий Иванович, уже переправившийся с полками через Оку, точно рассчитал движение Бегича и назначил место битвы - на рязанской реке Воже.
Русские полки пришли к Воже раньше ордынцев.
Передовые сотни Бегича с визгом, воем, устрашающими криками кинулись к реке. Взметнулись черные татарские стрелы, зачиркали на излете по шишакам и кольчугам русских ратников. В ответ ударили тяжелые русские самострелы. Ордынская конница откатилась от берега.
Медленно подтягивался к Воже ордынский кош: конные тысячи, обозы, крытые повозки, табуны запасных коней и стада верблюдов с тяжестями. Грибами-поганками вырастали на татарском берегу войлочные юрты. Запоздалыми луговыми цветами вспыхивал яркий шелк на шатрах темников и мурз. Тысячи костров окутали дымом и берег, и реку.
Грозным было зрелище несметного ордынского стана, и Бегич надеялся, что руссы сами побегут в леса. Но дни проходили, а руссы все еще стояли на берегу Вожи, не отступая, но и не нападая. Бегич терялся в догадках. Может, князь Дмитрий не хочет боя и удовлетворится, вынудив Орду просто отойти в поле? Такую возможность следует обдумать. Отойти, а затем, когда руссы возвратятся в свои деревянные города и распустят войско по селениям, неожиданно ворваться в землю князя Дмитрия с другой, незащищенной стороны? Пожалуй, это разумнее, чем кидаться очертя голову за проклятую Вожу...
Так или не так думал Бегич - неизвестно, но стояние на Воже продолжалось и уже начало тяготить ордынцев; ордынские кони уже съели всю траву в окрестностях.
Наступило утро 11 сентября 1378 года, обычное, осеннее, не слишком студеное и не слишком теплое. Утро как утро...
В шатер Бегича ворвался мурза Кострюк, предводитель передового тумена. Новость, принесенная им, оправдывала дерзость мурзы: руссы отступили от берега, освободив прибрежные луга на добрых полторы версты!
Бегич ликовал: русский князь совершил непоправимую ошибку. Самым трудным, и это опытный Бегич хорошо знал, было переправить тумены через реку на виду неприятеля и собрать на том берегу в единый кулак. Не воспользоваться оплошкой русских - значило бы навечно уронить себя в глазах мурз, каждый из которых - соглядатай Мамая. Вот они, мурзы, один за другим лезут в шатер: Хазабин, Коверта, Карабукул...
Мамай не прощает своим военачальникам нерешительности.
И Бегич решился.
Над ордынскими туменами взметнулись бунчуки из хвостов рыжих кобыл. Взревели огромные медные трубы, которые еще Чингисхан взял добычей в мусульманском городе Бухаре. Судорожной дрожью залились барабаны.
Ордынская конница вступила в Вожу, и река, запруженная множеством всадников, выплеснулась на низкие берега.
Русское войско, стоявшее поодаль от берега, даже не пыталось помешать переправе. В центре неподвижного русского строя был великокняжеский полк; гордо развевалось над его рядами черное знамя с ликом богородицы, заступницы Русской земли. Справа и слева стояли полки окольничего Тимофея Вельяминова и князя Даниила Пронского. Все воины были в одинаковых доспехах, с длинными копьями в руках, на рослых боевых конях. Русское войско походило на слиток железа, и не видно было в нем щели, куда могли бы воткнуться клинья атакующей ордынской конницы.
Великий князь Дмитрий Иванович отлично понимал всю опасность сосредоточения ордынских туменов на этом берегу Вожи. Но он привел свои полки, чтобы погубить ордынское войско и надолго отучить мурз набегать на русские земли. Ради этого стоило рисковать. Ордынцы сами полезут в западню, они горды и самоуверенны, они привыкли побеждать в сражениях. Пришло время переломить эту привычку. Как иначе думать о конечном освобождении Руси?
Андрей Попов видел битву как бы со стороны. Застава воеводы Родиона, снова собравшаяся вместе, была поставлена за краем русского строя, на пригорке, поросшем редким молодым сосняком. Они стерегли дорогу, по которой ордынцы могли обойти русское войско. Большего от Родиона не требовалось.
А может, великий князь Дмитрий Иванович просто желал поберечь сторожей-полянинов? Не последний ведь ныне поход ордынцев, еще не одну заставу придется посылать к краю Дикого Поля...
Андрею оставалось только смотреть, как разворачивается битва на берегу Вожи, и он смотрел и запоминал на всю жизнь...
Черной волной покатилась ордынская конница на русский строй. Тысячи стрел исчертили быстро сжимавшееся пространство между русским и ордынским войском. Бесновались, вытягивая гривастые шеи, степные жеребцы. Визжали, размахивая кривыми саблями, голощекие татары.
А русские воины стояли молча и неподвижно, как будто не стрелы хлестали им в лицо, а благотворный весенний ливень, и не было брешей в их стене - живые смыкались над павшими.
Такого раньше не случалось. К такому ордынцы не привыкли.
Нукеры мурзы Кострюка начали сдерживать коней, не решаясь удариться грудью о стальную поросль русских копий.
Тогда взвились в прозрачное осеннее небо русские полковые стяги, застоявшаяся дружинная конница обрушилась на смешавшихся ордынцев, и дрогнула земля, и зашумели, как от неожиданного вихря, окрестные леса.
Напрасно мурзы и тысячники раздирали рты в крике. Напрасно сам Бегич с нукерами-телохранителями кинулся в сечу. Дух ордынского войска уже надломился.
Ордынцы обратились в бегство - обратно, к реке, за которой было спасение! Осенние воды реки Вожи равнодушно принимали тела ордынцев, чтобы сплавить их в Оку, а потом - в Волгу, с которой Бегич начал свой поход.
Следом перешла Вожу русская конница. Богатые шатры мурз и юрты сотников, стада и повозки, награбленное добро и бесчисленные кривые сабли, брошенные в пыльную траву, стали добычей победоносного русского войска. Только наступившие сумерки спасли ордынское воинство от истребительной погони.
Для Андрея Попова часы битвы были одновременно и радостными, и тяжелыми. Радостно было видеть мощь русских полков и бегство ордынцев, торжество русской ратной силы. Тяжко было оставаться в бездействии, когда рядом сражаются боевые товарищи.
Счастливые! Они своими руками добыли победу над Ордой!
Воевода Родион положил свою ладонь на плечо молодого полянина:
- Не печалься! В сей победе есть и наша немалая доля!
Высшую мудрость этих утешительных слов Андрей Попов поймет только спустя два года...
Глава 3
СТЕПЬ И СТЕПНЯКИ
Если бы Андрею сказали раньше, что уроженец лесов может полюбить степь, он бы только посмеялся. Дружинники, ездившие с посольствами в Орду, рассказывали, что степь угнетает путника своим однообразием.
Немеренный лоскут пустой земли, то гладкий, словно стол, то слегка всхолмленный плавными складками, а над ним небо, всегда тусклое - в жару ли, в холода ли, и тоже пустое, как степная земля. И кажется чужаку, что небо непрерывно катится за край степи, падает на колючую сухую траву, на репейники, на сухой навоз и лошадиные кости. И на человеческие кости тоже, потому что Дикое Поле - злое место, не для людей место - для хищного зверя...
Может, само Дикое Поле и было таким, но край его, где степь соседствовала с лесом, то отвоевывая у него землю, то отступая на юг по долинам рек и влажным сумракам оврагов, выглядел совсем по-другому. Простор - это было, и кости лошадиные - тоже, но одинаковости Андрей не заметил.
Гладкую степь перерезали полноводные реки, широкие овраги с пологими склонами, которые рязанцы называли "абалами". По степи обильно рассыпаны круглые западины с плоским дном, обильно поросшим осиновыми кустами и ивняком. Зелеными городами поднимаются среди равнины дубравы, кленовые и ясеневые рощи, а в речных долинах стоят сосновые боры, могучие и вечные.
