Русские современники не хуже иностранцев понимали, что правовой статус дворянок в их стране уникален. Впрочем, их рассуждения по поводу женских прав собственности нередко перерастали из оценки положения женщин в размышления о политическом и социальном развитии России в целом{15}. Некоторым из этих авторов контраст между политической отсталостью России от Западной Европы и вышеупомянутыми правовыми преимуществами русских дворянок казался загадочным парадоксом[2]. Эти ученые выделяли раздельное владение имуществом в браке как основной показатель положения женщины. Автор одного обзора утверждал, что дворянки в России пользовались полным равенством с мужчинами перед законом в вопросах управления имениями и владения имуществом{16}. Историк С.С. Шашков, более того, счел право дворянок распоряжаться имуществом свидетельством их завидного положения в XVIII столетии{17}. Но и сторонники не столь оптимистического взгляда на вещи не отрицали тех преимуществ, которые выпадали на долю замужних женщин, располагавших личным состоянием. Тем не менее они отмечали также и элемент неравенства полов, сохранявшийся в российском имущественном праве, утверждая, что неблагоприятные для женщин положения законов о наследстве более точно характеризуют их место в обществе{18}.
Яркие образы женщин-помещиц в русской литературе дают возможность глубже заглянуть в проблему женского землевладения. На протяжении XVIII—XIX вв. отношение женщин к собственности являлось не главной, но неизменной темой английских и французских романов. В принадлежащих перу Джейн Остин сатирах на английское дворянство появляется не одна дочь, лишенная возможности унаследовать майоратное имение, а французские романисты осуждали тогдашнюю систему решения вопросов о собственности при заключении брака, отдававшую женщин и их богатство на милость расточительных мужей{19}. Русские авторы, напротив, изображали женщин полноправными собственницами. Арина Петровна Головлева из романа Салтыкова-Щедрина, наверное, самая известная помещица в русской литературе, но уж никак не единственная. Главная сюжетная линия в «Семейной хронике» СТ. Аксакова строится вокруг судьбы двоюродной сестры его деда, Прасковьи Ивановны: пользуясь своей экономической независимостью, она вступает в брак, оказавшийся крайне несчастливым, но потом отбирает свое имение у жестокого мужа. В сочинениях Достоевского авторитет многих сильных женщин подкрепляется их финансовым положением, в то время как страдающие героини чеховских сюжетов нередко предстают в образе владелиц фабрик или обедневших помещиц[3]. Как мы увидим, появление в русской прозе образов хозяек имений отражало не только очевидный факт существования таких помещиц, но и противоречивое отношение современников к женщинам, владевшим землей.
Представление о собственности в России XVIII в.
Эволюция прав собственности дворянок происходила на фоне конкуренции двух видов землевладения. Первый был связан с патриархальными формами собственности, наделявшими родственную группу или род правовыми преимуществами перед индивидом. Так, если отдельные люди распоряжались наследственной собственностью, то их права на отчуждение наследственных земель или управление ими ограничивались многочисленными условиями. Владельцы выступали скорее как опекуны, чем как абсолютные хозяева своего имущества: если они решались продать или заложить вотчинное имение без согласия членов семьи, то последние имели право выкупить его за покупную цену[4]. Права завещания наследственных владений тоже были строго ограничены. При такой системе имущество рассматривалось как ресурс, предназначенный для целей семьи, и подлежало действию правил, обеспечивавших поддержку, хотя и неравноценную, каждому из ее членов{20}.
Наряду с институтом вотчинной собственности сложился и другой вид владения имуществом, дававший индивиду гораздо больше прав. С начала Нового времени своды законов Московского государства включали в себя понятие приобретенного владения, т.е. земли, купленной у членов другого рода. Владельцы купленной собственности могли отчуждать такие имения по своему желанию и пользовались большей свободой завещания этого имущества. Но как только приобретенная земля завещалась члену семьи, она становилась наследственной и подлежала всем ограничениям, касавшимся родовых земель. Если понятие приобретенного имущества появилось еще в XII в. в Пространной редакции Русской Правды, то как правовая категория («купленная вотчина») оно фиксируется примерно с XVII в. Более того, статус «благоприобретенного имущества» был официально утвержден лишь в 1785 г., когда Екатерина II издала свою «Жалованную грамоту дворянству»{21}.[5]
XVIII век был свидетелем затяжной борьбы дворянства за четкое определение личных имущественных прав, их соотношения с правами других членов семьи и степени зависимости от государства. В 1714 г. Петр Великий ограничил права дворян-землевладельцев, отменив раздельное наследование и устранив различие между родовым и приобретенным имуществом. Однако после смерти Петра I в 1725 г. дворянство добилось восстановления разделов наследства и развернуло кампанию за расширение своих прав на земельную и одушевленную собственность. Внутри дворянства как группы возникли разные мнения по поводу того, как лучше добиваться обеспечения своих материальных интересов. Если большинство дворян выступало за особый статус родовых вотчин и раздельное наследование, то были и такие, кто стоял за расширение индивидуальных прав распоряжения своими богатствами, видя в этом средство свести к минимуму дробление имений{22}. Однако по поводу неприкосновенности корпоративных прав дворянства споров было мало. Авторы реформаторских предложений единодушно выступали против произвольных конфискаций дворянских владений и за укрепление имущественного полноправия дворянства за счет других социальных групп{23}. Государство, со своей стороны, было остро заинтересовано в том, чтобы дворянские состояния не расточались, и добивалось этого, оставляя в силе ограничительные законы о наследовании, а также при помощи введения системы опеки над дворянами, проматывавшими свои имения.
Противоречие между двумя концепциями земельной собственности отражало всеобъемлющий конфликт между интересами отдельной личности, семьи и государства, характерный для императорской России. Столкновение этих интересов играло ключевую роль в развитии имущественных прав дворянок. В допетровской России неравноправие женщин в наследовании патримониального имущества объяснялось их временным пребыванием в родной семье. Поэтому до тех пор, пока имущество воспринималось прежде всего как связанное с родственной группой, сохранялось явное стремление всячески ограничивать женские наследственные права{24}. Зато вызревавшая на протяжении XVIII столетия тенденция к индивидуализации имущественных прав действовала в пользу женщин. В 1731 г. дворянские дочери и вдовы получили полное право собственности на свою долю наследства, в противоположность временному владению многими формами собственности, которое было доступно дворянкам в эпоху Московского царства. Борьба дворянства за укрепление своих корпоративных привилегий по отношению к государству и другим социальным группам также способствовала расширению контроля замужних женщин над их имуществом. В то же время представление о том, что имущественные права следует определять в категориях семейных, а не чисто индивидуальных[6], сохранялось и в XIX в., создавая почву для ограничения права женщин распоряжаться собственностью в случае супружеских разногласий.
Хронологические рамки данного исследования определяет, с одной стороны, царствование Петра Великого, а с другой — освобождение крестьян в 1861 г. Взойдя на престол в 1689 г., Петр начал утверждать Россию в роли могущественной военной державы и прививать русскому дворянству европейские культурные нормы{25}. Как принято считать, женщины едва ли не первыми вкусили плоды петровских преобразований: еще в начале царствования он покончил с теремным затворничеством аристократок, велел отказаться от сарафанов и носить европейское платье, а также приучил женщин пить вино и танцевать на придворных праздниках{26}. Как будет показано ниже, женская эмансипация в действительности не входила в планы Петра, так что выгоды, доставшиеся женщинам, были результатом случая, а не специального замысла. Самое прямое отношение к теме настоящего исследования имеют Петровские реформы, относящиеся к владению имуществом, которые привели к пересмотру прав наследования и распоряжения и тем самым ускорили развитие частной собственности в России. Несмотря на то что преемники Петра тотчас же после его смерти отказались от внесенных им изменений в имущественное право, в дальнейшей перспективе его попытка реформировать наследственное право серьезно повлияла на участие женщин в имущественных спорах.
