«Если замужняя женщина шла по улице и мужчина схватил ее и сказал ей: „Познаю-ка я тебя!“ — то если она не согласилась, оборонялась, но он взял ее силой и познал ее, и его застигли на замужней женщине, либо же свидетели уличили его в том, что он познал эту женщину (насильно) — то его должно убить, а женщине наказания нет».
Впрочем, существовала ситуация, когда закон прямо предписывал мужчине изнасиловать чужую жену. Так надлежало поступить отцу изнасилованной дочери с женой обидчика.
«Если человек дочь человека, которая живет в доме своего отца и которую еще не сватали у отца, которую не лишили невинности, не взяли замуж и по поводу которой истец не предъявлял требований к роду ее отца, — если человек, будь то в поселении либо вне его, будь то ночью на улице, будь то в амбаре, будь то во время праздника в поселении, силой принудил девушку и обесчестил ее, отец девушки может взять жену человека, обесчестившего девушку, и предать ее бесчестию. Он не обязан возвращать ее мужу, может ее забрать. Отец может отдать в жены свою обесчещенную дочь обесчестившему ее. Если жены у него нет, обесчестивший должен уплатить втройне серебро — цену девушки; обесчестивший ее должен взять ее в жены и не может ее отвергнуть. Если отец не желает, он может получить втройне серебро — цену девушки и отдать ее, кому пожелает».
Интересно, что изнасилованию подлежала не только действительная жена излишне похотливого мужа, но и его девственная невеста в том случае, если брачные формальности уже были совершены. Ведь жители Междуречья издревле считали, что браки совершаются не на небесах и даже не в постелях, а в недрах бюрократической машины. Заключение брака сопровождаюсь подписанием договора и передачей подарков, после чего он считался свершенным; жили супруги вместе или нет — не имело значения:
«Если женщина еще живет в доме своего отца и если подарки ее ей уже даны, то, принята ли она в дом своего свекра, или не принята, она должна отвечать за долги, прегрешения и преступления своего мужа».
Таким образом, «первую брачную ночь» женщина могла провести с посторонним мужчиной по решению суда и под надзором членов суда и жреца — их обязательное присутствие при любых наказаниях женщин оговорено в законе. Что же касается самого насильника чужих дочерей, кара для него не отличалась особой строгостью: ведь он мог таким образом, не нарушая буквы закона, обменять старую жену на новую, не понеся никакого дополнительного наказания. Впрочем, для того, чтобы отослать надоевшую жену, ассирийцу не обязательно было насиловать юных девушек — это можно было сделать и просто так. Муж был вправе без всякой причины отвергнуть свою жену и выгнать ее из дома буквально в чем была. Один из параграфов закона гласит: «Если человек отвергает свою жену, то, если он пожелает, он может дать ей что-нибудь; если не пожелает, может не давать ей ничего, она уйдет ни с чем».
Если же человек, изнасиловавший чужую дочь, не желал расставаться с собственной женой, ему было достаточно поклясться в том, что грехопадение совершилось по обоюдному согласию:
«Если девушка по своей воле отдалась человеку, человек должен в том поклясться и не должно трогать его жену. Обесчестивший девушку должен уплатить втройне серебро — цену девушки, а ее отец может поступить со своей дочерью как ему угодно».
Что касается полюбовных связей с замужней женщиной, они карались гораздо строже, причем «среднеассирийские» законы рассматривали самые разнообразные варианты таковых. Впрочем, в постель к нарушителям судьи не заглядывали и способ грехопадения их не интересовал. Но зато они отдельно рассматривали измену с предварительным умыслом и измену без такового. Выделялся случай, когда преступная жена заигрывала с посторонним мужчиной, но самому грехопадению противилась, хотя и безрезультатно. Различались казусы, при которых изменница сообщала соблазнителю, что она замужем, или же выдавала себя за незамужнюю, «сама пошла к мужчине туда, где он живет» или же встретилась с ним на улице…
Но наказание при этом варьируется только для мужчины. Что же касается женщины, то, согрешила ли она с умыслом, без такового или еще как-нибудь — как правило, «муж может покарать свою жену, как ему угодно». Впрочем, чтобы мужу было легче выбрать вид казни, законодатели подсказывают ему два варианта, которые, видимо, считались в Ашшуре самым и удачными: предлагалось либо убить грешную жену, либо отрезать ей нос. Кроме того, отдельная статья закона возглашала:
«Сверх наказаний для жены человека, записанных в табличке, человек может бить свою жену, таскать за волосы, повреждать и прокалывать ее уши. Вины в том нет».
При этом жена, несмотря на такое обращение, не только не могла требовать развода, но даже отлучиться из дома без ведома мужа права не имела:
«Если замужняя женщина самовольно ушла от своего мужа и вошла в дом ашшурца в том же поселении, либо в другом, где ей предоставили жилье, поселилась с хозяйкой дома и переночевала там три-четыре раза, но хозяин дома не знал, что в его доме живет замужняя женщина, то, после того, как она была обнаружена, хозяин дома, чья жена самовольно его покинула, может ее изрезать и не забирать обратно к себе. Замужней же женщине, у которой жила его жена, должно отрезать уши».
К беглым мужьям ассирийцы относились значительно терпимее. Женщина должна была ждать своего мужа пять лет, если он «удалился и не оставил ей ни масла, ни шерсти, ни одежды, ни пиши, ни чего бы то ни было, и она не получает никакой пиши». Как прожить пять лет, не получая «никакой пиши», закон не разъясняет. Но лишь по истечении этого срока изголодавшаяся жена «может уйти жить с мужем, который ей угоден». Однако даже эта возможность допускалась, если у женщины не было сыновей и если муж отсутствовал самовольно. «А если это царь послал его в другую страну, и он задержался сверх пяти лет, его жена должна его ждать, она не может жить с другим мужем».
«Среднеассирийские» законы не обошли своим вниманием и гомосексуальные связи. Активное мужеложство каралось самым решительным образом:
«Если человек познал равного себе, и его клятвенно обвинили и уличили, должно познать его самого и оскопить его».
Правда, остается лишь гадать, кто должен был приводить приговор в исполнение: «потерпевший», палач или специально назначенный судебный исполнитель. Неясно и другое: что делать с человеком, «познавшим» вышестоящего или нижестоящего. Второй участник акта, судя по всему, избегал наказания. Правда, современные комментаторы считают, что пассивный гомосексуализм тоже карался, но лишь в том случае, если «преступник» занимался им достаточно регулярно — так, что про него можно было обобщенно сказать «Тебя имеют». Во всяком случае, предполагалось, что человека могли в этом обвинить. Один из параграфов гласит:
«Если человек тайно оклеветал равного себе, сказав: „Его имеют“, или во время ссоры публично сказал ему: „Тебя имеют“, и еще так: „Я сам клятвенно обвиню тебя“, но не обвинил и не уличил, должно дать этому человеку 50 паточных ударов, он будет в течение месяца выполнять царскую работу, должно его заклеймить, и он должен уплатить 1 талант олова».
Но поскольку в законах нет ни слова о том, как должно покарать человека в случае, если действительно «его имеют», то трактовка, высказанная современными комментаторами, представляется авторам настоящей книги несколько вольной. Быть может, клеветник подвергался столь суровому наказанию вовсе не потому, что хотел подвести человека «под статью», а потому, что его высказывание было оскорбительно для потерпевшего? Ведь и впрямь, множество людей по сей день считает, что трудно нанести человеку большее оскорбление и что пятьдесят паточных ударов вкупе с месяцем принудительных работ — не слишком много за такую обиду…
Интересно, что такая же точно обида, нанесенная женщине, каралась чуть-чуть мягче: вместо 50 ударов оскорбитель получал 40.
«Если человек сказал равному себе, будь то по секрету, будь то публично во время ссоры: „Твою жену все имеют“, и еще: „Я сам клятвенно обвиню ее“, но не обвинил и не уличил, должно дать этому человеку 40 палочных ударов; он будет в течение месяца выполнять царскую работу; его должно заклеймить, и он должен уплатить один талант олова».
При том, что жители древней Месопотамии стояли на страже нравственности, к проституции они относились более чем терпимо. А участие в храмовой проституции было даже обязательным по крайней мере для некоторых женщин, призванных на служение богине Иштар. Этот обычай в пятом веке до н. э. описывал знаменитый историк Геродот (называя Иштар именем греческой богини Афродиты):
«Самый же позорный обычай у вавилонян вот какой. Каждая вавилонянка однажды в жизни должна садиться в святилище Афродиты и отдаваться за деньги чужестранцу. Многие женщины, гордясь своим богатством, считают недостойным смешиваться с толпой остальных женщин. Они приезжают в закрытых повозках в сопровождении множества слуг и останавливаются около святилища. Большинство же женщин поступает вот как: в священном участке Афродиты сидит множество женщин с повязками из веревочных жгутов на голове. Одни из них приходят, другие уходят. Прямые проходы разделяют по всем направлениям толпу ожидающих женщин. По этим-то проходам ходят чужеземцы и выбирают себе женщин. Сидящая здесь женщина не может возвратиться домой, пока какой-нибудь чужестранец не бросит ей в подол деньги и не соединится с ней за пределами священного участка. Бросив женщине деньги, он должен только сказать: „Призываю тебя на служение богине Милитте!“ Милиттой же ассирийцы называют Афродиту. Плата может быть сколь угодно малой. Отказываться брать деньги женщине не дозволено, так как деньги эти священные. Девушка должна идти без отказа за первым человеком, кто бросил ей деньги. После соития, исполнив священный долг богине, она уходит домой и затем уже ни за какие деньги не овладеешь ею вторично. Красавицы и статные девушки скоро уходят домой, а безобразным приходится долго ждать, пока они смогут выполнить обычай. И действительно, иные должны оставаться в святилище даже по три-четыре года. Подобный этому обычай существует также в некоторых местах на Кипре».
