Ныне всем интересующимся холокостом известна знаменитая экспертиза Лейхтера, полностью подтверждающая тезисы ревизионистов. В дальнейшем достоверность доклада Лейхтера была подкреплена другими экспертизами. На мой взгляд, эти дополнительные экспертизы не принесли ничего существенно нового. Мне, конечно, приятно, что немецкие и австрийские ученые подкрепляют своими экспертизами наши открытия, но, позвольте, где немцы и австрийцы были раньше? Отчего нам, всеми отринутыми, приходилось долгое время трудиться в одиночку в области естественных наук, пока на помощь не пришли непосредственно задетые ложью о газовых камерах? И почему немецкие ревизионисты, которые, наподобие Вильгельма Штеглиха, прежде всего сражались посредством исторических и юридических аргументов, раньше не получили поддержки соотечественников, которые могли бы им оказать неоценимую помощь в области физики и химии?
Парадоксальная особенность трудов, пытавшихся в прошлые годы любой ценой доказать абсурдность тезиса о существовании газовых камер, заключается в том, что ни в одной из них нет конкретного материала относительно этих газовых камер. Нет ни одной фотографии, ни одного чертежа, ни одного макета, которые демонстрировали бы читателю общий вид хотя бы одной единственной газовой камеры и помогали ему понять, как она функционирует технически. Последняя в этом плане попытка экстерминистов, т.е. сторонников холокоста, относится к 1989 году. Сердж и Беата Кларсфельды поступили тогда неосмотрительно, опубликовав на английском языке огромный труд французского фармацевта Жана-Клода Прессака «Техника и функционирование газовых камер в Освенциме».
Название книги не соответствует ее содержанию. В этом монументальном труде нет даже слабого намека на то, как же все-таки выглядит газовая камера и как она работала.
Многие ревизионисты не понимают, что достаточно задать их противникам один простой вопрос: «Покажите или нарисуйте мне газовую камеру нацистов!», равнозначный вопросу: «Покажите или нарисуйте мне платье (на самом деле голого) короля!» или «Покажите или нарисуйте мне физический объект, в наличие которого я должен поверить». И потом, только потом, можно вести спор, существует или нет это поразительное орудие уничтожения.
Имеется куча информации для желающего узнать, что такое, например, дом, мотор, оружие, атомная электростанция, печи крематория, газоокуривающая камера для обучения новобранцев обращению с противогазом, дезинфекционная камера для одежды, газовая камера для фруктов… Интересующийся может воспользоваться обычной или технической литературой, посмотреть специальные или общие справочники и энциклопедии. Он найдет в них снимки, макеты и технические описания. Но если человек, обвиняющий немцев в изобретении и применении орудия массового уничтожения, самого страшного из когда-либо придуманным человеческим разумом, захочет узнать, как все-таки это орудие выглядело, то он… ничего не найдет! Ничего кроме, пожалуй, нескольких снимков или эскизов с простеньким пояснением — «газовая камера». Подобное молчание исторических, научных и технических трудов, справочников и энциклопедий говорит само за себя.
Массы не знают, что их обманывают. Они не знают, что они никогда не видели газовых камер нацистов. Судьи, выносящие ревизионистам приговоры, налагающие на нас штрафы, сроки и другие санкции за то, что мы не верим в существование некоего определенного физического объекта, сами не в состоянии нам показать или описать его.
Описанный феномен всеобщего невежества, ослепления и легковерия выражается также в готовности слишком доверчиво относиться к «бесчисленным свидетельствам выживших». Чтобы у человека открылись глаза, надо в данном случае заставить его задуматься. «Бесчисленное число выживших» в «лагере уничтожения» уже ясно противоречит утверждению, будто немцы годами отправляли в лагеря евреев на уничтожение. Поскольку каждый из «выживших» считает, что он спасся чудом, а многие из них побывали в нескольких «лагерях уничтожения», то чудо делается на удивление обыденным. Если из месяца в месяц мы узнали бы из книг, газет и телевидения о все новых и новых чудесах в Лурде, то читатели и телезрители явно стали бы скептиками. Обыкновенное чудо — уже не чудо, а лишь одно из проявлений нормального закона природы.
Спасшиеся удивительным образом евреи-заключенные ведут себя так, что, чем больше становится чудес по спасению, тем безогляднее верят они в собственное чудо. Поскольку лагеря, как известно, делились на концентрационные, трудовые и транзитные, то вполне естественно, что спустя полвека после своего интернирования живы и здоровы бывшие зэки концлагерей: Симон Визенталь, Симона Вейль, Сэмюэль Писар, Эли Визель, Анри Красуцкий и многие другие, награждающие себя титулом «выживший». Они — не главные очевидцы холокоста, а живое доказательство того, что его не было. Выражение «выживший» тут вообще не причем. Разве русские и немецкие фронтовики, побывавшие в Сталинграде, не являются «выжившими»? И разве не «выжили» все мы, гражданские лица и солдаты, перенесшие бойню 1939...45 годов? Почему, повинуясь некоему приобретенному рефлексу, мы, едва речь заходит о «выживших», всегда вспоминаем одних евреев и всегда немцев (и их союзников в последней войне) — при разговорах о «военных преступниках»?
Нет просто-напросто ни одного свидетеля, который может доказать существование и действие газовых камер нацистов. После войны отдельные авантюристы пытались разыгрывать из себя очевидцев и были даже выпущены книги, написанные якобы «свидетелями газовых камер». Обманщикам было нетрудно до бесконечности повторять свои показания перед судами, ибо ни один судья, прокурор и защитник не решались подвергнуть их перекрестному допросу, как это принято на процессах, дабы они описали место, объект и конкретный процесс в самой предполагаемой газовой камере и вне ее. Впервые свидетель был подвергнут такому допросу лишь в 1985 году. Это случилось в Торонто, в Канаде, во время первого процесса над Цюнделем. Свидетель был первоклассный, обвинение не могло пожелать лучшего, — д-р Рудольф Врба, который стоял у колыбели «Освенцимских протоколов» и «War Refugee Board Report», опубликованного в 1944 году в Вашингтоне. Адвокатом Цюнделя был Дуглас Кристи.
Я был консультантом, и во время долгого перекрестного допроса передавал Кристи вопросы на маленьких желтых кусочках бумаги. Для афериста Врбы все закончилось полным фиаско. Загнанный в угол, он в конце концов сознался, что в своей т.н. «записке о пережитом» под названием «Я не могу забыть», везде восхваляемой за стопроцентную достоверность и необычайную точность, он использовал прием, стыдливо названный им «поэтической вольностью». На том же процессе обнаружилась также несостоятельность проф. Рауля Гильберга, лучшего представителя теории холокоста, автора классического труда «Уничтожение евреев Европы». Я и в этом случае был консультантом адвоката Кристи, который за свое невероятно активное поведение получил почетное прозвище «сражающийся адвокат».
Во время процессов над собой я порой встречаюсь в зале суда с евреями, которые выдают себя за «очевидцев газовых камер». К сожалению, они не решаются давать показания суду. Иногда я поступаю следующим образом: смотрю «свидетелям» в глаза и обращаюсь к ним с нарочно простым вопросом: «Опишите мне виденную Вами газовую камеру и процесс уничтожения». Они сразу дают задний ход и отвечают, что если бы они видели, то не стояли бы сейчас передо мною. Из этого я делаю вывод, что имею дело чаще всего со свидетелями-аферистами. Другой вывод: из слов названных личностей вытекает, что очевидцев газовых камер вообще нет, и посему Мартин Грей и Филип Мюллер тоже обманщики. В 1983 г. Симона Вейль признала поражение, заявив: «Всем известно, что нацисты разрушили газовые камеры и систематически уничтожали всех свидетелей» («Франс-суар магазин» 07.05.83. с.47). Не буду здесь обсуждать эту отговорку, но желал бы закрепить признание Вейль: свидетелей т.н. «массовых убийств газом» в Освенциме и других лагерях нет.
Одна неслыханная в истории ложь потянула за собой великое множество мелкой лжи, клеветы и нелепых обвинений, которые повлияли на общественное сознание из-за своего многообразия и неустанного повторения. Сколь долго будет дальше жить эта ложь и отвратительная манипуляция людьми? Опасаюсь, что долго. Но это уже другой вопрос, который я не хочу затрагивать. Во всяком случае, я считаю, что холокост принимает все более религиозный характер, поскольку ревизионисты окончательно решили в свою пользу исторический спор с экстерминистами. Ревизионистам следуют поэтому приготовиться ко все более жестким репрессиям, но в долгосрочной перспективе ревизионизм будет неизбежно распространяться.
Ибо он, как однажды сказал один французский адвокат, — «великое интеллектуальное дерзание конца нашего столетия». Ревизионизм опасно притягателен и потому влечет к себе все больше молодых энтузиастов, бескорыстных душой, таких, как Вы».