Протестовал против отстранения рабочего класса и некий де Море (de Moret) в письме к Неккеру, написанном по поводу разгрома дома Ревельона (о чем у нас речь будет дальше). Де Море указывал [2] на то, что «самый многочисленный, самый полезный и самый драгоценный для государства» класс столичного населения лишен представительства в Генеральных штатах. Рабочий класс поддерживает и обогащает «другой класс третьего сословия» (т. е. буржуазию), а между тем представлен он будет только людьми, платящими 6 ливров налога и выше, т. е. такими лицами, «интересы которых совершенно различны и даже противоположны» интересам рабочих, ибо одни прямо заинтересованы в том, чтобы удержать других в рабстве и зависимости [3]. Это — необычный язык для всей исторической эпохи, которую мы рассматриваем; только в разгаре стачечного движения 1791 г. иной раз, как мы увидим, вырывались подобные фразы. Этот безвестный иностранный дворянин, так проницательно вглядевшийся в природу составных частей tiers-état, приписывал и волнения у дома Ревельона допущенной относительно рабочих несправедливости и предвещал даже восстание, если не будут приняты меры с целью дать им также представительство в Генеральных штатах. В этом отношении он ошибался: рабочая масса в целом была еще слишком далека от идеи борьбы за избирательное право и, противополагая tiers-état, как нечто единое и нераздельное двум привилегированным сословиям, не склонна была углубляться в анализ самого понятия tiers-état.
В шевалье де Море мы видели гуманно настроенного иностранца, взывавшего к Неккеру о справедливости во имя обойденных избирательным регламентом рабочих. Но вот пред нами какой-то, очевидно, роялист и умеренный конституционалист, враг «демагогии», боящийся слишком крутых перемен [4]. С легкой иронией, но довольно настойчиво анонимный автор указывает, что в tiers-état нужно различать «haut- et bas-tiers». К haut-tiers относятся муниципальные чины, коммерсанты, ученые, литераторы, богатые жители деревень и т. д., их не нужно смешивать с земледельцем, виноделом, поденщиком и «всеми механическими профессиями». Говоря иронически от имени этого haut-tiers и будто бы излагая содержание брошюр публицистов третьего сословия, наш автор обещает членам bas-tiers всякие блага, курицу в супе — не только по воскресеньям, как того желал Генрих IV, а по воскресеньям и четвергам [5] и т. д. Мы еще увидим, когда речь пойдет о контрреволюционной пропаганде среди рабочих в 1789–1791 гг., что указания на резкую разницу в положении буржуазии и рабочих изобиловали в литературе этого направления. Но как позже, так и теперь, до открытия Генеральных штатов, эти указания не дошли до адресатов. Чтобы уже покончить с этими попытками расчленить понятие tiers-état, упомянем еще об одной брошюре (также анонимной и вышедшей уже в начале Учредительного собрания), автор которой под словом «Le peuple» рекомендует понимать только «ремесленников, рабочих и крестьян» и прямо отличает их от буржуа [6], т. е. от купцов, цеховых мастеров, финансистов, лиц свободных профессий и т. д. Характерно, что этот демократически настроенный автор, употребляя слово «буржуа», оговаривается, что «в других королевствах» так называются купцы, финансисты и т. д. Эта оговорка лучше многих рассуждений показывает, как мало еще в общественное сознание вошла мысль о необходимости точнее обозначать отдельные части tiers-état.
Де Море, писавший свое письмо Неккеру в разгаре беспорядков вокруг дома Ревельона (28 апреля 1789 г.), предупреждает о немедленном восстании, в случае если немедленно не будет исправлена несправедливость относительно рабочих; другие публицисты довольствуются тем, что пишут от имени «бедных» наказы, представляют Генеральным штатам планы преобразований и так далее, и содержание их произведений — это нечто вроде докладных записок уже собирающимся Генеральным штатам, без всяких поползновений изменить состав собрания в более демократическом смысле, хотя иной раз и с очень горькими упреками относительно допущенной несправедливости.
Нужно отменить распределение нации на сословия, советует один из таких публицистов, Дюфурни де Вилье [7], или же создать особое, четвертое, сословие и вообще общество должно делиться лишь по материальному своему состоянию, — только такое деление реально. Следовало бы далее избавить от налогов бедных и обложить богатых прогрессивным налогом, — и общество должно было бы взять на себя обязанность помогать всем нуждающимся. Автор — горячий адвокат тех «hommes disponibles», которые должны отдавать все свои силы и свое время и здоровье за ничтожную заработную плату, которой не хватает даже на пропитание. Все зло он приписывает концентрации богатств в немногих руках [8] и несправедливому, но господствующему воззрению, будто главная цель образования общественного союза — защита собственности, тогда как на самом деле эта цель заключается в охране и защите слабых и нуждающихся [9], и обязанность общества — ограждать индивидуума от голода, нищеты и гибели. Автор с горечью спрашивает, почему не дали участвовать в народном представительстве «громадному классу» поденщиков, людей, живущих на заработную плату. При этом автор делает ядовитое замечание: пусть не говорят, что все равно интересы бедного класса найдут защитников в депутатах третьего сословия, даже в депутатах всех трех сословий — в короле и т. п.; автор спрашивает третье сословие (т. е. ту часть его, которая послала депутатов в штаты), почему же оно само не полагалось на защиту и добродетели двух привилегированных сословий, а добивалось (и добилось) «пропорционального» представительства для себя [10]? Это намек автора на упорные и увенчавшиеся полным успехом старания буржуазии (осенью и зимой 1788 г.) получить удвоенное число депутатов сравнительно с дворянством и духовенством на предстоящих Генеральных штатах. Он требует приложения к бедному классу того «великого принципа, что привилегированные не могут представительствовать за непривилегированных». Он подчеркивает, что фабриканты постоянно стремятся уменьшить заработную плату, возможно дешевле купить рабочую силу, и поэтому интересы фабрикантов и интересы четвертого сословия прямо противоположны [11], ибо первые будут стремиться сохранить это положение вещей, хотя бы «их благородство и побуждало их взять на себя заботу» о нуждах этого четвертого сословия, иронически прибавляет автор. Ни один наказ третьего сословия, замечает он дальше, не говорит о нуждах бедного класса, и из дальнейшего изложения явствует, что автор желает устроить нечто вроде анкеты о положении бедных и этим восполнить отсутствие их наказов. Уже наперед он предугадывает, что наибольшим бедствием для «четвертого сословия» будет признана дороговизна хлеба: эта дороговизна хлеба стояла в течение всего 1789 г. на очереди дня и отразилась на всех народных выступлениях начального периода революции.
Жалуется на лишение представительства также и другая брошюра — петиция, составленная от имени «бедного народа» [12]. Поденщики, ремесленники, рабочие, «лишенные всякой собственности», составляющие «специально» бедный класс и «к несчастью половину французской нации, принуждены обратиться к тем, кто был выбран в представители нации», прося помощи в своем трудном положении; «их интерес и их спасение — в сердце их короля, который объявил себя их защитником», добавляют они. Представителей выбирали лишь из класса собственников, и вообще, «кажется, все было сделано в пользу богатых и собственников» [13]. Авторы петиции пишут далее: «все эти собственники, которых можно назвать богатыми сравнительно с нами, без сомнения, с удовольствием станут покровителями и защитниками бедных, ибо религия и мораль вменяют им это в долг; но мы могли бы быть совершенно забыты, если бы не изложили свои нужды и желания». Чего же желает петиция? Чтобы люди, живущие ежедневными трудами рук своих, были освобождены от налогов; чтобы позволено было работать и по воскресеньям, после церковной службы. В этом отношении нужно всех рабочих уравнять в правах с прислугой и с теми категориями рабочего люда, которым уже полиция позволила работать по воскресеньям [14]. Кроме того, следует сократить число праздничных дней, которых (кроме воскресений) насчитывается 25–30. Вместо этой цифры рекомендуется оставить 8 праздников (из них один, св. Людовика, в честь короля).
Обзор этой небольшой предреволюционной публицистики, занимавшейся вопросом об устранении от выборов «четвертого» сословия и сохранившейся в Национальном архиве и в Национальной библиотеке, можно дополнить, отметив еще писания Ламбера, «инспектора учеников» в различных «госпитальных» (благотворительных) домах [15]. Выше мы видели то горькие упреки, то легкую иронию относительно того, что состоятельный слой tiers-état будет представительствовать за рабочих и вообще за бедняков. Ламбер далек и от упреков и от иронии. Правда он жалуется, что «между фиском, собственниками и их агентами существует своего рода соглашение, не предумышленное, но весьма действительное, по которому деньги считаются всем, люди — ничем». Однако эти гуманитарные бутады не мешают ему признать, что допустить бедных в собрание было бы «неосуществимо и бесполезно», ибо их внимание слишком поглощено работой и они необразованы. Содержание мыслей Ламбера весьма путанное и неопределенное (филантропические и неясные пожелания о защите бедных от богатых и т. д.); к нашей теме они отношения не имеют [16].
