Я заводил друзей также среди католических миссионе ров — прекрасных людей, добровольно отрешившихся от Европы и даже от европейцев на Востоке и посвятивших всю свою жизнь заботам о своей туземной пастве.
На столбцах местной газеты появился мой первый опыт журналистики, в котором я пытался заклеймить японскую торговлю живым товаром. Этот опыт был встречен неодобрительно, но, после того как я написал передовицу о недостатках эсперанто, редактор признал меня и предложил мне постоянное сотрудничество. Боль ше всего я читал, и читал серьезно. Средняя библиотека плантатора могла содержать различный подбор прозаи ческих и поэтических произведений Киплинга, но их глав ным содержанием в те дни были произведения Губерта Уэльса и Джемса Блитса. Я не знаю, какие авторы заняли сегодня их места, но для меня Губерт Уэльс не был поучительным автором. Я положил себе за правило ни когда не покупать романов, и ежедневному получению из вали меня от худших Еиной сеть своих искушении, но чтение спасло ofхуд^пих последствий объединенного нападения.
,vmwiHoft литературы я обязан своим зд0пп ^^М^ЯЮ^ГУ^^Я восточной тро^ей —inTHCTBOM и женщинами Все три разбрасы <**™*1SS* своих искушений, но чтение спас*
Мое юношеское увлечение одиночеством вызывало во мне в конце концов, серьезную тревогу. Я настоятельно повставал к своему дяде с просьбой достать мне самосто ятельную работу. Наконец я был послан открыть новую плантацию у подножия холмов. Место, которое в течение года должно было стать моим жительством, находилось в десяти милях от всякого европейского жилья. Ни один белый человек не жил до этого времени здесь. Селение, к которому примыкало мое поместье, было местопребыва нием свергнутого султана, и, следовательно, не особенно i дружески относившегося к англичанам. Мой дом также 1 представлял из себя развалившуюся хижину без веранды * и, хотя он был лучше, чем обыкновенный малайский дом, ни в каком смысле не походил на европейское жилище. Опасная для жизни малярия, свирепствовавшая здесь больше, чем в других штатах, не увеличивала прелестей этого места. Моей единственной связью с цивилизацией был велосипед и начальник малайской полиции, который жил в двух милях от меня. Тем не менее я был счастлив, как погонщик с новым слоном. В течение дня мое время было совершенно занято. Мне надлежало сделать что нибудь из ничего: поместье из джунглей, построить дом для самого себя, проложить дороги и сточные канавы там, где их не было. Были также меньшие проблемы администрирования, которые являлись для меня постоян ным источником развлечения и забавы: малайские под рядчики, которые находили извинение для всякой оплош ности, тамильские жены, которые практиковали полианд рию на строго практической основе — два дня для каждо го из трех мужей и свободный день по воскресеньям; оскорбленный «Вульямэй», который жаловался, что «Ра мазанси» украл его день; китайские лавочники, которые ■n^TSTSSE? на жестких уловиях с моим кладовшл кпС»л ие РОСТОВ1Чики, которые выстраивались в ружок в день выдачи платы и держали моих кули в своих цепких лапах. Перед таким смешанным сборищем я являлся единственным представителем британской вла сти. Я творил суд без страха или пристрастия, и, если были жалобы на мою власть, они никогда не доходили до моих ушей. В течение этих первых четырех месяцев я был совершенно свободен от забот. Я усиленно работал над малайским языком. Я написал рассказы, которые заслужили похвалы Клемента Шортера и были опублико ваны в журнале «Сфера». Я начал писать роман из ма лайской жизни — увы, незаконченный, и который, веро ятно, никогда не будет закончен, — и продолжал мое чтение с похвальным прилежанием. Для развлечения име лись футбол, стрельба и рыбная ловля. Я расчистил клочок земли, приспособил футбольную площадку и посвятил малайцев в таинства футбола. Перед закатом солнца я на лету стрелял пунаи — маленьких малайских голубей. Как это ни странно, я подружился с низложен ным султаном и, в особенности, с его женой, истинной правительницей королевской резиденции, старой высу шенной леди с крашеными губами и с взглядом, способ ным вселить ужас в самое мужественное сердце. Ходили слухи, что она совершила все преступления, предусмо тренные уложением о наказаниях, и много таких, кото рые не включены в этот перечень людских проступков. Однако она была королевой Викторией своего округа, и, хотя мы впоследствии сделались врагами, я не питаю к ней злобы.
В своем доме я пользовался совершенно незаслужен ной репутацией меткого стрелка. Мое примитивное жи лище было полно крыс, которые во время обеда бегали повсюду. Мой фокстерьер обращал их в бегство, в то время как я избивал их палкой. Таким способом было уничтожено их множество. Еще забавнее было расстрели вать их из револьвера, и, конечно, это занятие увеличило мое умение стрелять. Затем настал великий день, кото рый в глазах туземцев наделил меня силой чародея.
Все поместье, включая мое жилище, обслуживалось большим колодцем, круглым и глубоким, с большими щелями в надземной части между водою и поверхностью. Однажды утром, когда я завтракал в одиночестве, у дверей моей конторы послышались тараторившие голоса. Многоязычная болтовня сопровождалась хором плачущих женских голосов. Вне себя я бросился вон из помещения, чтобы выяснить причину такой утренней ин Ь ^^гий кули со стоном валялся на земле «0*0* Т^^еотенников окружали его с криками' д^стТего ^Дбами. Целая толпа малайцев и все ^Ъяснеш1ям^, мо^ собрались вокруг, чтобы Дать моИ служаши^ кит конед да. Несчастный был
совет и "£йМО$ывками и сбиваясь, дико возбужденная укушен 3^H3Jap0 происшедшем. Там была кобра, гр0 толпа Р^^^на находилась в колодце. Она устроила мадная к00*53, ~1ПИ Это была самка. Там яйца и будут свое гнездо в доступа не было. Арматам был
змееныш* н ^йчас же должен вырыть новый
Я сделал два надреза на ноге укушенного, пере ^Тоану £л бутылку джина и отправил его на телеге в г^Сза двенадцать миль (он поправился).
ътем в сопровождении двух тамильских «кенгани» и ТГ^птшгамалайца я отправился исследовать коло
дГмо^ еЩС В П°РТУ ДИКСОН E**«"
ставным моим оружием был револьвер, которым я стре
L крыс В колодце все было тихо. Тамилец указал на k ^v^a глубине восьми футов, где кобра устроила себе Щ гнездо и длинным бамбуком надсмотрщикмалаец уда шЭ пил по'отверстию. Тогда с кинематографической быстро той началась жизнь. Послышалось предостерегающее шипенье. Черная шапочка показалась в дыре, поднялась сердитая головка и заставила моих спутников удрать со всех ног. Я внимательно прицелился, выстрелил и тоже отступил. В колодце послышался всплеск и затем все стихло. Я прострелил кобре голову. В своей смертельной борьбе она выпала из отверстия в воду. Жертва моего колдовства была выставлена на показ и устрашение. Моя репутация была установлена твердо, все пути были мне открыты.
Это было счастливым обстоятельством, потому что ближайший путь к Серембану и цивилизации лежит через поселок китайских шахтеров, пользовавшихся репута цией грабителей. Мой банковский клерк был задержан головорезами, которые, разочаровавшись в содержимом его сумки, отрезали ему палец в качестве наиболее удоб ного способа снять кольцо.
Эта опасность мне больше не грозила. Даже в поселке шахтеров было хорошо известно: вопервых, я могу од ним выстрелом убить крысу или кобру; вовторых, что я никогда не путешествую без револьвера и, втретьих, что
я никогда не держу при себе денег. Таким образом, я путешествовал спокойно. Признаюсь, однако, что ничто в жизни меня так не увлекало, как поездка на велосипеде через джунгли глухой ночью. Эти поездки, повторявшие ся каждый раз, когда я отправлялся в главный город и оставался там обедать, наполняли меня чувством страха и в то же время были таинственно привлекательны. Так как я должен был приехать в свое поместье раньше шести часов утра, я пускался в обратный путь около полуночи. На протяжении шести миль не было ни единого жилья, я ехал среди леса гигантских деревьев, которые в лунном свете отбрасывали фантастические узоры и тени на тро пинку. В отдалении, подобно горам царя Соломона, вы делялись холмы Джелебу, таинственные, близкие, и в то же время враждебные. Перед лицом этого неизвестного мира, который обострял мои чувства, я мог, как в сказке, приложить ухо к земле и слышать людской топот за несколько миль. Я испытывал чувство страха, но в моем страхе была привлекательность. Я всегда был рад, когда добирался до дому. Но я никогда не боялся настолько, чтобы не принять приглашение на обед в Серембане или не вернуться домой через джунгли. Это было хорошей подготовкой для большевистской России. Привычка ско ро побеждает страх. Мне случалось слышать рев тигра, призывающего свою самку, однажды чуть не наткнулся на черную пантеру. Но это были редкие случаи, и в конце концов, хотя я никогда окончательно не победил чувства жути, страха я не испытывал.
