Мнение по этому вопросу Александра Гельмана:
На мой взгляд, те люди, которые обслуживают власть, не являются интеллигентами, потому что они теряют самостоятельность. Признак интеллигента прежде всего — это самостоятельное мышление, самостоятельные оценки, самостоятельная реакция на то, что происходит.
Слово «обслуживают», может быть, тут и не очень подходит. Люди, скорее, работают на власть, в системе власти, поддерживают власть. До революции, например, невозможно было себе представить, чтобы какой-нибудь представитель интеллигенции поддерживал власть, — тогда он выпадал из интеллигенции. Интеллигенция была полностью антивластной, никакого сочувствия к «кровавому диктатору» Николаю II она не испытывала. А вот в советское время большинство интеллигентов так или иначе работало в системе власти, но с так называемыми «фигами в кармане». То есть на работе они спокойно работали, а вечером, приходя на кухню, говорили, как все ужасно. Понятно, что люди боялись. Но сейчас ситуация больше похожа на дореволюционную, чем на советскую: не работай на власть — и ничего не будет. Сейчас работа с властью или на власть — это сознательный выбор каждого человека, и, наверное, те, кто делает этот выбор, перестают принадлежать к интеллигенции. В связи с этим Н. С. Михалков — это деятель культуры, а не представитель интеллигенции.
А что же власть? Она у нас сейчас не интеллигентная. И наоборот, интеллигенция не у власти. Более того, вероятно, что в России интеллигенция к власти не придет в ближайшие 50 лет. Хотя были времена, когда приходила. Например, с февраля по октябрь 1917 года (Временное правительство) и начало 90-х (конец перестройки).
Кстати, а можно ли назвать интеллигентами В. И. Ленина и Л. Д. Троцкого? И вообще, могут ли быть интеллигентами негодяи? Наверное, могут. Те же Ленин и Троцкий, безусловно, выходцы из интеллигенции.
А вот П. Н. Милюков и А. Ф. Керенский — конечно, представители интеллигенции. И все Временное правительство почти полностью состояло из представителей интеллигенции.
Но тогда не являются ли интеллигентами просто люди с хорошим высшим образованием? Утверждать это неправильно. Интеллигенция — это совершенно другое понятие. И интеллигент-негодяй — это абсурд, такого не может быть. Потому что если человек интеллигент — это однозначно порядочный человек, потому что интеллигентность — это не количество прочитанных книг. Это некий набор представлений о жизни. Как мы уже говорили, определенный набор представлений о том, что такое добро и что такое зло.
Хотя, конечно, абсолютного добра и абсолютного зла не существует, все — относительно. Впрочем, не всегда. Есть зло абсолютное. Скажем, фашизм — абсолютное зло. И любое заигрывание с фашизмом ничем не может быть оправдано. И абсолютное добро тоже есть. Например, для верующих людей существует абсолютное добро, и это нельзя отрицать.
Но интеллигент — это все-таки человек, который способен брать ответственность на себя, не передоверяя ее даже Господу Богу. Даже верующий человек все равно делает самостоятельный выбор, а посему даже верующий человек вполне может быть негодяем. Бывают такие случаи, они известны нам по истории.
Человек интеллигентный негодяем быть не может, потому что это взаимоисключающие вещи. А вот просто образованный человек, конечно же, может быть мерзавцем, негодяем, подонком… Кем угодно.
Для полноты картины стоит привести результаты голосования слушателей «Эха Москвы» по данной проблеме: Александр Гельман победил с явным преимуществом. Его позиция оказалась близка 89,3 % позвонивших. За позицию Александра Шмелева проголосовало 10,7 % позвонивших.
И все же вопрос: почему людей, свободных в своих убеждениях и не подчиняющихся идеологическим обязательствам, у нас становится все меньше и меньше?
По мнению Александра Гельмана, происходит это потому, что многие люди начали бояться. Все меньше людей высказываются откровенно, потому что это может повлиять на отношения на работе, еще как-то воздействовать на человека. Это является реальным фактом — страх понемножку стал внедряться в наше общество. И это дело очень серьезное. Кроме того, очень многие люди вообще потеряли интерес к политике, к общественной жизни. Но это не значит, что эти люди ничего не испытывают в своих душах, в своем мышлении. Они молчат, но это молчание не может быть вечным.
Прошло ли время правозащитников?
[3]
Принято считать, что правозащитная тема осталась в советской истории. Мол, ГУЛАГ, дело Владимира Буковского, дело А. И. Солженицына, выход диссидентов на Красную площадь в 1968 году в знак протеста против вторжения советских войск в Чехословакию — все это прошлое, все это история. Потому что в России — демократия, в России проходят выборы, исполняется Конституция, и никакие правозащитники, за исключением мелких случаев, не нужны. На самом деле ситуация обстоит далеко не так гладко и не так благостно.
10 декабря 2007 года в Москве прошел Третий всероссийский съезд правозащитников, но об этом событии никто особенно не сообщал. Таким образом, это стало очень недооцененным событием. А между тем на съезде выступали Людмила Алексеева, Алексей Симонов, один из лидеров журналистского сообщества, Алексей Яблоков, Виталий Абрамкин и многие другие известные люди в области защиты прав человека.
Первый такой съезд прошел в январе 2001 года, то есть прошло семь лет. В резолюции третьего съезда говорится: «Итогом семи лет, прошедших с момента первого съезда, стало следующее: произошло фундаментальное ухудшение ситуации с соблюдением всего комплекса конституционных прав и свобод человека».
Таков главный вывод съезда.
Кстати сказать, слушателям «Эха Москвы» был задан вопрос: «Должны ли правозащитники идти в политику, или они должны быть выше политики?» Результат: проголосовало 569 человек, и 73,1 % проголосовавших заявили, что правозащитники должны идти в политику. А вот 26,9 % проголосовавших считают, что правозащитники должны быть выше политики и не связывать себя с политической деятельностью.
На съезде, проходившем в гостинице «Космос», тоже был большой спор именно по этой теме: надо ли правозащитникам участвовать в политике или не надо. И что интересно, большинство делегатов съезда проголосовало так же, как и слушатели «Эха Москвы», то есть за то, что пусть правозащитники и не ассоциируются с какой-то конкретной партией, с какими-то конкретными политиками, но они не могут стоять вне политики. Потому что если сегодня правозащитное сообщество не будет защищать политические права граждан, то завтра этим займутся и уже занимаются не правозащитники.
С другой стороны, например, такой известный советский правозащитник, как Александр Гинзбург, который прожил последние десятилетия во Франции, выдвигал такой тезис: правозащитное движение, диссидентское движение в СССР — это движение скорее нравственное. Люди, участвующие в этом движении, чисты перед самими собой, перед своей совестью, они работают на свою совесть. При этом они всегда были не очень эффективны в конкретном «подтачивании», в разрушении советской тоталитарной системы, которая закончила свои дни в 1991 году. В то же время он говорил, что ту советскую систему можно было ликвидировать, эффективно борясь с ней изнутри. Но здесь другая проблема, говорил он, люди, которые работали в советской системе и к диссидентскому движению не примыкали, не были чисты перед самими собой, потому что были в значительной степени конформистами, поскольку работали на систему. Но при этом они все равно были более эффективны в разрушении этой системы, потому что «подтачивали» ее изнутри.
Конкретный пример: вклад М. С. Горбачева и либералов Политбюро в полную реформацию СССР, а также вклад кандидата в члены Политбюро Б. Н. Ельцина был гораздо больше, чем вклад того же Гинзбурга и других правозащитников.
Но с другой стороны, был «Мемориал», были публикации («Дети Арбата» А. Н. Рыбакова, книги А. И. Солженицына «В круге первом», «Архипелаг ГУЛАГ», «Один день Ивана Денисовича»), и кто взвесит на весах вклад А. Н. Яковлева как члена Политбюро и секретаря по идеологии и того же Рыбакова с его книгой «Дети Арбата»?
На съезде звучала точка зрения, что правозащитники должны быть против любой власти — не важно, демократической или тоталитарной. И это правда. Но это только часть правды. Потому что если страна становится более демократической, то это одна работа. Если же страна становится более авторитарной — это другая работа. В связи с этим голосование радиослушателей точно отражает тенденцию: страна становится более авторитарной и поэтому поневоле правозащитники политизируются. Потому что речь идет в нашей ситуации не об отдельных недостатках системы, а о неприемлемости системы в целом.
