Ознакомительная версия.
Следующий год выдался спокойным. Татары не наведывались, дела шли успешно. 25 сентября, день памяти св. Сергия Радонежского, государь со всей семьей провел в Троице-Сергиевом монастыре. Вместе молились, прикладывались к гробнице преподобного.
После праздника распрощались — Василий III поехал в Волоколамск на охоту, не удавшуюся в прошлом году. Но вскоре у него обнаружился нарыв на бедре. Великий князь какое-то время пытался терпеть, не обращать внимания. Однако нарыв был болезненным, и призвали иностранных докторов Люева и Феофила. Хотя стоит отметить, что европейская медицинская наука пребывала еще в зачаточном состоянии. Полезные знания мешались с суевериями, наряду с лекарственными растениями применялась всякая гадость. Западные врачи и своих-то монархов нередко спроваживали на тот свет, и их называли «помощниками смерти». А насчет стерильности вообще не имели понятия. При лечении Василия Ивановича в рану занесли заразу, началось воспаление.
Раз за разом выпускали гной, но болезнь прогрессировала. Государю становилось все хуже, и наконец он понял, что ему не выкарабкаться. Он был сильным и мужественным человеком, стойко переносил жесточайшие страдания. И приближение смерти воспринял как истинный православный человек. Но душа его была не спокойна. Совсем не спокойна. Он не был уверен в своем собственном окружении! Князья и бояре демонстрировали верность, пока он был в силе, но как они себя поведут без него? Василий Иванович очень сомневался в них.
Откуда это известно? Конечно, ни один источник не зафиксировал мыслей великого князя. И все же летописи сохранили однозначные доказательства: государь знал или подозревал, что среди его приближенных есть скрытые враги. Посудите сами: с Василием III в Волоколамске находились брат Андрей Старицкий, князья Вельский, Шуйский, Кубенский, но государь скрывал от них свое состояние! Вызвал вдруг к себе Михаила Глинского. А ведь он после освобождения из тюрьмы оставался на вторых ролях, не занимал важных постов. Видимо, теперь великий князь счел, что близкий родственник жены не предаст.
Василий III отправил в Москву стряпчего Мансурова и дьяка Путятина — привезти завещания своего отца и деда. Но опять же, отправил тайно, об этом знал лишь ближайший доверенный государя — Шигона. А самим Мансурову и Путятину запрещалось разглашать цель поездки. Однако правда все же просачивалась. Ее откуда-то узнал Юрий Дмитровский. Он сразу же поспешил к брату, но великий князь почему-то не пожелал, чтобы он находился рядом. Заверил его, что выздоравливает, и отослал обратно. Хотя на самом деле он был уже обречен и знал это. Велел везти себя в столицу.
Лед на Москве-реке был еще тонким, для Василия Ивановича навели мост, но делали наспех, и он провалился. Дворяне из свиты сумели обрубить гужи лошадей и удержали на руках сани с больным. А государь запретил наказывать строителей. Последний акт трагедии разыгрался в Кремле. Сразу же только-только принесенный в свои покои великий князь собрал у постели митрополита Даниила, бояр и велел дьякам составлять новое завещание. Составлять при всех! Очевидно, чтобы его не могли оспаривать. Наследником назначался сын Иван, до пятнадцатилетнего возраста он должен был находиться на попечении матери и опекунского совета.
Василий Иванович изнемогал, но 3 декабря, чувствуя скорый конец, опять собрал бояр, четыре часа говорил с ними о предстоящем правлении. А троицкого игумена Иоасафа просил: «Отче, молись за государство, за моего сына и за бедную мать его… молитесь о младенце государе!» И лишь после того, как были обсуждены все дела, Василий III велел привести сына и жену. Ивана принес на руках Иван Глинский, брат государыни, отец благословил наследника крестом св. Петра. Елену привели под руки. Она, разумеется, знала, что муж умирает. Билась в истерике — а Василий даже нашел в себе силы успокаивать ее, уверял, что чувствует себя лучше. Но мамке Аграфене Челядниной великий князь приказывал «ни пяди не отходить» от ребенка. Он боялся за наследника… Елена хотела остаться с мужем до конца, но он понимал, насколько это будет тяжело, жалел ее и приказал уйти.
Еще раньше государь принял решение перед кончиной постричься в монахи, и сейчас для этого пришла пора. Он ненадолго забылся, а когда проснулся, стал рассказывать, что ему явилась св. великомученица Екатерина. Принесли ее икону, Св. Дары, чтобы причастить государя. Но Василий III еще не успел уйти из жизни, когда его опасения начали сбываться. С ним уже перестали считаться, его распоряжения игнорировались! Он просил пострижения, митрополит готовился начать обряд. А группа бояр во главе с Андреем Старицким внезапно воспротивилась, старалась не допустить этого. Хотя, казалось бы, какая им была разница, умрет Василий мирянином или монахом?
Государь отходил, над ним читали канон на исход души, он шептал молитвы немеющими губами, целовал простыню, ожидая обряда. А рядом с ним разыгрывалась безобразная сцена. Бояре шумели, орали, спорили, не обращая никакого внимания на умирающего. Андрей Старицкий и Воронцов принялись вырывать у митрополита монашескую ризу, и Даниил усмирил их только угрозой проклятия: «Не благословляю вас ни в сей век, ни в будущий!..» После этого пострижение пришлось производить спешно. В суматохе обнаружили, что забыли мантию для нового инока, и троицкий келарь Серапион отдал свою. И великий князь Василий, ставший иноком Варлаамом, ушел в мир иной.
* * *Что же представляло собой Русское государство, когда во главе его оказались ребенок и молодая мать? Правительства в той форме, в какой мы привыкли воспринимать его — с министерствами или ведомствами, разделенными по направлениям деятельности, еще не существовало (впрочем, таких правительств не было и в других странах). Главных органов управления на Руси было два — государев двор и Боярская дума. Двор в узком смысле представлял собой личное хозяйство великого князя и людей, которые руководили им. Но ведь и вся Русь была большим хозяйством, вверенным ему от Бога. И те же лица, которые входили в двор государя, составляли аппарат его власти.
Самым важным был пост дворецкого — управляющего двором. Это был начальник канцелярии великого князя, глава администрации. Но еще выше по рангу считался конюший — его чин в русской иерархии был самым старшим. Он заведовал государевыми конюшнями, но он занимался и закупками лошадей для казенных нужд, инспектировал кавалерию, ведал заготовками фуража, а также доходами, которые шли на эти нужды. При дворе были также постельничий, оружничий, казначей, кравчий, ловчие, ясельничие. И если постельничий ведал государевой спальней, а кравчий на пирах выступал виночерпием, то этими функциями их полномочия не ограничивались. Такие чины знаменовали степень доверия государя, их обладатели получали важные назначения по военной или административной части.
Из юных аристократов набирались рынды — почетная охрана монарха на торжественных выходах, а в походах — его оруженосцы. Иногда это было первой ступенькой карьеры знатных лиц. Еще одним низшим придворным чином являлись стряпчие (от слова «стряпать» — делать). Они входили в свиту великого князя и выполняли его поручения. При дворе были и дьяки, профессиональные чиновники незнатного происхождения. Они служили секретарями, делопроизводителями, архивариусами. Уже выделялись специалисты в области дипломатии, финансов, но еще не составляли особых структур. Свои дворы имелись у жены и детей государя, у удельных князей — соответственно, со штатами придворных чинов и дьяков.
На Руси каждого человека оценивали в первую очередь по его роду. Высшей знатью было боярство. Оно сложилось из различных категорий аристократов. Бояре издревле служили при дворе великого князя Московского, были его советниками, воеводами. Их потомки в XVI в. представляли «старомосковское» боярство. Но по мере того, как другие княжества теряли самостоятельность, их князья со своими детьми, внуками начинали служить государю и тоже вливались в боярство. А ранг у них отличался в зависимости от многих факторов. Одни были потомками великих князей, другие — удельных. Одни добровольно уступали свои владетельные права Москве, другие лишались их в результате войн. И в сложившейся иерархии одни получались выше старомосковских бояр, другие ниже. В присоединенных княжествах были и свои бояре, часть из них пополняла московское боярство. В него добавлялись и знатные выходцы из Литвы, потомки знатных татар, перешедших на русскую службу.
Одежда бояр XVI в. (слева — полевое платье Бориса Годунова) и XVII в. (справа — изображение с портрета стольника Петра Потемкина)
Однако следует различать боярство в широком и в узком смысле. В широком это было аристократическое сословие Руси. В узком — члены Боярской думы. В нее попадали лица из данного сословия, но далеко не все, а лишь те, кого государь пожаловал в окольничие или бояре. Это были чины, а не титулы, по наследству они не передавались. Иногда их жаловали по знатности происхождения, старшим представителям рода. Иногда — за важные заслуги. Иногда по родству с государем: например, возвышались близкие его жены (это тоже считалось заслугой: помогли вырастить и воспитать достойную великую княгиню). При Василии III к боярам и окольничим добавился новый чин — думного дворянина.
Ознакомительная версия.
