Все еще непрекращающийся поток различных печатных работ о Второй мировой войне, выходящих в Германии и за границей, заставляет пока отложить переработку книги, которая нуждается только в отдельных уточнениях.
Курт фон Типпельскирх, генерал пехоты в отставке
Люнебург, июль 1954 г.
…
{1}Здесь и в дальнейшем имеется в виду боннское издательство «Атенеум». – Прим. ред.
{2}Ведал вопросами разведки. – Прим. ред.
Глава I. Предыстория и начало войны
Осенью 1938 г. немецкий народ, несомненно, с удовлетворением встретил мирное разрешение судетской проблемы на совещании в Мюнхене. Чемберлен, проезжавший после окончания совещания по улицам города, видел повсюду ликующих, охваченных восторгом людей. Немецкий народ не хотел войны. У него было только одно пламенное желание – жить в мире со всеми европейскими народами, но в то же время быть сильным и пользоваться уважением. Невидимому, осуществление такого желания, как это вновь подтвердил Мюнхен, обеспечивалось политикой Гитлера. Доверие к нему бесконечно возрастало, потому что он не только без всякого кровопролития устранил последствия Версальского договора, больше всего угнетавшие национальное сознание немецкого народа, но и постоянно укреплял мощь и величие германской империи. Лишь немногие сомневались в честности этой политики, и еще меньше было число тех, кто не дал себя ослепить внешними успехами и социальным подъемом и разгадал демоническую сущность Гитлера. Эта горстка людей в условиях тоталитарного режима была лишена всякой возможности открыто выражать свои мысли и опасения. То, что тогда понимали лишь немногие, сегодня знают все. Мирное объединение всех крупных и мелких групп немецкого населения, живущего по ту сторону государственных границ Германии, в единое «Великое германское государство» не было истинной целью гитлеровской политики. Слова «Великая Германия» для него означали только вывеску, искусное использование той европейской политики начала XX столетия в национальном вопросе, которая проявилась в отторжении от Германии ряда областей после первой мировой войны. Из этой политики Гитлер и черпал свои аргументы, твердо веря в то, что лишь они найдут вполне понятный отклик в сердце немецкого народа. Вместе с тем он хорошо понимал, что даже идейные вдохновители европейского порядка 1919 г. и его исполнители не были рады своему творению и единственное средство для устранения возникшей напряженности видели в незначительных исправлениях границ.
Но если государственные деятели Запада и немецкий народ расценивали решения Мюнхенского совещания как важный шаг, направленный на ослабление этой напряженности и даже ее окончательное устранение, то Гитлер еще до Мюнхена мечтал совершенно о другом. Он предпочел бы этому совещанию войну с Чехословакией, чтобы показать всему миру сокрушительную силу созданного под его руководством нового германского вермахта. По его мнению, пришло время продемонстрировать перед западными державами военную мощь Германии, чтобы заставить их бояться разногласий с Германией, которые в противном случае он считал неизбежными. При сложности характера Гитлера, его хитрости, дьявольском искусстве скрывать свои истинные мысли, внушать себе и другим идеи, в которые он сам, быть может, не верил, не легко отделить в его бесчисленных высказываниях то, в чем он был действительно убежден, от того, что он говорил, преследуя какую-нибудь определенную цель. Действительно ли он верил в неизбежный конфликт с Западом даже в том случае, если Германия будет проводить осторожную внешнюю политику и не станет ущемлять до крайности интересы других держав, или это предположение служило ему только предлогом для того, чтобы оправдать свою политику перед собой и другими? Был ли он глубоко убежден в том, что выполняет свою миссию в интересах немецкого народа или она была для него только риторической фразой, прикрывающей безграничное стремление к власти, которое рано или поздно должно было вызвать сопротивление всего мира?
Несомненно, что Гитлер уже в 1938 г. решил при первой представившейся возможности «испытать военную мощь», и с тех пор это стало целью его политики. В области внутренней политики для достижения такой цели требовалось идеологически обработать немецкий народ и убедить его, что политика Гитлера служит лишь дальнейшему исправлению Версальского договора и объединению всех немцев в единое государство; подобное убеждение необходимо было постоянно усиливать. В области внешней политики Гитлер стремился создать такую политическую обстановку, которая позволила бы ему нанести новый удар, на этот раз военного характера, без риска вызвать ответное выступление превосходящих сил коалиции противника.
Предпринятый в марте 1939 г. захват Чехословакии, конечно, дал пищу антигерманской пропаганде и был крайне опасным с точки зрения внешней политики. Гитлер сам нарушил постоянно выдвигаемый им тезис об объединении всех немцев в одно великое государство. Но с военной точки зрения он считал уничтожение того, что осталось от чехословацкого государства, необходимой предпосылкой для осуществления своих дальнейших планов. Поскольку державы, подписавшие Мюнхенское соглашение, не выступили против этого односторонне предпринятого действия, немецкий народ увидел в нем только новое подтверждение целеустремленной политики Гитлера, которая устранила фактор напряженности в Европе. Самому Гитлеру было ясно, что о повторении этого метода по отношению к его следующему противнику, Польше, не приходилось и думать – это, безусловно, привело бы к войне. Следовательно, Польшу нужно было изолировать, по мере возможности, политически, и во всяком случае в военном отношении. Несмотря на существующий франко-польский союз и на гарантии, которые Англия дала Польше в конце марта под первым впечатлением захвата Чехословакии, Гитлер надеялся, что ему удастся ограничиться военным конфликтом с одной только Польшей. Если бы ему удалось убедить западные державы в том, что всякая военная помощь Польше придет слишком поздно, они, как считал Гитлер по опыту последних лет, могли бы все же уступить в последний момент и допустить политически искусно подготовленный военный конфликт с Польшей. Гитлер полагал, что западные державы не пойдут на развязывание затяжной мировой войны с сомнительным исходом только с целью отменить то, что произойдет в течение нескольких недель, станет уже совершившимся фактом и, по существу, больше не будет встречать их протеста.
Решающее значение для военной изоляции Польши имела позиция Советского Союза в таком конфликте. Поэтому, не сближаясь с Советским Союзом политически, Гитлер постарался переменить тон по отношению к нему. Руководители в Кремле были слишком опытными политиками, чтобы не понять, что напряженная обстановка в Европе крайне обострилась и вполне может привести к вооруженному конфликту. Русские должны были также хорошо понимать решающее значение их позиции для дальнейшего развития событий. Они решили нарушить свою прежнюю сдержанность и первые стали зондировать почву в Берлине, что позволило вскоре сделать вывод об их стремлении к политическому взаимопониманию с Германией. Если Гитлер принял эти попытки очень осторожно, то западные державы в конце марта начали переговоры с Советским Союзом. Они сознавали, что их военные гарантии Польше без военной помощи Советского Союза не имели прочной основы, и стремились поставить Гитлера перед мощной коалицией противников, силы которой превосходили бы силы Германии. В июне они отправили дипломатическую миссию в Москву, которая в лице русских встретила очень упорного участника переговоров. Русские не были склонны ставить себя в зависимость от политики западных держав и дать им втянуть себя в войну. Они понимали, что им, возможно, пришлось бы нести главную тяжесть борьбы против Германии, которую они в военном отношении оценивали очень высоко. С другой стороны, западные державы нашли у Польши, для которой русская помощь все-таки была важной, сильные сомнения в русских гарантиях. Поляки опасались, и вполне справедливо, того, что русские, если они только вступят в их страну как «союзники», никогда уже оттуда не уйдут. В то время как переговоры англо-французских представителей в Москве затягивались, а споры по поводу возникающих противоречий и трудностей их только усложняли, русские успешно вели свои переговоры с Берлином.
Гитлер вначале подозревал, что Советский Союз угрозой русско-германского соглашения хотел только укрепить свои позиции против западных держав. Лишь в конце июля Гитлер дал указание имперскому министру иностранных дел ускорить переговоры, так как это подозрение не подтвердилось и стало ясно, что русских, по-видимому, больше устраивает соглашение с Германией, чем союз с западными державами. Кроме того, у Гитлера оставалось очень мало времени, поскольку он хотел иметь ясную политическую обстановку до начала конфликта с Польшей, срок которого был им твердо установлен. Он должен был предложить русским значительно больше, чем западные державы. Последние нуждались в активной помощи со стороны Советского Союза; для Гитлера было достаточно, если Советский Союз останется нейтральным. Он мог даже предложить Советскому Союзу за такую позицию существенное вознаграждение: предоставить ему часть Польши и не проявлять интереса к граничащим с Советским Союзом мелким восточно-европейским государствам. Поэтому было неудивительно, что переговоры западных держав с Советским Союзом, в ходе которых в августе стали обсуждаться военные вопросы, успеха не имели, и еще до их окончания Германия и Советский Союз 23 августа подписали в Москве пакт о ненападении. Сталин должен был отчетливо понимать значение этого пакта. Он означал – в случае, если Англия, как можно было ожидать, изменит Польше, – войну в Европе, если не мировую войну. Но пока война шла мимо Советского Союза, а он не считал своим долгом становиться ей на пути. Стоя в стороне от войны, он мог, возможно, даже без применения силы разбить цепь ориентирующихся на Запад мелких государств, которую западные державы создали в 1919 г. против Советского Союза, а также мог значительно расширить свое западное предполье. Кроме того, всякий вооруженный конфликт между великими европейскими державами должен был привести к их ослаблению. Положение могло стать опасным только в том случае, если бы одна из воюющих сторон добилась быстрой победы, но этого вряд ли следовало ожидать.
