Год 844. «…король Людовик выступил с войском против вендов. И там погиб один из их королей по имени Гостимусл, остальные же (короли) пришли к нему и принесли клятву верности. Когда он ушел, они тотчас нарушили ее».
Год 845. «…король Людовик, собрав большое войско, отправился в поход против вендов. Когда язычники узнали об этом, они, со своей стороны, отправили в Саксонию послов, и преподнесли ему дары и передали ему заложников и просили о мире. И тот предоставил мир и вернулся в Саксонию… тогда их король по имени рорик вместе со всем народом язычников в течение 40 дней воздерживался от мяса и медового напитка…».
Вот тебе, мой пораженный читатель, и Гостомысл (Гостимусл), и Рюрик (Рорик), и славяне, они же венды, как называли немцы западных славян ободритов. Подробным анализом перекличек «Повести» и Ксантеннских анналов А. Пересвет[64] избавил нас с тобой, мой непоседливый читатель, от необходимости на них задерживаться. Ты и так уже понял, что «призвание варягов» Иоакимовской летописи и «Повести» на самом деле происходили не в Новгороде, не в Ладоге, не на Рюриковом городище, которое название свое носит совершенно незаслуженно[65], а на нижней Эльбе, и не в 859 году, а на 15 лет раньше. Ободриты вели долгую неравную борьбу с Людовиком Немецким, в ходе которой один из их вождей Гостимусл погиб, после чего среди ободритов появился Рорик, который тоже потерпел поражение от Людовика. В конце концов венды подчинились победителю, но многие из них предпочли крещению и онемечиванию эмиграцию на восток. Часть этих эмигрантов, оказавшаяся сначала в Ладоге, а потом и в Новгороде, сохранила память о событиях своей полабской истории, нашедших независимое отражение в Ксантеннских анналах, а народное творчество превратило со временем эту память в эпическое наследие новгородской земли.
Но почему именно это предание заинтересовало автора «Повести»? Чем приглянулся ему далекий незнакомый викинг Рорик?
Во-первых, на самом деле героя предания датского конунга звали Hrørek (хрёрeк), что по-русски ближе всего передается вариантом Рёрек. Ксантенский монах за отсутствием в латыни подходящей буквы, аналогичной датской ø (ё), заменил ее буквой o(о). Над устной традицией вендов, сохраненной в Новгороде, такие ограничения не довлели, и она вполне могла сохранить более правильное произношение Рёрек.
Во-вторых, имя датского конунга Рёрек удачно оказалось похожим на… действительно существовавший титул предводителей варягов руси!
Конечный компонент – rik (-рик), заимствованный у кельтов, означал в древнегерманских языках «повелитель, владыка»[66]. Нельзя ли предположить, что первый компонент рю-/ ру– (в разных летописях встречается разное написание: Рюрик и Рурик) есть простое укорочение от русь. В зависимости от происхождения самого этнонима русь изначально титул мог звучать: (росрик, руотрик, руθрик) – или как-то похоже. Но после появления вендского предания этот титул сливается с именем его героя Рёрека и новоявленный мифический Рюрик, сохранивший атрибуты и предводителя руси, и варяжского конунга, превращается волей автора «Повести» в родоначальника первой княжеской династии Киевской Руси. Так славная «династия рюриковичей» начинает долгое путешествие по станицам отечественной истории, обрастая разными выдуманными подробностями и даже портретами.
– Бэрримор, каково твое мнение об историчности Рюрика? Помню, помню и сразу поясняю по-английски: historicity of Ruric.
– Это бессмыслица, сэр![67]
– Совершенно с тобой согласен.
На самом деле, несмотря на кажущееся совпадение позиций моей и Бэрримора, историчность «князя Рюрика» ни подтвердить, ни опровергнуть невозможно. Слишком ничтожная он личность согласно тексту самой «Повести». Ничего не совершил, ничего после себя не оставил – что искать археологам, непонятно. Зато его преемник Вещий Олег столько наворотил, так наследил в истории, что, казалось бы, не заметить его следов невозможно. Тем не менее, археологи никаких следов «князя Олега» не находят!
Но сначала небольшое отступление. Строго говоря, автор «Повести» старается не называть Вещего Олега князем. Он, создающий генеалогию дома Рюриковичей и ратующий за наследование власти старшим сыном, не имеет на это морального права, хотя и не отказывает Олегу в принадлежности к княжескому роду. Но прочие летописи и историческая традиция вообще не приняли этих условностей, и Вещий Олег вошел в историю как полноправный князь, предводитель княжеской дружины и властелин Русской земли. Этой же традиции следует Пушкин в «Песни о Вещем Олеге»:
С дружиной своей в цареградской броне
Князь по полю едет на верном коне
(выделено мной. – В.Е.).
Итак, Вещий Олег выступает на исторической сцене как полноправный князь и правитель Руси. И тогда совершенно поразителен факт: правитель Руси по имени Олег не помянут, ни добром, ни худом, ни в одном византийском документе! И это при том что, согласно «Повести», тот неоднократно победоносно ходил на Константинополь, взимал с византийцев немалую дань, даже прибил свой щит на «врата Цареграда» и, самое главное, заключил с Византией договор «мира и любви». Конечно, в подробностях расписывать свое поражение византийские хронисты не обязаны, но совсем не упоминать факт набега, разрушений, выплаты контрибуции было не в их правилах. Наконец, где византийский экземпляр договора «мира и любви» с Вещим Олегом?
Ну ладно, не удосужились греки помянуть недобрым словом Олега. Бог им судья. Но не могла же «потерять» Вещего Олега археология. А ведь, получается, потеряла и никак не может найти! На закладке «Города и дани олега» и еще в нескольких местах наших «Размышлений» мы с тобой, мой злопамятный читатель, уже не раз отмечали, что Олег во множестве ставил города, собирал обильную дань со всех окрестных племен и привозил богатую добычу из покоренного Константинополя. Разве не резонен вопрос: где эти города Олега? Их нет! Во время, которое отводит Олегу «Повесть» на княжение в Киеве, а это, как ты помнишь, мой еще не оправившийся от изумления читатель, период длительностью ни много, ни мало в тридцать три года, археологически не существует самой «матери городам русским», не говоря уже о многих других якобы поставленных Олегом городах!
В том, что упоминаемые «Повестью» в «договоре Олега» города археологически возникают чуть ли не на век позже датировок в тексте, мы уже знаем из «Размышлений». Посмотрим теперь, что нам говорит современная археология конкретно Киева.
Киевщина была плотно заселена на протяжении большей части своей истории. Случались недолгие перерывы после опустошительных нашествий степняков: сарматов, гуннов, авар – но благодатная земля притягивала людей и вновь быстро заселялась. Примерно в VI—VII веке на Замковой горе возникает небольшое поселение, возможно крепость. Археологи «с подачи» Б. Рыбакова называют ее «городом Кия». Однако к VIII веку «город Кия» приходит в полный упадок и по существу перестает существовать. Археологи не определяют народ, построивший эту крепостцу. Также не известно, кто ее разрушил. Но о втором можно строить весьма правдоподобные догадки. Окончание жизни «города Кия» примерно совпадает по времени с началом «хазарского ига». На месте небольшой крепости появляется большой разбросанный город или, точнее, конгломерат поселений, не имеющих ни общей планировки, ни какой-либо фортификации. Киев растет, как на дрожжах, но не ввысь, а вширь и своим сельским видом становится похожим на Итиль или Булгар, столицы соответственно Хазарии и Волжской Булгарии. В этом виде Киев живет, может быть функционируя в качестве столицы Руси, почти два века: IX и почти весь X, не испытывая желания отгородиться от мира крепкими валами и стенами. Ничего необычного в этом нет, точно так же живет столица Хазарии, так же живут и другие центры ее вассальных владений, в частности Булгар и Киев. Первый настоящий город с городской планировкой и мощной фортификацией появляется на месте Киева только к концу X века. Археологи назвали его соответственно времени возникновения «городом Владимира».
На самом деле «город Владимира» тоже маловат для столицы такого государства, каким предстает Русь в «Повести» к концу X века. Общая площадь поселения внутри городских стен не превышала 10 гектаров, что значительно меньше не то что Константинополя, но и большинства европейских столиц. По хронологии «Повести» Владимир I, построивший этот город, княжил в Киеве около 35 лет. Зато его сын Ярослав Мудрый, который был киевским князем примерно столько же, отстроил новый город, «город Ярослава», площадью 70 гектаров (всемеро больше!) и превратил свою столицу в один из самых больших и красивейших городов мира. К этому еще можно добавить, что Ярослав Мудрый отправлял, подобно Вещему Олегу, войско на Константинополь. Но в отличие от Олега, поход был неудачен. Сын Ярослава Владимир не только не привез никакой добычи, но и потерял почти все войско, чем ввел страну в большие дополнительные расходы по восстановлению своей военной мощи.
