Ознакомительная версия.
Ехать пришлось далеко. На пути нам попалась маленькая речка, глубиной по колено, которую наша машина форсировала без труда. Через несколько часов пути мы увидели телеги, нагруженные скарбом, и горских женщин, сидящих на грудах домашних вещей. Они неторопливо ехали на юг, где вдали синели силуэты отрогов Кавказа. «Что случилось?» — спросили мы, и они охотно объяснили, что за ночь Терек прорвал дамбу где-то ниже Грозного и они уходят от наводнения. На лицах их не было и тени беспокойства. Вода разливается по равнине медленнее, чем идет шагом лошадь. Если даже вода их нагонит, они успеют проехать по мелководью до спасительных гор. Но нам стало невесело. Там, где лошадь пройдет без труда, — машина увязнет, а перспектива сидеть неделю на крыше кабины среди моря глубиной в человеческий рост нам отнюдь не улыбалась. Посоветовавшись, мы повернули назад и вовремя. Речка глубиной по колено успела превратиться в широкую реку и ширилась на глазах. Мелкая вода плескалась во всех низинах, незаметных до этого простому глазу. Шофер дал газ и сделал огромный крюк, чтобы выбраться на шоссе. Когда мы переезжали мост обратно, нас предупредил мостовой сторож, что переправу вот-вот закроют, и поздравил с тем, что мы успели выбраться.
Впрочем, нам повезло дважды. Стало наконец понятно, почему древние географы «Каспийскими воротами» называли Дарьяльское ущелье,[7, с. 63] а не проход вдоль берега Каспийского моря около Дербента, и почему арабские полководцы для вторжений в Хазарию предпочитали трудный путь через горные перевалы, а не равнину дельты Терека и Сулака, лежащую между Дербентом и Хазарией.[7, с. 360, 399] В те времена, когда берега Терека и Сулака не были укреплены и эти мощные реки блуждали по равнине, опасность от наводнений была бесконечно большей, чем в наше относительно сухое время. Разливы были водным барьером, непроходимым даже для конницы. Можно перейти вброд реку, но нельзя двигаться по пояс в воде десятки километров. Люди и лошади устанут и будут валиться и тонуть даже в мелкой воде. Сами хазары для набегов на Дербент могли выбрать сухое время, и, как местные жители, они знали дороги, где вода была не страшна. Но чужеземцам форсировать разливы рек было не по силам, и они вторгались из Закавказья через горы, чтобы разграбить богатый город Семендер, преграждавший им путь в глубь страны.
Но если так, то искать Семендер и окружавшие его хазарские поселения надо не ниже, а выше Кизляра, решили мы, повернули нашу машину к станице Гребенской, лежащей на окраине песчаных дюн, называемых здесь «бурунами», и возобновили поиски.
Цепь песчаных гряд тянется вдоль автомобильного шоссе, соединяющего Кизляр с Грозным. Местами они отделены от шоссе сухой степью, а кое-где подходят к нему почти вплотную. Найдя такое место, мы, остановив машину, подошли к песчаной гряде и остановились в изумлении. Всюду среди сухой травы, окаймлявшей подножие бурунов, и на желтом песке склона лежали черепки лепной посуды. Их было нетрудно узнать: часть их была, несомненно, сарматского времени, часть очень походила на наши хазарские находки в дельте Волги.
Пользуясь хорошей дорогой, мы быстро объехали всю южную окраину бурунов до излучины Терека, западнее которой стоит город Грозный. При этом мы совершали планомерные вылазки через каждые 10–12 км. Мы нашли не только керамику, но и древние погребения в песках, раздутых нашим верным помощником — ветром. Ведь большая часть тяжелых предметов, оброненных или брошенных на поверхности, с течением времени проседала сквозь мелкий песок, и только ветер, обнажавший то там, то здесь суглинистую почву материка, помогал нам найти следы древней культуры.
Постепенно картина прояснилась. Поселения сарматского и хазарского времени располагались исключительно по южной окраине песков, а глубже попадалась только красная, тонкостенная ногайская керамика, оставленная кочевниками, пригонявшими свои стада с берегов Кумы на весенние пастбища. Но и ее было очень мало, потому что большую часть года эта раскаленная солнцем пустыня была безлюдна. Вставал вопрос: почему на окраине бурунов в первом тысячелетии н. э. было население более густое, чем даже сейчас. С чем это могло быть связано?
Представим себе климатические условия того времени, когда здесь жили оседлые хазары. Ведь это была эпоха повышенного увлажнения степей. Терек метался не только по правому берегу, но заливал те места, где ныне стоят казачьи станицы и хутора переселенцев с Украины. А если так, то, значит, хазарские поселки должны были располагаться выше уровня возможных наводнений. Вот почему мы находим их следы там, где теперь, в относительно засушливую эпоху, не имеет смысла строить дома. Итак, география подтверждает данные археологии, и они, обе вместе, позволяют историку восстановить картину прошлой эпохи — времени хазарского процветания.
Хазары жили в тех же местах, где ныне живут гребенские казаки, оседлое племя, говорящее на русском языке.[53, с. 60–61] По легендам, хранящимся в народной памяти, предки гребенских казаков поселились в этих местах еще задолго до Ивана Грозного (1533–1584) и помогли его воеводам построить крепость Терки на границе с воинственными горцами Дагестана и Чечни, мусульманами и врагами христиан. В XVI в. на Кавказ тянули свою руку энергичные кызылбаши, подчинившие себе изнеженную Персию, но Терек стал границей для притязаний шахов Сефевидов. Вспомним, что за 700 лет перед этим на этом же рубеже хазары остановили натиск арабов при аналогичном соотношении сил. Совпадение обстоятельств не могло быть случайным. Терская Хазария могла лежать только там, где до сих пор стоят станицы гребенских казаков.
Но это только гипотеза! Это ход мысли, подсказанный общими представлениями о соотношении эпох, о взаимодействии природы и людей, о смене влажных и сухих периодов! Нет, для того чтобы мысль была доказана, требуются фактические подтверждения, сказали бы мне коллеги-археологи. Где город Семендер? Где крепость Терки? Пока они не будут найдены, все разговоры о том, что должно или могло быть, не стоят выеденного яйца.
Эти возражения я предвидел; больше того, они представлялись мне столь же явственно, как если бы я слышал и видел оппонента. Поэтому мы повернули машину и помчались обследовать полоску степи, лежащую между бурунами и прибрежными лесами Терека, а эта полоска тянулась от Грозного до берега Каспийского моря больше 200 км.
Устремившись в степь, примыкавшую к Тереку, мы приняли во внимание то, что ровной она представляется только такому несовершенному инструменту, как наш глаз. То, что мы в первый маршрут видели много сухих русел, показывало, что основная масса воды стекала по ним, а следовательно, должны встречаться хоть невысокие пригорки, не покрывавшиеся водой во время половодий. На них мы рассчитывали найти городища, которые в средние века всегда были окружены земляными валами и потому заметны даже с большого расстояния.
Для начала мы двинулись на восток, к морю, которое, надо думать, недаром называлось в X в. Хазарским.
Долгое время наше внимание и терпение подвергались испытанию. Ни одного бугорка не было заметно по обеим сторонам дороги. Наконец впереди показалась синяя полоска у самого горизонта, повеяло теплой солью морского ветерка и одновременно с левой стороны от дороги выросли знакомые очертания — вал.
Это не было открытием. Мы наткнулись на известное, неоднократно описанное «Трехстенное городище».[13, с. 228–229][54] Три вала — южный, западный и восточный с расширениями для башен — образовывали неправильную трапецию, основание которой на севере городища отсутствовало. Было очень странно, почему не воздвигнута последняя стена, тем более что никаких естественных рубежей вроде высохшего русла Терека там не было и в самые древние времена. Керамика, валявшаяся в изобилии около западного вала, была похожа на золотоордынскую керамику Поволжья.
Но самым важным и ценным для датировки крепости было то, что вершины валов были покрыты слоем соленоводных ракушек. Их было так много, неразбитых, лежащих in situ, что отпадала версия случайного их появления на валах. Известно, что моллюски лучше всего чувствуют себя на отмелях, где вода прогрета солнцем. Очевидно, и эти размножились здесь в то время, когда волны Каспийского моря чуть-чуть покрывали вершину валов. Абсолютная отметка вершины вала была около минус 19 м, а такого уровня Каспийское море достигало лишь во второй половине XIII в. Значит, «Трехстенное городище» было сооружено во второй четверти XIII в., между образованием Золотой Орды и максимальным подъемом Каспийского моря.[34]
В это время монгольская империя наследников Чингисхана раскололась и отдельные улусы Чингисидов вступили между собою в ожесточенную войну. В Монголии Арик-буга, ставленник западных монголов, сражался в 1260–1264 гг. со своим братом Хубилаем, опиравшимся на армию, составленную из ветеранов, победивших Китай. После поражения и гибели Арик-буги его дело продолжил Хайду, которого поддержал князь Наян, выступивший против Хубилая под знаменем креста. В числе ханов, отказавших Хубилаю в покорности, выражавшейся в уплате доли из собранных налогов, оказался Берке — хан Золотой Орды. Ему пришлось сразу же столкнуться с братом Хубилая, ильханом Ирана — Хулагу, и потоки крови полились по долинам Азербайджана и Дагестана.
Ознакомительная версия.
