Царь Николай I считал своим долгом лично проверять деятельность местной администрации, общаться с провинциальным дворянством и являться восторженному народу. Появление императора порой вызывало у народа приступы чисто восточного поклонения. Надолго запомнился местным жителям приезд Николая в Симбирск в августе 1836 года. Об этом много лет спустя вспоминал служивший тогда в Симбирске жандармский полковник Э. И. Стогов.
«Получено известие, что государь посетит Симбирск. Не описывать же мне, как готовился город к приезду государя: суета, хлопоты, белят, метут — всегда и везде один порядок…
За три дня до приезда государя народ из далеких деревень: татары, чуваши, мордва, русские на четыре версты заняли почтовую дорогу по обеим сторонам, тут и ночевали.
Государь приехал перед сумерками, занял дом губернатора… С приездом государя весь народ города и дороги наполнил большую площадь перед домом губернатора и около собора. Жандармы, полиция были спрятаны в соседних домах, но тишина и благонравие толпы были образцовые во все время. На другой день утром назначен прием…
Когда государь приказал подать экипаж, народ прорвал цепь и, придя в исступленный восторг, наполнил плотно пространство между государем и экипажем; нас так сдавили, что мы едва не задыхались; у ног Бенкендорфа разрешилась женщина. Бенкендорф, уже привычный к восторгам народа, но и тот испуганно сказал: “Да что же это будет, это сумасшествие”. Я сказал: “Пока не сядет государь, ничего не поможет”. Долго пробирался государь к экипажу и тот к государю; народ, действительно, как безумный, не помнил себя, молился на государя, ложился к ногам, но только государь сел в экипаж и поехал, мы остались одни. За экипажем все бежало; обгоняли и крестились, шапки, полушубки валялись на земле, восторг был невыразимый. Замечу, после многих я спрашивал, для чего все бешено бросились к государю по окончании смотра? Единогласно отвечали: все слышали, как государь крикнул: “Народ мой, ко мне!” — чего, конечно, не было.
Помню, один раз при выезде государя из дома какая-то женщина побежала перед лошадьми, платок с головы сняла, машет им и кричит ура! Вдруг споткнулась и упала почти под ноги лошадей и давай кричать караул. Бенкендорф бросился к кучеру и осадили лошадей. Государь очень смеялся. От “ура” до “караул” — один шаг.
Замечу, во все время пребывания государя я не Еидал ни одного пьяного.
Государь пробыл в Симбирске трое суток; дворяне не забудут милостивого и ласкового внимания государя. В городе остались памятники: прекрасный спуск к Волге, площадь около собора превратилась в гулянье с кустарниками и дорожками, но всего не рассказать и не припомню.
Государь уехал, помещики разъехались хозяйничать и охотиться, все затихло…» (179, 146—151).
* * *
Для самого монарха путешествие по России было утомительной и однообразной обязанностью. Ритуал царских вояжей везде оставался примерно один и тот же. Время пребывания в каждом городе было столь кратким, что не позволяло сколько-нибудь серьезно вникнуть в дела. Вот как описывает в своем дневнике поездку Александра II по России летом 1861 года военный министр Д. А. Милютин.
«6-го августа… Государь выехал из Царского Села в 9 часов вечера на Колпинскую станцию, откуда по железной дороге отправился в Москву Прибыв туда на другой день, в 11 часов утра, Его Величество продолжал путь далее на лошадях, на Тулу, Орел, Курск. В каждом из этих городов имел Он ночлег, по утрам 8-го, 9-го и 10-го августа принимал местные власти и представителей разных сословий, производил смотры войскам, посещал собор, кадетские корпуса (Тульский и Орловский); с полудня же до ночи продолжал путь. 11-го августа Государь прибыл в имение Т. Б. Потемкиной “Святые горы”, где Императрица находилась уже два дня. 13-го числа Их Величества вместе проехали обратно на Харьков и оттуда на Полтаву. В обоих городах они принимали начальствующих и почетных лиц, посетили соборы, а в Полтаве слушали обедню в девичьем институте и посетили древнюю церковь Спаса, в которой Петр Великий молился после своей победы. Государь посетил Полтавский кадетский корпус и произвел смотр резервному батальону. От Полтавы Его Величество ехал до Николаева отдельно от Императрицы: 16-го числа в Елизаветграде произвел смотр собранной там кавалерии: 5-й кавалерийской дивизии и уланской бригаде 3-й дивизии с конною артиллерией, а на другой день утром — маневры тем же войскам, и в тот же день, 17-го числа, вечером, прибыл в Николаев. Императрица же переночевала с 15-го на 16-е в Кременчуге, а с 17-го на 18-е — в Елизаветграде, где рано утром были представлены Ее Величеству воспитанницы тамошнего девичьего училища. В тот же день, вечером, Императрица прибыла в Николаев. Между тем Государь, того же 18-го числа, после обычного приема начальствующих лиц и посещения собора, произвел смотр расположенным в Николаеве войскам, осмотрел Адмиралтейство, Инвалидный дом и возведенную в устье Буга Константиновскую батарею, прикрывавшую доступ к Николаеву с моря.
Из Николаева Их Величества выехали вместе, 19-го августа, морем в Одессу. Там, на другой день, в воскресение, они слушали обедню в девичьем институте и посетили собор; затем Государь произвел смотр Волынскому пехотному полку, а в 4 часа пополудни принял прибывшего для приветствования Его Величества от имени султана турецкого министра иностранных дел Мегмета-Джемиль-пашу с его свитой. К обеду были приглашены местные власти, почетные лица и турецкое посольство. Вечером того же дня Государь выехал в Бендеры, где произвел 21-го числа смотр и учение 15-й пехотной дивизии (начальником которой был генерал-лейтенант Кишинский — кавказский ветеран), и к вечеру возвратился в Одессу» (115, 142).
Глава семнадцатая.
Провинциальный город
Маяком для любого путешественника был город. Встреча с городом после долгого и утомительного пути всегда была исполнена какого-то радостного ожидания. И хотя виды провинциальных городов были во многом схожи, а образ жизни городских обывателей был примерно одинаков — каждый город имел черты своеобразия. Не случайно едва ли не все русские писатели XIX века оставили зарисовки въезда героя в провинциальный город или проезда через него. Здесь под иронией скрывается нежность, а под насмешкой — грусть.
Для примера возьмем наугад хотя бы описание губернского города из романа И. С. Тургенева «Новь».
«Небольшая деревенька Маркелова (в ней было всего двести десятин и приносила она около 700 р. дохода — звали ее Борзенково) находилась в трех верстах от губернского города, от которого имение Сипягина отстояло в семи верстах. Чтобы попасть в Борзенково, надо было проехать через город. — Не успели новые знакомцы обменяться и полусотней слов, — как уже замелькали перед ними дрянные подгородные мещанские домишки с продавленными тесовыми крышами, с тусклыми пятнами света в перекривленных окошках, а там загремели под колесами камни губернской мостовой, тарантас запрыгал, заметался из стороны в сторону… и, подпрыгивая при каждом толчке, поплыли мимо глупые каменные двухэтажные купеческие дома с фронтонами, церкви с колоннами, трактирные заведения… Дело было под воскресенье; на улицах уже не было прохожих, но в кабаках еще толпился народ.
Хриплые голоса вырывались оттуда, пьяные песни, гнусливые звуки гармоники; из внезапно раскрытых дверей било грязным теплом, едким запахом спирта, красным отблеском ночников. Почти перед каждым кабаком стояли крестьянские тележёнки, запряженные мохнатыми, пузатыми клячами; покорно понурив кудластые головы, они, казалось, спали…
Тарантас перебрался через обширную базарную площадь, всю провонявшую капустой и рогожей, миновал губернаторский дом с пестрыми будками у ворот, частный дом с башней, бульвар с только что посаженными и уже умиравшими деревцами, гостиный двор, наполненный собачьим лаем и лязгом цепей, и, понемногу выбравшись за заставу, обогнав длинный, длинный обоз, выступивший в путь по холодку, снова очутился в вольном загородном воздухе, на большой, вербами обсаженной дороге — и снова покатили шибче и ровней» (195, 77).
* * *
А вот весьма схожее описание если не всего города, то, во всяком случае, его уличных примет, у Гоголя. Помните выезд Чичикова из гостиницы губернского города NN в его знаменитое путешествие за «мертвыми душами»?
«С громом выехала бричка из-под ворот гостиницы на улицу. Проходивший поп снял шляпу несколько мальчишек в замаранных рубашках протянули руки, приговаривая: “Барин, подай сиротинке!” Кучер, заметивши, что один из них был большой охотник становиться на запятки, хлыснул его кнутом, и бричка пошла прыгать по камням. Не без радости был вдали узрет полосатый шлагбаум, дававший знать, что мостовой, как и всякой другой муке, будет скоро конец; и еще несколько раз ударившись довольно крепко головою в кузов, Чичиков понесся по мягкой земле» (35, 19).
