Во всех этих изменениях важную роль играло отношение новых орденов к Церкви. Рим понимал ценность существования нищенствующих орденов как носителей нового идеала в лоне Церкви. Но курия, знавшая монастырскую жизнь и понимавшая людей лучше какого-нибудь Франциска, понимала, что в ордене должно существовать единство, должна быть организация. Поэтому она сочувственно относилась к консолидации Францисканского ордена, хотя эта консолидация и не вполне соответствовала намерениям Франциска. И здесь не было злого умысла, лукавства или пренебрежительного отношения к святому. Папа Григорий IX умилялся перед бедностью и самоотречением, но, преклоняясь перед идеалом, он умел примирить его с требованиями жизни. Там, где чуткая совесть Франциска, трепеща, угадывала измену «Владычице Бедности», Папа Григорий видел только уступку необходимости, неизбежную, но устранимую чем-нибудь вроде различения собственности и владения и потому даже не нарушающую идеала. Идеею консолидации монашества, которая одна только и могла сделать возможным должный и необходимый надзор Церкви за ним, руководилась курия, осторожно, но твёрдо объединяя многочисленных тосканских еремитов, а потом, в 1256 году, слив их с джьянбонитами и католическими бедняками.
Но нищенствующие ордена обладали не только показательным значением, были не только доказательством возможности апостольской жизни внутри Церкви. Доминиканцы вслед за католическими бедняками с ожесточением бросились на «хищных волков», опустошающих вертоград Господень – на еретиков, превратясь в «Божьих собак» (Dominicanes). За ними потянулись францисканцы и даже августинцы. Борьба с ересью сделалась существенной стороною апостольской деятельности новых орденов, покрываемой термином cura animarum. «Забота о душах», конечно, шире борьбы с ересью, и целью новых монахов было вообще воздействие на нравственность масс, распространение среди них правильных представлений о христианской жизни и основ христианского учения. Эта пастырская деятельность была неразрывно связана с совершением нищенствующими клириками таинства исповеди, а отсюда вытекало и совершение других таинств, приводящее нищенствующие ордена к многочисленным конфликтам с клиром. Ни сами нищенствующие ордена, ни Рим отнюдь не сводили всё к борьбе с еретиками, хотя и придавали ей важное значение: доминиканцы и францисканцы захватили в свои руки принявшую в 30-х годах XIII века окончательный свой вид инквизицию. Из всего этого ясно, как должна была относиться и относилась Церковь к развитию пастырской деятельности, образования и научной работы в нищенствующих орденах. Отношение Церкви ясно всплывает в длинном ряде привилегий новым орденам, будет ли это охрана миноритов и доминиканцев от притеснения ревнивого к своим доходам и влиянию белого духовенства, или защита монахов-профессоров парижского университета от кастовых притязаний местной ученой коллегии.
Со времени клюнизма папство опиралось на монашество, почерпая в его влиянии силы для борьбы за обновление Церкви. Связь монашества и папства, ещё неоформленная в XI веке, постепенно крепла и приобретала всё более ясные формы, к чему сознательно стремилось само папство, видя в монахах противовес белому духовенству. С этой точки зрения смотрела курия и на новые ордена, тем более, что они обладали очевидными преимуществами перед старыми. Помимо популярности нищенствующих монахов, отсутствие осёдлости и принцип бедности препятствовали скоплению владений и территориальной ограниченности, придавали нищенствующим орденам большую удобоподвижность, позволяли им скорее проникать в жизнь и её запутанные отношения. Благодаря демократичности своего состава они ближе стояли к коммунам и массам, пригоднее были для руководства связанными с коммунальной жизнью политическими отношениями и народными движениями. Благодаря тому же они чрезвычайно облегчали Церкви религиозно-моральную её миссию в низших слоях общества. После смерти Франциска, несмотря на определённо выраженное им и Домиником нежелание, минориты и доминиканцы становятся епископами и папскими легатами; на них возлагаются ответственные дипломатические и финансовые поручения; с молчаливого одобрения Папы они иногда становятся во главе коммун. В XIII веке нищенствующие монахи попадаются везде. Они проповедуют на городских площадях или в своих громадных церквях, исповедуют и совершают таинства, отбивая паству у местного клира; творят новых святых. Они – «инквизиторы еретического лжеучения». Они занимают посты епископов, надевают красную шапку кардинала и подымаются на папский престол. Они же становятся профессорами в виднейших университетах Европы.
2. Все нищенствующие ордена довольно быстро приблизили понимание своего идеала к традиционному и смягчили строгость своей жизни – обмирщились. Особенно это было чувствительно для францисканства, первичный идеал которого был наиболее строг и чист и основатель которого не хотел идти на компромиссы. Августинцы, тем более кармелиты, ближе стояли к традиционному монашеству. Доминиканцы, подойдя к идеалу эпохи с практической точки зрения, сознательно ослабили его и приспособили к своим целям. Поэтому ни у них, ни у августинцев обмирщение не было так заметно и не могло быть столь болезненным, как у миноритов. Во францисканстве же сначала группа ближайших учеников Франциска, потом сменившие её «ревнители» стремились к сохранению первоначального образа жизни, к пониманию устава в духе святого. Бессильные направить орден по желаемой ими дороге, не осмеливаясь громко протестовать против толкования устава Папами, они пассивно сопротивлялись господам положения, стараясь примером своим влиять на остальных братьев. Они собирали и записывали воспоминания о Франциске, на примерах, взятых из его жизни, и его собственными словами старались показать истинность и обаятельность его идеала. Развивая литературу ордена, творя легенду, жила эта группа «зилотов», негодуя на «конвентуалов» и обмирщенных братьев – на отступников, хотя и сама она постепенно удалилась от жизни первых времён францисканства, как все минориты, переходя к осёдлости, увлекаясь наукою. Различие по существу превращалось в различие идеала. Зилоты не держались все вместе. Можно наметить несколько групп их: в Умбрии и Тоскане, в Марке Анконской и в Провансе. Но общение между этими группами, принимающими имя «спиритуалов», поддерживалось, и сознание единства общего идеала не терялось. Когда со вступлением на пост генерального министра Бонавентуры окончательно возобладали конвентуалы, сместив зилотского генерального министра Иоанна Пармского, отношения партий ещё более обострились, отчасти в силу крушения последних надежд спиритуалов на возрождение ордена, отчасти благодаря эволюции идей в их группе. Эта эволюция тесно связана с распространением в их среде иоахимизма – течения, связанного с сочинениями калабрийского аббата Иоахима дель Фьоре, а ещё более с сочинениями, ложно ему приписанными. Иоахимизм пытался начертать будущие судьбы человечества, толкуя и сопоставляя священные тексты. Установив смену царства Бога Отца царством Бога Сына, он ожидал наступления царства Бога Духа, напряжённо ловя признаки его приближения и пытаясь наметить его начальный год. Аналогизируя будущее прошлому, он ожидал второго мессию, противопоставлял духовенству прошлого духовенство будущего, смутно намекая на какой-то орден, который преобразует мир. И спиритуалы – «иоахимиты» готовы были видеть во Франциске нового Христа, в его ордене – орден, предсказанный великим ясновидцем-аббатом, в его учении – истинное понимание Евангелия. Лихорадочно ожидая пришествия Антихриста, гонимые за еретические мысли Церковью, они видели в этих гонениях ясные указания на приближение царства Духа и тем крепче держались за свои идеи, тем резче отрицали современный им орден. Спиритуалам казалось, что они и есть настоящий, предсказанный Иоахимом орден, что падение захвативших власть конвентуалов неизбежно и близко.
Спиритуалы Южной Франции сплачивались около имени горячего защитника евангельской бедности Оливи (конец XIII века). Но сам Оливи был умереннее питавшейся его сочинениями и возведшей его в святые группы, не чуждой стремления отделиться от ордена. Вторым центром движения была Марка Анконская, где после долгой борьбы и преследований руководимая Либератом и Анджело Кларено группа спиритуалов выделилась из ордена, превратясь в «бедных еремитов Целестина», по имени сочувственно отнесшегося к верным ученикам Франциска Папы Целестина V. Из среды этих спиритуалов вышло так называемое обсервантское движение, приведшее в начале XV века к созданию самостоятельной ветви ордена. Но сама идея отделения реформированных монастырей исходила из третьей группы спиритуалов, находившихся в Тоскане и Северной Италии, вождём которых был Убертино да Казале.
