Издавна считалось, что наиболее богатые церкви были в сельской местности, так что большевики очень надеялись изъять «бесчисленные церковные сокровища» у села.
К сожалению, мы пока не располагаем точными архивными данными о сопротивлении священников Старицкого уезда против изъятия церковных ценностей, но в нашем распоряжении имеется одна история, рассказанная старожилами села Бойково Старицкого района.
В восемнадцатом веке деревни Старицкого уезда Бойково, Фе-дорково и Змиева-Горки принадлежали состоятельному помещику Андрею Ивановичу Змиеву. Будучи еще не старым человеком, помещик внезапно лишился зрения. Надеясь получить от Бога исцеление, Андрей Иванович посетил многие святые места.
И вот в обители Толгской Божьей Матери, что находится в Ярославской губернии, Змиев услышал голос: «Вернем церковь, если построишь церковь».
Окрыленный надеждой, помещик приезжает в Старицкий уезд Тверской губернии и принимается за работу. Возведение храма, получившего имя Толгской Богоматери в честь места, где Андрею Ивановичу было обещано исцеление, ведется в двенадцати километрах к юго-востоку от города Старицы в деревне Бойково.
Мало того, что помещик вложил в церковь все свои сбережения, он сам активно трудился на строительстве, таская наверх тяжелые камни. И чудо совершилось. Как и было обещано, Змиев прозрел. А выстроенная им в 1777 году церковь стала одной из богатейших и красивых в уезде.
Когда Андрей Змиев умер, то был похоронен в склепе при бойковской церкви.
После большевистского переворота в стране начались, как известно, борьба с религией, разграбление, закрытие и разрушение храмов. Пришел черед и церкви Толгской Божьей Матери в деревне Бойково. Однако верные люди вовремя предупредили местных священников, что в деревню направляется старицкий отряд чоновцев (ЧОН- части особого назначения). Священники успели собрать церковные драгоценности и спрятать их в окрестностях Бойкова.
Предчувствуя худшее, пастыри доверили тайну клада маленькой крестьянской девочке Насте, глубоко верующей и часто посещавшей церковь.
Придя в деревню, чоновцы поняли, что их обманули. Они пытали священников, но те умерли, так и не выдав тайну церковного клада.
Шли годы. Девочка Настя выросла, став Анастасией Ивановной. Не раз доводилось ей переносить голод и нужду и в годы коллективизации, и во время военной разрухи. А ведь спрятанные церковные драгоценности были совсем рядом. Но набожная женщина считала, что разбазаривание принадлежащих церкви ценностей не принесет ей счастья.
Началась перестройка, изменилось отношение к религии. Пора, ох, пора было открыть клад, показать его людям. Но в деревне говорили разное: а вдруг это только понарошку, «чтобы было знать кого теперь надо сажать». И чудилось бабе Насте, что к сохраняемым ею сокровищам тянутся жадные руки вставших из могилы убийц-чоновцев.
И действительно, грянул 1991 год с танками в столице и «Лебединым озером» на телеканалах. А затем 1993-й, когда опять было непонятно, кто завтра придет и что это будет за власть. А потом по деревням стали рыскать новые банды охотников за иконами и старинной утварью брошенных крестьянских домов.
«Нет,- думала Анастасия Ивановна,- время еще не пришло. Сегодня еще нельзя доставать сокровища. Надо лишь передать тайну верному человеку».
И баба Настя стала размышлять, кому именно. В конце концов старушка приоткрыла свою тайну внуку. Знаю, дескать, где лежит церковное добро, но скажу только человеку смелому, грамотному и истово верующему в Бога. Привезите, дескать, мне такого человека, хоть из Старицы, хоть из самой Твери.
И казалось, вот-вот драгоценности вернутся в бойковскую церковь. Однако, видно, была тогда не судьба. Несколько лет назад Анастасия Ивановна оступилась, упала в собственный открытый для проветривания глубокий погреб и скоропостижно скончалась.
А церковные сокровища по-прежнему лежат, предположительно, в трех-пяти километрах от Бойкова и ждут своего часа.
Хочется надеяться, что сейчас, когда возрождение Русской Православной Церкви на Тверской стало необратимым процессом, бой-ковский клад будет найден. И откроется он непременно бескорыстному человеку, который передаст его церкви. Поскольку, исходя из логики произошедшего, счастья вору эти сокровища не принесут.
Однако первый этап кампании по изъятию церковных ценностей растянулся, и стало ясно, что она базировалась на, мягко говоря, неточных предварительных подсчетах ее инициаторов и вряд ли могла бы принести то количества золота, серебра, драгоценных камней, которое бы помогло обеспечить покупку за границей необходимого количества хлеба для спасения голодающих. Тем не менее инициаторы кампании продолжали пребывать в уверенности, что ценностей по-прежнему у церкви много, но изъятие, мол, идет чрезвычайно медленно, много благодушия и миндальничанья с духовенством и потому надо ускорить это дело, применив самые решительные меры. Расчет на «бесчисленные богатства церкви» провалился. Теперь вся вина переносилась на духовенство, которое мол, сумело перехитрить власти и спрятать золото. И вновь, в который раз за короткое время правления большевиков, основной удар пришелся по святыням Русской Православной Церкви - монастырям.
Такая красная атака и была предпринята на Старицкий Свято-Успенский монастырь 19 мая 1923 года. Вот специальное постановление Старицкого уездного исполнительного комитета:
«1.Признать Старицкий монастырь исторической музейной ценностью.
2.Все монастырское имущество передать введение У ОНО.
3.Предложить Коммунотделу выселить из монастыря всех монахов.
4.По принятию УОНО и КОМО монастырского имущества, богослужение в Успенском монастыре прекратить». (289)
В ответ на это 125 верующих общины при Старицком Свято-Успенском монастыре пишут прошение в местный УИК, в котором «усердно ходатайствуют пред местной Советской властью воздержаться пока от приведения в исполнение этого неожиданного постановления, то есть не прекращать богослужение в нашей древней обители и не изгонять из нее престарелых монахов, и вот по каким основаниям и мотивам:
1.Советская власть отделила церковь от государства, признала свободу и равноправие всех религиозных вероисповеданий и культов, но гонения на Православие пока еще не объявляла, и таким образом, совершенно ничем не вызванное закрытие старицкого древнейшего монастыря, основанного еще в XI веке, противоречит декрету Советской власти о веротерпимости и о свободе православно-христианского вероисповедания и культа;
2.Открытый еще в 1919 году в этом монастыре музей располагает самым лучшим, вполне достаточным и удобным помещением, и, в случае не обходимости, музей может быть значительно расширен в занимаемом им здании, так что другие какие-либо монастырские постройки для этой цели совершенно не нужны, да их, впрочем, и нет;
3.Монастырские три храма- без печей, совершенно холодные, и вряд ли УОНО найдет возможным и будет в состоянии эти храмы для чего-либо использовать без громадных затрат по их перестройке и приспособлению, а старинное здание, занимаемое братскими келлиями, так ветхо и неудобно, что, наверное, ни на что не пригодится УОНО;
4.Главное же и, по нашему мнению, самое важное основание нашего ходатайства пред Советской властью о разрешении продолжать богослужение, хотя-бы только в одном из монастырских храмов это - наше глубокое благоговейное религиозное почитание этой древней святой обители, в стенах которых погребены наши предки, о которых и постоянно молятся иноки монастыря, совершая поминовение усопших и в храме, и на могилах. У Исполком ценит древний монастырь как «музейный городок», а мы, верующие, искренно ценим и защищаем эту обитель, как исторический и религиозный памятник седой старины, где молились наши деды и прадеды, где лежит прах наших предков, куда и теперь идет помолиться и в радости, и в горе, и горожанин, и селянин. Это религиозное чувство верующих должно быть вполне понятно и не имеющим веры, и должно быть уважено, а не осмеяно, не оскорблено;
5.Следует пожалеть и не выгонять из монастыря престарелых монахов, живущих скудно, в больших лишениях трудами рук своих и братскою помощью верующих; некоторые из них живут здесь уже десятки лет, как, например, настоятель о. Алексей (служащий здесь уже 36 лет, и даже в этом монастыре и учившимся в духовном училище), о. Григорий (пробывший в монастыре уже 33 года).
Умоляем У. Исполнительный Комитет не запрещать совершения богослужения в Успенском монастыре, и не изгонять из него беспомощных монахов, оставить в их пользовании обрабатываемый ими монастырский огород, поддерживающий убогое существование 8 иноков.
Если же наше ходатайство почему-либо не встретит сочувствие со стороны УИсполкома, то усердно просим направить его на рассмотрение центральной Советской власти. 3 июня 1923 года». (290)
