Как видите, уже при царе все было построено так, чтобы служить было выгодно в Петербурге при штабе или преподавателем в училище, а не на фронте, не в строевой части. А в штаб и преподавателем без диплома не возьмут – вот круг и замкнулся. Теперь ответьте сами себе на вопрос: могли ли люди, действительно собирающиеся защищать Отечество, придумать такие нормы наград, при которых офицеры, служащие в полках, награждались вдвое реже «штабных» и в полтора раза реже – преподавателей? Вот выдумать такую систему наград при ленивом царе русская элита была способна.
Довольно интересным является мнение о ценности военного образования как такового, невольно высказанное британским фельдмаршалом Бернардом Монтгомери. Он провоевал обе Мировые войны, закончил карьеру начальником Генштаба Британской империи и посему человек в военном деле далеко не случайный. После окончания школы Монтгомери поступил в военное училище Сандерхест. В России его учили бы два года, но в Сандерхесте учили год. Первую мировую войну Монтгомери закончил в должности начальника штаба дивизии и после войны поступил в штабной колледж в Кэмберли – что-то вроде нашей Академии Генштаба, но только вроде.
В Кэмберли, в этой британской Академии Генштаба, обучали не как в России – не три года, а всего год. И обучали не профессора, а полководцы, отличившиеся в войну и имевшие склонность к преподавательской работе.
Далее Монтгомери воюет на штабных должностях в Ирландии, а затем сам преподает в штабном колледже и пишет учебник для офицеров пехоты. По нашим меркам – он теоретик, у нас он был бы доктором военных наук и профессором и обязательно разглагольствовал бы о том, что «культурный генерал и даже офицер невозможны без академического военного образования», тем более утверждал бы, что офицеры штаба невозможны без получения ими образования в Академии Генштаба. Но вот что Монтгомери пишет о реальных офицерах своего штаба времен Второй мировой войны (выделено мною):
«Под руководством Де Гингана штаб 8-й армии превратился в великолепную команду. Я всегда очень верил в молодость с ее энтузиазмом, оптимизмом, оригинальными идеями и готовностью следовать за лидером. Наш штаб в основном составляли молодые, многие из них не были солдатами по профессии. Единственным необходимым условием для работы в моем штабе являлась способность делать свое дело; не имело значения, служит человек в регулярной армии или он призван во время войны.
Во Вторую мировую войну лучшими офицерами отделов разведки штабов являлись гражданские; их головы, казалось, были наилучшим образом приспособлены к такого рода работе, обученные в «нормах доказательственного права», с богатым воображением и развитой креативностью, и Билл Уильямс возвышался над всеми ними».
Вот вам и ценность военного академического образования. В мирное время оно дает возможность быстро делать карьеру, к примеру, в царской армии до Первой мировой офицер, окончивший Академию Генштаба, становился командиром пехотного полка в 46 лет, а без этого образования – в 53 года. А во время войны, как вы видите на примере британской армии, даже штабные должности прекрасно исполняют гражданские лица и молодые офицеры.
И вывод отсюда следует немецкий – тот, кто стремится узнать, как уничтожить врага, тот узнает это и без профессоров академии, а профессора и дипломы по большей части нужны тем, кто стремится как можно больше денег содрать с общества в мирное время, включая и самих этих профессоров. Да так, собственно, обстоит дело во всех областях деятельности человека.
Но зато в части ограбления казны России царская элита была исключительно профессиональна. Вот часто приводимые мною примеры.
В 1909 году, после увольнения от должности, военному министру (уже бывшему) Редигеру царем было поручено обследовать военно-морской флот на предмет «почему наши суда строились дольше и обходились дороже, чем где-либо, и почему вообще наши расходы на флот (без судостроения), при его слабом боевом составе, продолжали поглощать почти такие же средства, как в Германии с ее сильным флотом?» .
Комиссия под руководством этого дотошного немца нашла множество финансовых дыр, в которые проваливалась государева казна. Хотя прошло уже 4 года после разгромного поражения русского флота японцами, а в России:
«Суда у нас строятся крайне медленно, а потому вступают в строй уже устарелыми: корабли «Андрей», «Павел», «Евстафий» и «Иоанн Златоуст» были в постройке по 75 – 86 месяцев, тогда как в Англии такие суда строились в 20 – 30 месяцев, а в Германии – в 36 – 42 месяца. Медленность постройки не только удорожала постройку, но приводила еще к тому, что новые наши суда по своей конструкции всегда отставали на три-четыре года от иностранных. В Англии средняя стоимость броненосца до 1909 года была 674 рубля за тонну, в Германии – 764 рубля; стоимость наших последних судов была около 1000 – 1200 рублей за тонну; Морское министерство само не бралось определить ее в точности».
Это, конечно, касалось промышленности с ее откатами и зависимостью от прибыли: «Сама постройка судов производилась преимущественно на казенных заводах столь оригинальным порядком, что заводы были заинтересованы в том, чтобы их изделия обходились казне возможно дороже» . Поскольку: «Из чистой прибыли заводов десять процентов выдавались в виде дополнительного вознаграждения чинам их управлении» . Но одновременно дороговизна и техническая отсталость кораблей связаны и с длительностью согласования их проектов выдающимися адмиралами.
В ходе Цусимского сражения во время Русско-японской войны был и удачный бой миноносца «Грозный» с японским миноносцем «Касуги», одного с «Грозным» класса. Японец был построен в Англии и вступил в строй в 1900 году, «Грозный» – на Невском заводе и вступил в строй в 1904 году, то есть обязан был быть более совершенным. Но японец имел в полтора раза более мощное артиллерийское вооружение и по основному параметру – скорости – превосходил русский миноносец на 17% – на 4,5 узла.
Не только постройка, но и содержание русского флота обходилось неимоверно дорого, прежде всего из-за огромного количества небоевых судов.
«По отношению к общему тоннажу всего флота тоннаж судов, не имеющих боевого значения, то есть старых судов, утративших уже это значение, а равно учебных судов, транспортов и вспомогательных судов у нас определяется в 42,91%, тогда как в Англии эти суда составляют всего 1,04%, в Японии – 11,11%, в Германии – 13,24%, во Франции – 5,79%. Содержание этих судов обходится весьма дорого, ремонт же старых судов с каждым годом поглощает все большие суммы» .
Долго мучился с адмиралами Редигер, пока наконец не добился «объяснения, почему у нас постоянно, кроме боевого флота, плавали большие учебные отряды, каких не было в других флотах? Причина оказалась крайне простой: во всех иностранных флотах принимались серьезные меры к тому, чтобы подготовленные для них специалисты служили возможно дольше; у нас же преимущества, дававшиеся за сверхсрочную службу, были ничтожны, поэтому специалисты, для подготовки коих плавали учебные отряды, покидали службу тотчас по окончании обязательной службы, и ежегодно приходилось готовить вновь половину всех специалистов. Этим отчасти объяснялось большое число судов, бывшее ежегодно в плавании, вызывавшем большие расходы и траты больших денег на ремонт старых судов, для боя уже непригодных» . Он поясняет, о чем идет речь: «Окончательно же устранить затруднения в подготовке специалистов можно лишь путем привлечения большего числа оных на сверхсрочную службу; расходы, потребные на выдачу добавочного содержания сверхсрочно служащим, даже покрывались бы экономией от уменьшения числа обучающихся в разных школах. Между тем преимущества, даваемые сверхсрочным, ныне совершенно недостаточны. В виде разительного примера можно указать на то, что подготовка комендора при двенадцатидюймовом орудии по стоимости выпущенных им боевых припасов обходится свыше 100 000 рублей, а между тем ему за сверхсрочную службу дается лишь около 200 рублей в год, вследствие чего эти комендоры уходят в запас, а на их место приходится опять готовить новых» .
Но ведь это, между прочим, и поясняет, почему в Цусимском бою процент попаданий японских коммендоров был 3,2%, а русских – 1,2%. Как видите, адмиралы вытягивали из казны огромные деньги с совершенно негодным результатом. Зачем? Почему они не могли выпросить у царя еще 200 рублей в год жалование комендору, вместо того чтобы выпрашивать 100 000 на снаряды? Дотошный Редигер и это выяснил: «Другую причину этих трат мне указал Бирилев: назначение в плавание большого числа судов давало возможность назначать на них большое число адмиралов, командиров и офицеров, получавших на них морское довольствие, без которого им трудно было бы существовать; этим же он объяснял и то, что всякие небоевые суда (лоцманские, портовые и тому подобные) у нас были военные, а не заменялись наемными!»
