Выкуп, по-видимому, состоялся, несмотря на резкие протесты против такой уплаты в раде великого князя Казимира.
Так юному Казимиру и его литовской раде пришлось заново собирать Литовско-Русское государство. И большое дело только что было закончено с грехом пополам, как 1444 год принес новое коренное изменение всего политического положения.
10 ноября 1444 г. в битве под Варною без вести пропал король польский Владислав, оставшийся в истории с прозвищем Варненчика. Единственным возможным для поляков кандидатом на престол оказывался Казимир литовский. Но для можновладства польского избрание Казимира крайне усложнялось независимым положением, какое занял Казимир как великий князь литовский. И молодой господарь использовал это положение, опираясь на свою литовскую раду. Потребовалось большое дипломатическое искусство и большая выдержка, чтобы, с другой стороны, принятием короны Польской не расшатать, даже не утратить великокняжеской власти, не расшатать и связей, восстановленных с таким трудом, между отдельными западнорусскими землями и виленским центром.
Восстановив Литовско-Русское государство, Казимир приступает к восстановлению на новых, как увидим, началах и польско-литовской унии.
Ян Гаштольд (до 1383—1458), воевода трокский и виленский. Иллюстрация П. Татарникова к книге А. Бутевича «Славутыя родам свахи» Получив приглашение вступить в управление королевством Польским и короноваться королем, как только выяснится, что нет надежды на возвращение Владислава, Казимир обсуждает дело со своей литовской радой. Дело сразу сознательно и подчеркнуто ставится так, что поляки призывают на престол не просто принца польской династии, а господаря литовского, имеющего право на польскую корону. Поэтому Казимир все время действует как господарь литовский в окружении своей литовской рады. Ему необходимо принять корону не иначе, как с согласия политических сил Литовско-Русского государства, чтобы удержать одновременно и великое княжество и корону. Это было не так легко. Литвины дорожили особым представителем верховной власти. Они, говоря по-новгородски, «вскормили себе князя» и боялись потерять его, утратить опору и центр своей особой системы управления.
На первых же переговорах литовских панов с польскими возник вопрос об избрании вместо Казимира особого великого князя литовского, угодного литвинам; и даже о том, что Казимир останется правителем великого княжества, а другой князь (princeps), угодный обоим народам, станет во главе правления в Польше. Но сам Казимир вел дело к тому, чтобы объединить всю польско-литовскую правительственную власть в своей руке, и потому свел первую стадию переговоров к отсрочке и письменному обещанию дать ответ, после того как соберет «conventionem generalem cum terris Lithvaniae et Samogitiae ac Russiae»[94]. Так выражается Длугош.
Наши историки, конечно, сейчас говорят о литовско-русском сейме, который должен был «разрешить» Казимиру принять польский престол, а ответ обещан был к 6 января 1446 г. — на польский сейм в Петрокове{109}. Но ни то, ни другое не было сеймом. И в Петрокове собирался только «wiec senatorski» польский, и в Вильно в первых числах января был съезд литовских и русских панов, — в каком составе, не знаем. Сообщая о ходе дел великому магистру Ордена, Казимир говорит только о собрании своих литовских панов. Вся эта фразеология уполномочивает только на предположение общего съезда правящей среды — наместников и воевод, князей, — т. е. общего съезда расширенной рады, но не сейма в техническом смысле слова.
С ответом в Петроков приехало посольство, состоящее из двух князей Острожских, — Василия Красного и Георгия Семеновича, — и четырех бояр-литвинов, Ивана Немировича Овача, каштеляна брестского, Андрея Довойновича и Михаила Монтвиловича. И они начали с заявления, что Казимир вступил на стол великого княжения Литовского не как князь, назначенный от короны Польской, на время и сменимый, которого поэтому можно бы отозвать по желанию на престол королевства Польского, но как подлинный и законный отчич, и правил «pleno jure et dominio, more praedecessorum suorum, magnorum ducum Lithvaniae»[95]. Установив эту принципиальную точку зрения, послы ответа по существу не дали, настаивая на необходимости новой отсрочки ввиду неизвестности действительной судьбы Владислава.
И потянулись переговоры между польским съездом и Казимиром, который сидел в Бресте, окруженный своими литовскими и русскими панами. Переговоры эти характерны еще двумя тезисами, выставленными с литовско-русской стороны:
1. Ввиду восстановления унии литовско-русские паны настаивают на исключении из актов ее выражений, направленных к инкорпорации литовско-русских земель (Ягайло и Витовт писали: «omnes terras Lithvaniae et Russiae regno Poloniae, perpetuo — se incorporasse, univisse et appropriasse»)[96], и замене их иными, чтобы не оказалось, будто прелаты, князья и бароны Литвы «regno Poloniae perpetuo esse obnoxios et quodammodo inferiores et subjectos»[97]. Действительно, сохранилась грамота Казимира в отрывке, где Казимир, уже титулуя себя польским королем, определяет польско-литовские отношения в следующих выражениях: «in fraterna caritate… confederamus, complicamus, componimus et liga perpetua colligamus, ut qui amicus esset Polonis, erit et Lithvanis et e contra»[98]. Уния должна быть понята как свободный союз равноправных в государственно-правовом смысле сторон.
2. Гарантия связи с Литовско-Русским великим княжеством Волыни и Подолии, включая и спорные пограничные волынские волости, также вписана в помянутую грамоту Казимира.
Но вопрос об этой грамоте спорен. Она сохранилась в выдержке, и хотя Казимир обязуется в ней соблюдать обещанное «sub honore et fide et juramento»[99], но весьма сомнительно, чтобы она была подтверждена польскими панами и чтобы она действительно была «соглашением литвинов с Польскою короною, установленным королем Казимиром в Парчове». Скорее это обещание Казимира в Бресте, ценное как выражение стремлений его литовско-русской рады. Рассказ Длугоша хорошо освещает условия этого дела. Польские паны уговаривали Казимира не ставить вопроса ребром, а сперва принять Польскую корону, что затем даст-де ему возможность решить «plena facilitate» вопрос о спорных владениях и другие спорные вопросы. Казимир и пошел этим путем, приняв Польскую корону с тем (короновался 27 июня 1447 г.), чтобы разрешить позднее спорные вопросы польско-литовских отношений. И он в следующие годы ведет долгую борьбу с поляками за свою «plena facultas»[100], отказываясь подтвердить польские привилеи. Не были подтверждены и прежние акты унии.
Что же она в этот момент собой представляет? Никогда еще так резко и определенно не выступал ее личный характер. Великий князь литовский Казимир есть в то же время и король польский, не связанный в понимании взаимоотношений двух государств своих никаким определенным актом, никакой формулой государственно-правового значения. И в таком положении уния осталась в течение всего царствования Казимира. Вопрос о ней не раз поднимался на польско-литовских съездах — в 1448 г., в 1451 г. Поляки настаивали на законной силе первоначального акта унии, унии Кревской, литвины категорически ее отрицали. Столь же спорным оставался и вопрос о государственно-правовом положении Волыни, обострившийся по смерти Свидригайла.
Замок в Гераненах — резиденция Гаштольдов. Разрушен в середине XVII века, окончательно разобран в XIX веке. Реконструкция Когда в сентябре 1451 г. распространилась весть о тяжелой болезни Свидригайла, польский сенат обратился к Казимиру с требованием, чтобы он согласно с прежними записями — от Витовта до Свидригайла включительно — принял меры к инкорпорации владений Свидригайла в состав владений Польской короны. В противном случае сенаторы грозили конфедерацией польской шляхты для захвата Волыни.
Казимир уклонился от прямого ответа и решительных действий, указывая на опасность разрыва с Литвой, а в конце года, еще при жизни Свидригайла, на Волынь прибыли с военной силой князь Юрий пинский, Радзивил и Юрша, заняли волынские замки, и в момент смерти Свидригайла (10 февраля 1452 г.) Волынь была в литовских руках. Это вызвало целую бурю в среде малопольского панства с епископом Збигневом Олесницким во главе.
Вопрос обсуждается на ряде малопольских съездов. Состоялось даже решение двинуть ополчение сандомирской, люблинской и галицкой шляхты для оккупации Волыни. Казимир оправдывался, уверяя, что литовские паны его не слушают и действовали самовольно. Идет он на уступки, подтверждает польские привилеи, с чем так долго тянул. И под его влиянием литвины, удовлетворяясь Волынью, не настаивают на возврате западной Подолии, оставшейся в польских руках, на изменении формулы унии.
Во всех этих отношениях чрезвычайно характерно выступает личная роль Казимира как носителя власти, стоящего как бы над и вне его двух государств, над и вне двух правительств, в роли иной раз суперарбитра скорее, чем правителя. И это положение особенно подчеркивается тем, что занять его пришлось господарю деятельному, энергичному и самостоятельному, каким был по натуре Казимир.
