Ознакомительная версия.
Авторы правы только в одном — это не был геноцид. Но во всем остальном применительно к этому событию авторы заблуждаются. Власть не «не сумела оперативно помочь населению», а не хотела это сделать. В разгар голода, в 1932 году, Сталин впервые приказал создать централизованный резервный зерновой фонд страны. В 1933 году этот фонд составил почти 2 млн. тонн. Но, как утверждает В. Кондрашин, «из этого зерна голодающим не было выделено ни грамма».
Процитируем авторов названной дилогии дальше. «Часто в публикациях западных и украинских историков голод 1932—1933 годов подается как “искусственный”, созданный для подавления национального сопротивления на Кубани, Украине и в немецких районах Поволжья. Это далеко от истины». (Не совсем понятно, почему авторы, говоря о «национальном сопротивлении», включают, наряду с Украиной и немецким Поволжьем, территорию Кубани. Разве на Кубани живут не русские? А как быть с сотнями восстаний в этот период в Сибири, в других чисто русских регионах? Там тоже было «национальное сопротивление»? — Вл. К)
И далее авторы пытаются аргументировать свою точку зрения. «6 мая 1932 года Постановлением ЦК и ЦКК был снижен план хлебозаготовок на 30 процентов, снижались планы заготовок и других видов продукции. Советское руководство оптимистично оценивало перспективы частного рынка в снабжении городов продовольствием. Возможно, так бы и произошло, но, как показывают открывшиеся данные, руководство оперировало значительно завышенными цифрами урожая, имея отправной базой т.н. биологический (несобранный) урожай, который отличается от реального на 20—40 процентов в зависимости от погодных условий». И снова какая-то невнятица в пользу Сталина. Как может руководство страны оперировать данными, которые на 20—40 процентов отличаются от действительности? Оно, руководство, что, не знало истинной картины? Святослав Рыбас знает, а Сталин не знал? Да нет, Сталин прекрасно все знал. 18 июня 1932 года в письме с юга Кагановичу генсек прямо указывает на это обстоятельство: «Так как при данном состоянии наших организаций у нас не может быть точного учета этих особенностей, то надо допустить надбавку к плану в 4—5%, чтобы создать тем самым возможность перекрытия неизбежных, ошибок в учете и выполнить самый план во что бы то ни стало».
Продолжим цитату.
«Голод охватил не только территории с украинским и немецким населением. Голодало население Казахстана, Сибири, поволжских областей и даже северные Архангельск и Вологда. Статистические данные об урожае и географически широкое распространение трагедии опровергают предложение об искусственных причинах голода. Засуха, неурожай, порочные методы учета и лживая статистика — все это сыграло свою роль.
Советское правительство должно было сделать страшный выбор: либо отказаться от внешнеэкономических договоров о поставках зерна, либо помочь голодающим людям.
Кремль зондировал первую возможность, но натолкнулся на непонимание. Так, в конце 1931 года торговый советник посольства Великобритании в СССР достаточно полно высказал точку зрения своего правительства: “Невыполнение своих обязательств непременно вызовет катастрофические последствия. Не только будет отказано в дальнейших кредитах, но и весь будущий экспорт, все заходы советских кораблей в иностранные порты, вся советская собственность, уже находящаяся за границей, — все это может быть подвергнуто конфискации для покрытия задолженностей. Признание финансовой несостоятельности поставит под угрозу исполнение всех надежд, связанных с пятилетним планом, и даже может создать опасность для существования самого правительства”. Подобную же позицию заняла и Германия. Канцлер Брюнинг говорил в начале 1932 года английскому дипломату в Берлине: “Если Советы не расплатятся по счетам в той или иной форме, их кредит будет уничтожен навсегда”»{110}.
Звучит почти зловеще. И вроде бы действительно оправдывает действия Сталина: хотел спасти крестьян от голода, но не мог: угрозы со стороны Запада были уж очень страшные. Только вот оправдания не получается. Словно забыв о вышесказанном, Рыбас тут же пишет: «В октябре 1932 года Великобритания разорвет торговое соглашение с СССР, а в апреле 1933 года объявит эмбарго на ввоз советских товаров на свою территорию».
И уж совсем нелогичен и непонятен вывод: «Отказаться от индустриализации Сталин не мог. Было запрещено даже упоминать о голоде».
Во-первых, причем здесь индустриализация, если денег за зерно Россия так и так от Англии не получила уже в 1932 году?
А во-вторых, составители переписки Сталина и Кагановича (О.Г. Хлевнюк, Р.У. Дэвис, А.П. Кошелева, Э.А. Рис и Л.А. Роговая) в своих комментариях отмечают, что 13 сентября 1933 года Сталин без всяких вопросов пошел на сокращение хлебозаготовок для Поволжья, Урала и Казахстана и в разы сократил экспорт российского зерна.
Правда, отмечают, что произошло это только после того, как «в период голода и чрезвычайных хлебозаготовок террор против крестьян достиг огромных размеров».
То есть Сталина совершенно не волновала реакция Запада на объемы поставленного на экспорт российского зерна. Он вел себя в точном соответствии с изменением своих представлений об изменяющихся внутренних обстоятельствах.
Что же касается авторов названной выше дилогии, то создается впечатление, что читатель имеет дело с грубой подтасовкой, выполненной в оправдание поведения Сталина в период голода 1930-х годов.
Дело в том, что в приведенных Рыбас цитатах нет ни слова о зерне. И это не случайно. Как я понимаю, речь идет вообще о поставках Советским Союзом сырья в самом широком ассортименте. Как уже говорилось выше, в общей структуре выручки от экспорта из СССР зерно занимало практически ничтожные позиции. Деньги на индустриализацию Сталин брал совсем из других источников: внутренние облигационные займы, госмонополия на водку, налоги и т.д., и только на последнем месте — экспорт, и то не зерновой, а совсем по другим статьям.
Такие «убийственные» цитаты в оправдание Сталина могут сильно воздействовать на сознание обывателя, то есть человека, не обладающего знанием фактов того периода. Хотя не только на обывателя действует такой прием.
Вот реакция на книгу Рыбас совсем не обывателя. Преподаватель вуза О.И. Солдатова пишет в «Литературную газету»: «Книга очень яркая, пронизывающая и поэтому вредная. Она переворачивает представление о диктаторе, так как выставляет на первое место не его преступления, а непрекращающиеся, тайные и явные войны всех государств друг с другом за политическое доминирование и экономические выгоды… В том-то и дело, что, дочитав книгу до конца, испытываешь сострадание к нему, которого никак не должно быть… Книга вызвала во мне массу сомнений и переживаний! Может, лучше было бы ее не читать? Но нет, прочитать надо было. Авторы “закрыли” тему Сталина и открыли что-то повседневно-страшное»{111}.
Авторы дилогии тему, конечно, не закрыли. Но в своем стремлении оправдать Сталина явно перешли какую-то грань. Бальзак как-то сказал очень точные слова про Флобера: «Флобер рисует-рисует, да и зарисовывается». Вот, мне кажется, и авторы названной дилогии в своем стремлении к объективности в восприятии Сталина временами «зарисовываются».
Складывается впечатление, что они изучали выступления Сталина на этот счет только периода 1929—1930 годов, когда генсек действительно еще находился в плену своей идеи, что индустриализацию можно провести только за счет экспорта зерна.
И хотя Рыбас не скрывают информации об обрушившейся на советское крестьянство трагедии 1930-х годов — совпавших во времени голода, коллективизации, раскулачивания, — как-то у них все получается так, что ответственность за все за это несут соратники и сподвижники Сталина, местная власть, советская, партийная и хозяйственная, даже Запад, но никак не генеральный секретарь.
«Именно 1932 год с его “чрезвычайными комиссарами”, — пишут Рыбас, — непреклонной позицией Запада, гибелью от голода миллионов (по разным версиям, от 3 до 7 миллионов), бюджетным и кадровым кризисами в центральном партийном и правительственном аппарате стал формировать новую оппозицию Сталину, состоявшую из “своих”» (там же, с. 666).
Трудно удержаться от ремарки по этому поводу: крайне интересный оборот русской речи употребляют авторы — не кто-то конкретный, а именно ГОД, безликое время, другими словами, создало трагедию крестьянства и заодно уж и оппозицию сталинскому режиму власти. На деле все, конечно, происходило далеко от нарисованной авторами дилогии картинки.
Решающим у авторов было, по-видимому, стремление во что бы то ни стало снять со Сталина вину за проведенную им коллективизацию, за голод, унесший миллионы жизни.
К сожалению, заблуждаются, как мне представляется, в этом отношении не только Рыбас. Можно назвать немало и других имен.
Ознакомительная версия.
