Марина Федотова - Санкт-Петербург. Автобиография

Петербург поразил меня своим странным видом. Мне казалось, что я вижу колонию дикарей среди европейского города. Улицы длинны и широки, площади громадны, дома – обширны; все ново и грязно. Известно, что этот город построен Петром Великим. Его архитекторы подражали европейским городам. Тем не менее в этом городе чувствуется близость пустыни и Ледовитого океана. Нева, спокойные волны которой омывают стены множества строящихся дворцов и недоконченных церквей, – не столько река, сколько озеро. Я нанял две комнаты в гостинице, окна которой выходили на главную набережную. Мой хозяин был немец из Штутгарта, недавно поселившийся в этом городе. Легкость, с которой он объяснялся со всеми этими русскими, удивила бы меня, если бы я не знал, что немецкий язык очень распространен в этой стране. Одно лишь простонародье говорит на местном наречии. Мой хозяин, видя, что я не знаю, куда девать свой вечер, объяснил мне, что во дворце – бал, куда приглашено до шести тысяч человек и который будет продолжаться в течение шестидесяти часов. Я принял билет, предложенный мне им, и, надев домино, отправился в императорский дворец. Общество было уже в сборе и танцы в разгаре; везде виднелись буфеты, обремененные всякого рода яствами, способными насытить всех голодных. Роскошь мебели и костюмов поражали своею странностью: вид был удивительный. Я размышлял об этом, как вдруг услышал около себя слова: «Посмотрите, вот царица!»

Я принялся следить за указанным домино и вскоре убедился, что это действительно была императрица Екатерина. Все говорили то же самое, делая, однако же, вид, что не узнают ее. Она гуляла в этой толпе, и это, видимо, доставляло ей удовольствие; по временам она садилась позади группы и прислушивалась к непринужденным разговорам. Она, конечно, могла таким образом услыхать что-либо не почтительное для себя, но, с другой стороны, могла также услыхать и истину – счастие, редко выпадающее на долю монархов. <...>

В день Крещения я присутствовал на Неве на странной церемонии – на благословении речной воды, покрытой тогда льдом в четыре фута толщины. Эта церемония привлекает огромную толпу, потому что после богослужения там крестят новорожденных, погружая их нагими в отверстие, сделанное во льду. <...>

За несколько времени до моего отъезда в Москву императрица поручила своему архитектору Ринальди построить на Дворцовой площади большой деревянный амфитеатр, которого план я видел. Ее величество намеревалась дать большую карусель, где бы блистал цвет воинов ее империи. Все подданные монархини были собраны на этот праздник, который, однако же, не имел места: дурная погода помешала этому. Было решено, что карусель состоится в первый хороший день, но этот день так и не наступил; и действительно, утро без дождя, ветра или снега – чрезвычайно редко в Петербурге. В Италии мы рассчитываем на хорошую погоду, в России нужно, наоборот, рассчитывать на скверную. Поэтому я всегда смеюсь, когда встречаю русских путешественников, рассказывающих о чудесном небе их родины. Странное небо, которого я по крайней мере не мог увидеть, иначе как некий серый туман, извергающий из себя хлопья снега. <...>

Тот, кто не видал Москвы – не видал России, а кто знает русских только по Петербургу, не знает действительных русских. Здесь считают иностранцами жителей новой столицы. Действительной столицей России долгое время будет еще Москва; старый московит ненавидит Петербург и при случае готов произнести против него приговор Катона против Карфагена. Оба города соперничают не только своим положением и назначением, но много и других причин делают их врагами – причин религиозных и политических.

«Амфитеатр», о котором упоминал Казанова, более известен как «карусель». А настоящий амфитеатр воздвигли под Красным Селом, о чем свидетельствуют мемуары Г. Р. Державина:

Другое, преузорочный под Красным Селом лагерь, в котором, как сказывали, около 50 тысяч конных и пеших собрано было войск для маневров пред государынею. Тогда в придворный театр впускаемы были без всякой платы одни классные обоего пола чины и гвардии унтер-офицеры; а низкие люди имели свой народный театр на Коммиссариатской площади, а потом из карусельного здания, на месте, где ныне Большой театр, на котором играли всякие фарсы и переведенные из Мольера комедии. <...>

В 1766 году для «увеселения и славы народа», по выражению Державина, было устроено новое развлечение – «карусель». Это было организованное при дворе с большой пышностью конноспортивное состязание, в котором отличились некоторые вельможи, в частности, фавориты императрицы братья Орловы. В мемуарах Державина читаем:

Великолепный карусель, разделенный на четыре кадрили: на ассирийскую, турецкую, славянскую и римскую, где дамы на колесницах, а кавалеры на прекрасных конях, в блистательных уборах, показывали свое проворство метанием дротиков и стрельбою в цель из пистолетов. Подвигоположником был украшенный сединами фельдмаршал Миних, возвращенный тогда из ссылки. <...>

Этой «карусели» посвятил одну из своих торжественных од поэт В. П. Петров.

Еще одним развлечением – во всяком случае, для высших слоев общества – мало-помалу сделалось посещение клубов (или «клобов», как произносили в ту пору). Переняв европейскую моду на благородные собрания, русские аристократы и богатые купцы стали собираться вместе, чтобы приятно провести время и скоротать досуг. Как восклицал современник: «Как проводить зимний сезон в Петербурге благовоспитанному человеку, не имеющему ни родных, ни знакомых? Нельзя же каждый день бывать в театре или обречь себя на просиживание длинных вечеров дома».

В начале 1770 года проживавшие в Петербурге иностранцы во главе с фабрикантом Фрэнсисом Гарднером сочли необходимым основать специальное собрание, или клуб. Так возникло Санкт-Петербургское английское собрание, которое в обиходе чаще называли Английским клубом; это было одно из самых привилегированных обществ столицы (с 1780 года в Английском собрании могло числиться не более 300 человек). Граф В. Г. Орлов писал своему брату Федору из Петербурга:

Здесь зима редко так умеренна бывает, как сего года: во все время больших морозов не было. В городе здесь не видать, чтоб война настояла, об оном немного беспокоятся; да и много веселья: маскарады, вольные комедии при дворе, ассамблеи у больших господ по очереди всякую неделю, куда более ста человек съезжаются. Еще новый род собрания, называется клоб, похоже на кафегаус (кофейню. – Ред.), где уже более 130 человек вписались, платит каждый по 30 рублей в год; всякого сорта люди есть в нем: большие господа все почти, средние, ученые, художники и купцы. Можно в оное ехать во всякое время, поутру и после обеда. Желающих в оное вступить избирают баллотированием.

В Английском клубе бывали многие отечественные политики, фабриканты, купцы, литераторы и ученые. Как писал Н. А. Некрасов:

В опубликованной по случаю столетнего юбилея клуба книге «Столетие С.-Петербургского Английского собрания» (1870) имеется «мемуар» М. Н. Лонгинова, члена клуба и историка литературы, посвященный истории собрания и его «внутренней кухне».