Капиталисты поневоле - Ричард Лахман

Два внешних фактора были необходимы, хотя и недостаточны, для подъема власти цехов и образования неаристократической элиты за счет благородных правителей города XIII в. Первый, обсуждавшийся выше, — открытая европейская экономика, которая создала условия и для увеличения числа членов цехов, и для их обогащения. Второй — резкое сокращение конфликтов крупных сил и их интервенций в Тоскану. Германские императоры прекратили цепляться за Тоскану в 1266 г., потерпев поражение от Карла Анжуйского. Карл, в свою очередь, потерял контроль над Тосканой, когда растущая угроза его владычеству в Сицилии в 1282 г. заставила направить силы на юг. Как только германские и французские силы покинули Тоскану, и угроза внешнего завоевания исчезла, члены цехов не стали откладывать свою борьбу за то, что «было самым важным вопросом, с которым столкнулись итальянские города... сохранение их независимости от императора—задача, с которой лучше всего справлялись аристократы» (Najemy, 1982, с.4; см. также: Holmes, 1986, с.3-43).

Богатые и надежно защищенные, с геополитической точки зрения, городские купцы добились политической власти только в тех областях, где фракционные конфликты раздирали правящих аристократов. Миланские цеховики первыми воспользовались разногласиями среди аристократов и получили в XI в. власть, продолжавшую расти. Перессорившись друг с другом, в XII и XIII вв. аристократы уступили власть неаристократическим правительствам в коммунах Милана, Луки, Пизы, Генуи, Сиены и во множестве более мелких городов (Previte-Orton, 1964, с.218-224; Martines, 1979, с.34-44). Цехи стали институциями, через которые незнатные горожане в городах-государствах Северной Италии могли инвестировать часть своего капитала в наемные армии и благодаря им заключать союзы с той или иной партией в обмен на признание в рамках коммуны права цехов самим регулировать свою деятельность и участвовать в городском управлении (Hyde, 1973, с.4; Najemy, 1979; Waley, 1969, с.182-188).

Аристократы сохранили некоторую власть в большинстве городов и оставались в положении, подходящем для того, чтобы воспользоваться раздорами в неаристократических правительствах многих коммун в XIII в. (Waley, 1969, с.221-230; Martines, 1979, с.22-61). Таким образом, аристократия потеряла, а потом вернула себе власть во многих итальянских городах-государствах, впоследствии усилив свое положение и разрешив фракционные конфликты внутри аристократического и коммунального лагерей, соперничающих за контроль над управлением (Martines, 1979). Коммунальные правительства уничтожали даже тогда, когда богатые нувориши продолжали обогащаться от торговли и мануфактуры.

Флоренция и Венеция отличаются от других итальянских городов безвозвратностью изгнания из управления аристократов в первом случае и, наоборот, постоянством аристократов, неподвластных переменам, — во втором. Венеция была полной противоположностью Флоренции. Венеция смогла обезопасить себя от угрозы со стороны императоров и пап (частично потому, что присоединилась к Византийской империи) в X в., гораздо раньше Флоренции. Защищенная от вмешательства крупных сил, венецианская аристократия смогла установить объединенную иерархию и бессменное правительство без каких-либо черт фракционности, свойственной Флоренции, в несколько последующих столетий (Lane, 1973, с.91-114; McNeil, 1974, с.59-60). Стремящееся к единству венецианское правительство смогло направить потоки торговой прибыли в руки действующих аристократов, так как государство контролировало купеческие флотилии. Правящая аристократия обогащалась за счет государственных флотов двумя способами. Во-первых, большая часть торговой прибыли отходила правительству и использовалась на зарплату аристократам, живших с платных должностей (McNeil, 1974, с.59-60). Во-вторых, своеобразная «система Муда», позволявшая всем гражданам арендовать грузовые места на государственных галерах, порождала торговую конкуренцию и не позволяла частным предприятиям сильно расти (с.60-64), мешая купцам скупать рынки со спекулятивными целями, реализовывать случайную прибыль и сколачивать состояния, которые могли бы соперничать с богатством старой венецианской аристократии, основой которой было землевладение. Таким образом, венецианская аристократия в Италии была уникальной: она сохраняла единство, чтобы контролировать политику своего города-государства, через государство доминировать в экономике и блокировать экономические, социальные и политические вызовы снизу до конца XVI в. [74]

Флорентийские патриции в XIII в. использовали цеха, чтобы организоваться и воспользоваться клановыми и партийными разногласиями среди городских аристократов. Тем самым патриции выдвинули цеха далеко за рамки их ограниченной роли в XII в., роли только инструмента, при помощи которого профессиональные группы регулировали собственные сферы экономической деятельности. В XIII в. цеха стали ключевой институцией неаристократов для самоидентификации и участия во флорентийской политике. 21 цех (7 старших и 14 младших) в XIII в. были официально признаны флорентийской коммуной. «Таким образом, в 1300 г. цеховая коммуна включала в себя более трети взрослого мужского населения Флоренции» (Najemy, 1979, с.60).

Патрицианская элита, образовавшаяся из самых богатых членов пяти ведущих цехов, дифференцировалась от остальной массы цеховиков в XIV в. Эту элиту объединили два стремления: выдержать социальную дистанцию от более бедных членов цехов и монополизировать политическую власть во Флоренции. Патриции цементировали свою верность друг другу браками, деловыми союзами и через патронат. Они создали параллельную организацию, Мерканцию (Mercanzia), конкурировавшую с цехами. «Хотя Мерканция была корпорацией, она никогда не интегрировалась в цеховую федерацию. На самом деле позже она использовалась олигархами как инструмент электорального и политического контроля над цехами» (Najemy, 1982, с.11).

Мерканция была изначальным и только формально институциональным базисом для патрициев, чтобы дифференцироваться от остальных членов цехов. Однако в течение XIV в. олигархическая элита, входившая в Мерканцию, отделилась от менее социально значимых и политически влиятельных коллег. Олигархи особо гнушались «новыми людьми», которые часто были столь же богаты, как и они, и разделяли с ними презрение к рядовым членам цехов, но разбогатели и начали соперничать за власть только после того, как олигархи уже достигли гегемонии во Флоренции. (Медичи были патрициями, добившимися поддержки «новых людей», которой другие олигархи никогда не искали и не получали.) «Новые люди» разрывались между беспринципными альянсами с popolo, нацеленными на свержение олигархов, и подобострастными, но чаще всего безуспешными усилиями получить доступ в олигархию через браки, деловые союзы и должности.

Флорентийские институты управления еще раз были преобразованы в 1250-1400 гг. Историки выделяют (и спорят об их относительном значении) несколько волн мобилизации слоев флорентийского общества и их внешних союзников для смены персонала и конституциональной формы политики коммуны [75]. Я не стану повторять споры историков и обсуждать каждую смену режима. Полезнее, с точки зрения ответов на вопросы, которые представляет казус Флоренции, определить сочетание конфликтов элит и классов, которые повлияли на четыре основных изменения в распределении правительственной власти в коммуне за этот период: 1) изгнание аристократов со