По пути экспансии
Вместе с тем следует помнить, что польское руководство совершенно неправильно оценивало ситуацию в Германии, считая, что нацистский режим слаб и не представляет серьезной угрозы. Поэтому Варшава, еще 14 января 1938 г. поставленная Берлином в известность о готовящемся аншлюсе, спокойно отреагировала на события 11-12 марта 1938 г., расценив их как "внутреннее дело Австрии". Как и другие европейские страны, Польша не предприняла никаких действий, молчаливо признав расширение территории Третьего рейха322 . Более того, усиление ревизионистских настроений в международной политике Варшава попыталась использовать в своих интересах. 11 марта 1938 г. на литовско-польской демаркационной линии был обнаружен труп польского солдата. 13 марта Польша возложила ответственность за это на Литву и отклонила ее предложение о создании смешанной комиссии для расследования инцидента. Польская сторона намекнула Каунасу, что ожидает восстановления дипломатических отношений, что, по мнению польского руководства, стало бы основой признания Литвой существующей границы и включения Виленщины в состав Польши. В польской прессе была развернута кампания с призывами проучить Литву и организовать поход на Каунас.
Естественно, Германия и СССР решили высказать свое мнение. 16 марта германская сторона уведомила Варшаву, что ее интересы в Литве ограничиваются лишь Мемелем (Клайпедой), а в остальном Польше предоставляется полная свобода рук. Правда, германское руководство предприняло ряд мер, которые позволяли бы в случае польско-литовской войны оккупировать Мемель и некоторые другие территории Литвы. Литве Германия посоветовала принять польский ультиматум, а Польшу просили своевременно информировать Берлин о дальнейших шагах в отношении Каунаса. Вечером 16 марта М.М. Литвинов пригласил к себе польского посла в Москве В. Гжибовского и заявил ему, что СССР заинтересован в разрешении польско-литовского спора "исключительно мирным путем и что насильственные действия могут создать опасность на всем востоке Европы"323 . В ночь на 17 марта Литве был предъявлен польский ультиматум с требованием восстановить дипломатические отношения. Согласие Каунаса должно было быть выражено в течение 48 часов, а аккредитация дипломатов состояться до 31 марта, в противном случае Варшава угрожала применить силу. 18 марта Москва посоветовала Каунасу "уступить насилию", поскольку "международная общественность не поймет литовского отказа". 18 марта советская сторона еще раз указала Польше, что заинтересована в сохранении независимости Литвы и выступает против развязывания войны. В условиях, когда Франция также просила Польшу не доводить дело до войны, польская сторона несколько смягчила условия своего ультиматума324 .
В отечественной историографии эти события оцениваются противоречиво. В.Я. Сиполс считает, что от захвата Польшей Литву "спасло только энергичное вмешательство СССР"325 . С. З. Случ, напротив, полагает, что от СССР "никакой поддержки Литва в тот момент не получила"326 . Видимо, как это часто бывает, оба мнения являются крайними оценками сложившейся ситуации. Представляется, что утверждение об отсутствии поддержки Советским Союзом Литвы было бы справедливо, если советская дипломатия вообще никак не отреагировала бы на события вокруг Литвы. С другой стороны, советское вмешательство и не могло быть чрезмерно энергичным, ибо это означало бы прямое втягивание СССР в польско-литовский конфликт. Это, в свою очередь, непременно привело бы к ухудшению и так не простых советско-польских отношений и лишь подтолкнуло бы Варшаву в объятия Берлина, чего Москва в любом случае стремилась избежать. Если же учесть, что в это время СССР активно участвовал в Гражданской войне в Испании, а Англия и Франция никак не отреагировали на аншлюс Австрии и демонстрировали "невмешательство" в испанскую войну, в которой широко участвовали Германия и Италия, совершенно очевидно, что никаких других действий, кроме ясных, но достаточно спокойных дипломатических заявлений о своих интересах на юге Прибалтики советская сторона просто не могла себе позволить. Как, впрочем, не могла позволить себе и промолчать. Вполне возможно, что такая позиция Москвы была оценена в Варшаве и Берлине как весьма ограниченная возможность повлиять на развитие событий в Восточной Европе327 , но основой этой оценки послужили не столько действия СССР в польско-литовском конфликте, сколько в гораздо большей степени общеевропейская ситуация и позиция Англии и Франции в отношении СССР.
Как известно, после аншлюса Австрии германское руководство полагало, что настало время для решения Чехословацкого вопроса. Используя наличие немецкого национального меньшинства в приграничных районах Чехословакии, Германия в октябре 1933 г. организовала там "Отечественный фронт судетских немцев" (ОФСН) во главе с К. Генлейном, которому предстояло стать главным инструментом в актуализации чехословацкого вопроса. По указанию Берлина, полученному еще в конце марта, на съезде ОФСН в Карловых Варах 23-24 апреля 1938 г. были выдвинуты требования к чехословацкому правительству преобразовать государство на федеральных началах, разрешить свободную пропаганду немецкого мировоззрения (нацизма), разорвать договор о взаимопомощи с СССР и подчинить внешнюю политику Чехословакии Германии. Тем самым под лозунгом права наций на самоопределение был дан толчок чехословацкому кризису.
События, приведшие к Мюнхенскому соглашению, достаточно хорошо изучены328 , поэтому здесь следует остановиться лишь на тех из них, которые касаются нашей темы. Как известно, определяющим фактором развития международных отношений в Европе были отношения между Англией, Францией, Германией и Италией. Именно Англия стала той силой, которая попыталась модернизировать Версальскую систему путем создания нового баланса сил в континентальной Европе. Результатом этой английской политики стало попустительство любым действиям Германии, начиная с ее ухода из Лиги Наций в октябре 1933 г. Нежелая способствовать созданию предложенной Францией системы коллективной безопасности в Европе, Лондон фактически поддержал непримиримую позицию Польши и Германии в отношении Восточного пакта. Даже, когда в марте 1935 г. Германия открыто нарушила военные ограничения Версальского договора, Англия, хотя и осудила эти ее действия, пошла на двусторонние переговоры по военно-морским проблемам, в итоге которых Германия получила легальную возможность создать военно-морской флот. Главным побудительным мотивом английского руководства было недопущение углубления кризиса в Европе, что должно было позволить Англии сохранить ее международное влияние.
Расчитывая на создание соглашения великих держав Европы под своей эгидой, Англия опасалась, что крах фашистского режима в Италии и нацистского режима в Германии приведет к большевизации этих стран и тем самым резко усилит угрозу позициям Лондона. Поэтому, несмотря на иногда довольно резкую риторику относительно действий Италии и Германии, Англия старалась держать все двери открытыми для соглашения с ними. Именно этим объясняется тот факт, что, когда вермахт занял Рейнскую зону, Лондон всячески удерживал Париж от каких-либо контрмер. В ходе обсуждения этого вопроса в Совете Лиги Наций 14-19 марта 1936 г. было решено воздержаться от каких-либо действий. Советское предложение от 17 марта о готовности поддержать любые действия Лиги Наций329 , естественно, осталось без ответа. Если же учесть, что 16 февраля к власти в Испании пришел Народный фронт, воспринимавшийся консервативным английским руководством чуть ли не как большевизация страны, то позиция Англии будет вполне логичной. Антикоммунистическая риторика Берлина находила благосклонных слушателей на берегах Темзы. Поэтому, когда в Испании 18 июля 1936 г. началась гражданская война и республиканскому правительству пришлось практически заново создавать сухопутную армию, именно Англия под предлогом опасности войны с Германией и Италией оказывала давление на Францию, чтобы та не продавала Мадриду оружие.
Запугивая Францию угрозой своего нейтралитета в случае обострения франко-итальянских и франко-германских отношений, Лондон добился от Парижа поддержки своей политики "невмешательства" в испанские события. Понятно, что итало-германская помошь Франко не была ни для кого секретом, как, впрочем, и то, что Англия и Франция закрывают глаза на это откровенное нарушение политики "невмешательства". Однако когда в октябре 1936 г. СССР заявил о своей поддержке Мадрида, это вовсе не улучшило его отношений с Англией и Францией. Продолжая политику "невмешательства", западные страны обычно ссылались на угрозу войны с Германией и Италией и на свою военную слабость. Это, впрочем, не помешало им, когда в августе - сентябре 1937 г. "неизвестные" (итальянские) подводные лодки напали на английские суда недалеко от Испании, проявить твердость. На конференции средиземноморских стран и СССР в Нионе 14 сентября было решено топить все подводные лодки, которые не обозначат своей национальной принадлежности по первому требованию. И инциденты с "неизвестными" подводными лодками, как по команде, прекратились. Все это лишний раз свидетельствует, что только одной угрозы со стороны Англии и Франции было бы достаточно, чтобы привести в чувство и Рим, и Берлин. Однако жесткая позиция в отношении Германии создавала угрозу краха нацистского режима, что было, по мнению английского руководства, гораздо более серьезной угрозой, нежели германская экспансия, которую вполне можно было направить в восточном направлении.
