Но это было еще не все. Тов. Самохин увидел, что 10 немецких танков (две группы) выходят с западной опушки леса с намерением взять деревню в клещи. Тов. Самохин прицепил на буксир исправную автомашину с радиостанцией и поспешил уйти под прикрытием огня своей пехоты обратно в лес. Танки противника, идя навстречу друг другу и сжимая клещи, в наступающей темноте не опознали друг друга и, приняв свои танки за танки противника, начали истреблять самих себя при активной помощи танков тов. Самохина, действующих с опушки леса.
Группа наших смельчаков вернулась без потерь и с трофеями. Удар немцев был сорван, мы выиграли время (сутки) и приготовили врагу достойную встречу».[70]
Пружина немецкого наступления сжалась до предела, и уже наступал такой момент, когда она готова была раскручиваться в обратном направлении. На отдельных участках Западного фронта наши части не только остановили противника, но при создании благоприятных условий сами переходили в контратаки. 29 ноября был разгромлен отряд полковника Мантейфеля и отброшен назад на западный берег канала Москва—Волга.
Правда, Гитлер еще заявлял в эти дни, что «война в целом выиграна… то, что еще оказывают сопротивление в России, исходит не от людей, а от природных условий, то есть от погоды и проходимости дорог… У Красной Армии нет не только материального обеспечения для ведения войны, но и подготовленных войск».[71]
И хотя Гитлер и его окружение кричали об окончании военной кампании против советской России, у военачальников вермахта, у тех, кто находился на фронте, слышались уже другие нотки. Скажем, у того же Гудериана, потерявшего за последнее время значительную часть своих танков. Положение его армии было настолько серьезным, что с 5 на 6 декабря 1941 года он принял решение отвести войска на линию рек Дон, Шат и Упа, где и занять оборону. И вот откровенное признание: «Наступление на Москву провалилось. Все жертвы и усилия наших доблестных войск оказались напрасными, мы потерпели серьезное поражение, которое из—за упрямства верховного командования повело в ближайшие недели к роковым последствиям. Главное командование сухопутных войск, находясь в далекой от фронта Восточной Пруссии, не имело никакого представления о действительном положении своих войск в условиях зимы, хотя и получало об этом многочисленные доклады».[72]
Принять решение об отводе войск заставили Гудериана не зима, не недостаток зимнего обмундирования, не нехватка войск и техники, а сознание того, что задача, поставленная перед ним, невыполнима. Этот свой шаг он оценивал весьма трезво: «За все время войны я не принимал ни одного решения с таким трудом, как это».
Но командующий группой армий «Центр» фон Бок все еще надеялся на чудо, гнал в бой войска, полагая, что «последний батальон» решит судьбу военной кампании.
А советские войска, оборонявшие Москву, уже ждали приказа о переходе в контрнаступление. Им предстояло разгромить еще достаточно сильную немецкую группировку.
В начале декабря 1–я гвардейская танковая бригада занимала позиции на новом рубеже. Он проходил по линии Каменка — Баранцево — Брехово. Отсюда до Москвы всего 40 километров. Пройди еще 10–20 километров, начался бы обстрел предместий города из дальнобойной артиллерии.
Для Катукова и его штаба снова начались бессонные ночи. Много времени занимала проверка готовности боевых экипажей. Бригада последнее время пополнялась новичками, молодыми бойцами, пришедшими из танковых школ. Им предстояло заменить тех, кто выбыл из строя по ранению или погиб в схватках с врагом. Опыта, как правило, у них было мало, его предстояло приобретать в боях и походах.
Собрав новые экипажи, Катуков говорил бойцам:
— Современный танковый бой скоротечен. Побеждает тот, кто виртуозно управляет машиной, кто быстрее и точнее стреляет. Постарайтесь запомнить эти прописные истины. Они вам очень пригодятся.
Особую роль Катуков отводил подготовке командиров. Фронтовой опыт подсказывал: от того, какое решение примет командир — грамотное или безграмотное, рискованное или осторожное, — зависит успех боя. Комбриг всегда требовал четкого взаимодействия как в наступлении, так и в обороне. В чем смысл такого взаимодействия? Как оно осуществлялось на практике?
Казалось бы, все просто. Начался бой, в силу вступает закон огневой связи между экипажами, взводами, ротами. Но это простота кажущаяся. Если идут в атаку два танка, то один из них в обязательном порядке должен обеспечивать своим огнем продвижение другого. Атакует взвод, его полувзводы продвигаются при взаимном огневом обеспечении. Наступает рота, ее взводы строго согласовывают свой маневр и огонь. Но даже в тех случаях, когда в бой вступает батальон, ни на минуту не нарушается взаимодействие между ротами и эшелонами. Они содействуют друг другу огнем и маневром.
Заслуживает внимания и катуковская тактика ведения боя. Не случайно фронтовые операторы приезжали не к кому—нибудь, а к Катукову, чтобы заснять на пленку танковый бой. Говорят, документальный фильм, который был снят в 1941–1942 годах, и по сей день демонстрируется в аудиториях слушателям бронетанковой академии.
А тактика боя у Катукова была весьма своеобразной и называлась тактикой «заскоков». Танки шли в наступление не сплошной лавиной, набрав скорость, а продвигались вперед скачками, поддерживая друг друга огнем, четко взаимодействуя внутри танковых подразделений.
Безусловно, тут особую роль играла связь — зрительная, техническая (радиосвязь). Спустя много лет, говоря о радиосвязи, Михаил Ефимович рассказывал:
«Для танковых войск радиодело — это самое первое, самое необходимое. Есть закон в войсках связи и в военном искусстве. Все связи хороши, когда они дублируют друг друга — и радио, и посыльный на машине или на броневичке, и телефон, пеший посыльный, конный посыльный, на телеге, на велосипеде…
Если бы под Орлом в 1941 году я не использовал этих средств, я многого бы не знал, попался бы как кур в ощип. Но я побил Гудериана…»[73]
В тех случаях, когда 1–я гвардейская танковая бригада взаимодействовала с другими родами войск — пехотой и артиллерией, то общая задача решалась совместными усилиями, в зависимости от фронтовой обстановки. Катуков в начале боя мог бросить вперед пехоту, чтобы она подготовила поле деятельности для танкистов, мог, наоборот, пустить первыми танки, чтобы они расчистили путь пехоте. Артиллерия придавалась танкам для усиления их ударной силы или для подавления огневых точек противника.
Планы боев, которые разрабатывал штаб Катукова, никогда не были стандартными, шаблонными. Вступая в бой даже с численно превосходящим противником, Михаил Ефимович был уверен, что одолеет врага, так как верил в силу русского оружия и в силу духа своих бойцов и командиров.
Не случаен успех бригады в последних двухнедельных боях. За это время противник потерял 106 танков, не считая другого вооружения, в то время как в бригаде вышло из строя 33 танка, 7 из них потеряно безвозвратно, остальные 26 — доставлены на СПАМ, восстановлены и введены в строй.
Выдохшиеся, основательно потрепанные в боях под Москвой германские армии переходили к обороне. Нельзя, однако, говорить, что они окончательно утратили наступательный дух, силы еще были: к началу декабря 1941 года группа армий «Центр» имела в своем составе 1700 тыс. человек, около 13 500 орудий и минометов, 1170 танков, 615 самолетов. Советские войска насчитывали около 1100 тыс. человек, 7652 орудия и миномета, 744 танка, 1000 самолетов.[74]
Тем не менее Ставка Верховного Главнокомандования, несмотря даже на некоторое превосходство немцев в живой силе и технике, за исключением авиации, приняла решение о контрнаступлении. В конце ноября Военный совет Западного фронта представил в Генштаб план контрнаступления. Он был утвержден Ставкой ВГК. Основная идея его состояла в том, чтобы ударом на Клин, Солнечногорск и в истринском направлении разбить основную группировку противника на правом фланге и ударом на Узловую и Богородицк во фланг и тыл армии Гудериана разбить противника на левом фланге Западного фронта.
Почти одновременно с войсками Гудериана вынуждены были прекратить наступление 4–я танковая армия Гепнера и 3–я танковая армия Рейнгардта. Рейнгардт был в одном—двух переходах от Москвы, всего в 35 километрах. Но дальше продвинуться не мог. Как писал Гудериан, у него не было сил, «необходимых для достижения великой цели, уже видневшейся перед ним».
Москва многим мерещилась перед глазами. 19 ноября 1941 года сам командующий группой армий «Центр» фельдмаршал фон Бок пожелал с передовых позиций вблизи Истры посмотреть в бинокль на Москву. Здесь, между Истрой и Крюковом, в результате двухнедельных боев гитлеровцы вбили острый клин в нашу оборону. Крюковский плацдарм давал им возможность сделать новый бросок к советской столице. Чтобы этого не случилось, советские войска должны были в самое короткое время срезать этот клин.
