В ходе подготовки к вводу войск на польскую территорию существенно возросли тиражи окружных газет: в БОВО – на 60% (с 80000 до 130000 экз.), в КОВО – на 70% (с 90000 до 150000 экз.). На Белорусском фронте издавалось 47 газет (3 фронтовые, 8 армейских, 36 дивизионных и бригадных) общим тиражом 515 тыс. экз.; на Белорусском фронте – 59 газет (3 фронтовых, 8 армейских, 48 дивизионных и бригадных). Редакция дивизионной газеты «За Родину!» (Украинский фронт) дважды в день выпускала особый боевой листок с материалами ТАСС. В дивизионной газете 10-й стрелковой дивизии Белорусского фронта «На боевом посту» ежедневно выпускался специальный информационный бюллетень.
Как уже отмечалось, одним из основополагающих документов в ходе развернувшейся политико-идеологической кампании по обоснованию и объяснению внешнеполитических акций советского руководства в отношении Польши стала вышеупомянутая передовая статья, опубликованная в газете «Правда» 14 сентября 1939 г. Так, армейские политуправления Белорусского и Украинского фронтов в своих директивных документах, изданных сразу после публикации передовой статьи в газете «Правда», акцентировали внимание на том, что проживавшие на польских территориях украинцы и белорусы уже восстали против помещиков и капиталистов. В этих условиях Красная Армия выступала как армияосвободительница. Командному составу воинских соединений РККА, сосредоточившихся на границе с Польшей, давалось следующее разъяснение: задача предстоящего похода состоит в том, что «панская Польша должна стать Советской».[373]
Еще одним, также публичным, «посылом сверху» в развертывавшейся антипольской политико-идеологической кампании явилось выступление по радио В.М. Молотова 17 сентября 1939 г., текст которого немедленно был опубликован в центральных советских газетах.[374] Ранним утром того же дня Красная Армия пересекла советско-польскую границу и устремилась на запад. Обращаясь к «гражданам и гражданкам Советского Союза», Молотов, обосновывая эту вооруженную акцию, по существу пересказал сталинский тезис о несостоятельности Польского государства. В его речи по радио были также «озвучены» и установки, которые отразились в официальной ноте правительства СССР, врученной польскому послу в Москве В. Гжибовскому в 3.15 утра 17 сентября 1939 г. В этом дипломатическом документе, в частности, утверждалось, что Варшава уже не является столицей Польши, правительство страны распалось, в связи с чем прежние советскопольские договоры можно считать утратившими силу. В этих условиях Советский Союз решил подать «руку помощи своим братьям» – украинцам и белорусам, населяющим ее территории, а Красная Армия получила приказ перейти границу и «взять под свою защиту жизнь и имущество населения Западной Украины и Западной Белоруссии».[375]
Получив указания «сверху» и восприняв их как руководство к действию, незамедлительно и на всю мощь развернул свою работу советский пропагандистский аппарат. Пропагандистские органы в городах и селах, в Красной Армии прилагали все усилия для того, чтобы довести до как можно большего количества людей, внедрить в их сознание установки, сформулированные представителями высшего партийного и государственного руководства Ждановым и Молотовым, за которыми, как понимали многие, стоял Сталин.
Руководствуясь конкретными указаниями начальника ПУРККА Л.З. Мехлиса, армейские политработники акцентировали внимание личного состава на том, что начавшийся «освободительный поход» в Западную Украину и в Западную Белоруссию на деле является «революционной, наступательной войной», основная цель которой – избавление братских славянских народов – украинцев и белорусов от капиталистического гнета. Мехлис, находясь в боевых порядках частей Красной Армии перед вступлением их на польскую территорию, следил за развертыванием политико-пропагандистской работы среди личного состава. ПУРККА подготовило тезисы для обоснования этой военной акции СССР. В них содержался призыв «бить польских панов», причем явно не учитывалось то обстоятельство, что «паном» в Речи Посполитой называли любого гражданина мужского рода, имущего и неимущего. И лишь спустя 5 дней после начала «освободительного похода» с разрешения Сталина и К.Е. Ворошилова в тезисы были внесены соответствующие коррективы.
Сообщение о вступлении частей РККА на территорию Западной Украины и Западной Белоруссии вызвало неоднозначную реакцию в различных слоях советского общества.
Например, рабочие некоторых заводов приветствовали эту новость, полагая, что Красная Армия идет бить немцев.[376] По мнению М.И. Мельтюхова, в результате проведенной политработы в войсках возник мощный патриотический подъем. Личный состав, писал Мельтюхов, выразил желание выполнить приказ «об освобождении братьев украинцев и белорусов». Историк приводил соответствующие высказывания красноармейцев и командиров, в которых звучало одобрение внешней политики сталинского руководства.[377]
Действительно, цифровые данные свидетельствуют о значительных усилиях, предпринимавшихся руководством ПУРККА по информационному обеспечению личного состава Белорусского и Украинского фронтов. В воинских частях, принимавших участие в «освободительном походе», с 17 сентября по 15 октября 1939 г. было распространено 3 264 000 экз. различных центральных периодических изданий.[378] На одном лишь Украинском фронте с 17 сентября по 15 октября удалось раздать красноармейцам и командирам свыше 1 млн. экз. центральных газет и более 9 млн. экз. различной пропагандистской литературы.
Но, несмотря на все усилия армейских пропагандистов, некоторые военнослужащие делали заявления, которые явно шли вразрез с официальными оценками событий. В этих высказываниях, которые квалифицировались органами НКВД как антисоветские, по существу подвергались сомнению бывшие на слуху сталинские пропагандистские установки об «агрессивных» и «неагрессивных» государствах, о «провокаторах войны», которые «привыкли загребать жар чужими руками» и т.д. и т.п.
Например, старший писарь 180-й стрелковой дивизии Карпов не сомневался в том, что активные действия Советского Союза обосновывались наличием договоренности с Германией о разделе Польши, согласно которому немцы получали ее западную часть, а Советский Союз – восточную. Аналогичным образом рассуждал красноармеец 2-й отдельной Краснознаменной армии Иванов. СССР, по его мнению, не только «развязал руки агрессору», т.е. Германии, но вместе «с этим агрессором уничтожил и разделил Польшу». Его сослуживцы высказывались аналогичным образом. Так, рядовой Востриков считал, что «Германия хотела захватить себе Польшу, а Советский Союз захватывает себе». Красноармейцы Харченко и Зарубаев фактически выступали с осуждением вооруженной акции Советского Союза против Польши. Первый из них говорил буквально следующее: «СССР и Германия при заключении договора (о ненападении. – В.Н.), очевидно, договорились между собой о разделе Польши и теперь это практически осуществляют». По мнению второго, приказ о переходе Красной Армией советско-польской границы мог вполне обоснованно побудить «капиталистов» сделать заявление о том, что СССР загребает «жар чужими руками». Поход в Польшу, заключал Зарубаев, – «это не помощь, а просто Советский Союз сам ввязался в войну».
Примечательно, что даже некоторые армейские политработники, которые были призваны доводить до личного состава установки директивных органов о побудительных причинах «освободительного похода», порой действовали вразрез этим же установкам. Так, инструктор пропаганды 138-го кавполка старший политрук Караваев выражал уверенность в том, что на глазах у всех происходил раздел Польши. Он высказывал и следующее предположение: решение об этом разделе было принято в момент заключения пакта о ненападении между СССР и Германией.
Своеобразно интерпретировались в подобного рода разговорах утверждения советской пропаганды о миролюбивой политике СССР и известный лозунг «чужой земли нам не нужно». Красноармеец 13-го стрелкового корпуса Кружилин в связи началом «освободительного похода» в Польшу задавался недоуменным вопросом: «На нас не напали фашисты и мы чужой земли ни пяди не хотим брать, так почему же мы выступаем?». В том же духе высказывался красноармеец Муравицкий, который недоумевал, зачем было необходимо «защищать Западную Украину и Белоруссию, ведь у нас политика мира, пусть они сами освобождаются»; на СССР никто не нападал, «ну и ладно». Им вторил и красноармеец Шелудчев: переход советско-польской границы частями Красной Армии, по его мнению, противоречил лозунгу «мы чужой земли не хотим». В Польше и в других странах, рассуждал Шелудчев, имеются компартии, пролетариат, так «пусть они сами совершают революцию и своими силами избавляются от помещиков и капиталистов».
