Все делают вид: рабочие, что хорошо работают, зная, что работают плохо, но считая своей привилегией работать плохо, ибо им платят мало, к тому же на заработанные деньги нельзя ничего купить, а если и случаются товары, то они плохого качества; «начальство», которое заботится только о выполнении плана, зная, что план — фикция, что выпущенные товары низкого качества; руководство страны, убежденное, что можно получить необходимые для нужд войны изделия с помощью многократного увеличения контроля на военных предприятиях, и обеспечить лояльность советских граждан согласием на плохую работу.
В популярном советском анекдоте дается совет: если водка мешает работе — бросим работу. В конце 70-х годов советские руководители осознали во-первых, что СССР безнадежно отстает в гонке за новой революционной техникой и технологией, во-вторых, что эта техника, даже если бы удалось ее ввести в СССР, безнадежно нарушит стабильность социальных отношений в стране.
Была осознана угроза новой революции для системы, родившейся после «последней революции». Переход от промышленного общества к информативному означал бы потерю партией монополии на время, на информацию, потерю легитимности власти. Одновременно руководители понимают, что без новой техники нельзя сохранить статуса супердержавы, т. е. паритета в области вооружения.
Принимается решение вводить революционную технику под строжайшим контролем на определенных участках народного хозяйства. Планы предусматривают сооружение новых компьютеров, автоматических линий, роботов, которые заменят рабочих и т. п. В Академии Наук создается в 1983 г. новое Отделение информатики, вычислительной техники и автоматизации. Но сразу же устанавливается граница: компьютеризация нужна, личные компьютеры — не нужны, вредны. Вице-президент Академии Наук Евгений Велихов объясняет, что советскому человеку личный компьютер не нужен, ибо у него будет достаточное количество общественных. Представитель агентства печати «Новости» в письме в американскую газету опровергает утверждения о советской отсталости в области компьютеров, отмечая лишь, что «у нас нет спроса на личные компьютеры, ибо у нас нет частного предпринимательства».
О ненужности личных компьютеров — с точки зрения советского руководства — свидетельствует уровень телефонизации: в СССР в 1982 г. один телефон приходился на 10 человек, в то время, как, например, в Великобритании — на 2–3 человека.
Отсутствие телефонов объясняется не только слабостью промышленности, отсутствием желания удовлетворять потребности населения, но также сознательной политикой. Специалисты по телекоммуникации считают, что существует критическая масса телефонизации — примерно один телефон на трех человек. После достижения этой цифры возникают дополнительные трудности для власти, желающей навязать свою волю населению. Пример Польши, где критическая масса далеко еще не достигнута, показателен: установление военного положения в декабре 1982 г. сопровождалось прекращением телефонной связи во всей стране. Легко себе представить, насколько расширятся возможности связей при наличии частных компьютеров.
Советские руководители приняли решение впустить научно-техническую революцию узким каналом, под строгим контролем. Встреча революционной техники и технологии поручена наиболее развитой отрасли советской промышленности — шпионской. Создана могучая машина для приобретения и кражи необходимой техники. Джон Баррон пишет: «Советский Союз, прежде всего через КГБ, сумел превратить американские исследования, развитие, изобретательность, производственный гений в важный резерв советского государства». Баррон, пишущий книги о КГБ, пожалуй, преувеличивает роль этой организации, которая является лишь частью невообразимого ни в одном другом государстве чудовищного аппарата по добыванию нужной информации. Французские специалисты составили схему «добытчиков», которая включает КГБ, ГРУ, Государственный комитет науки и техники, Академию Наук, Министерство внешней торговли, Государственный комитет по экономическим связям. «Добытчики» получают заказы — на покупку или хищения — от Военно-промышленного комитета при Совете министров, который в свою очередь находится в ведении определенных отделов ЦК КПСС.
Даже канализированная революция причиняет и будет причинять хлопоты советской системе: купленные, украденные, скопированные машины будут нуждаться в обслуживании и запасных частях, которые снова придется покупать или красть; обилие иностранной техники потребует дополнительных объяснений. Советский журналист признает, что его смущает то, что «на наших заводах и стройках видишь всякие „магирусы“, „катерпиллеры“, „оливетти“…»
Главное столкновение происходит между революционной иностранной техникой и советским человеком. Даже самая совершенная техника не может совершенно обойтись — пока, во всяком случае — без людей. В Советском Союзе техника не может обойтись без советских людей. Почему советский человек будет хорошо работать на новой технике, если плохая работа стала естественным качеством Нового человека?
Особый характер отношения советского человека к труду, к технике, в том числе новой, объясняется и тем, что выражения «техника», «механизация», «роботизация», «компьютеризация» несут особое содержание. Летом 1984 года «Правда» опубликовала письмо, в котором описывалась «полная механизация» картофельных полей в Псковской области картофелекопалками, за каждой из которых шли по 15–20 человек, собиравших выкопанные плоды. На сбор картофеля мобилизуют рабочих и служащих — городских жителей. Отвращение к труду воспитывается у колхозников, знающих, что картошку соберут горожане, у горожан, знающих, что делают бессмысленную работу, отрываясь от своих обязанностей.
Действующая советская конституция кодифицировала права и обязанности «трудовых коллективов», которые определены как «основная ячейка социалистического общества». В июне 1983 г. Верховный Совет СССР утвердил «Закон о трудовых коллективах». Новый закон был ответом на польские события, ставя целью создание барьера идеям рабочего самоуправления, породившим «Солидарность». «Анархо-синдикалистской» трактовке «самоуправления» закон противопоставил «социалистическое самоуправление», построенное «на основе испытанного принципа демократического централизма».
Закон, определяющий трудовой коллектив, как «организационно и юридически оформленное объединение трудящихся, совместно работающих на предприятиях и в организациях различных отраслей производственной и непроизводственной сферы», расширяет права коллектива. Человек имеет права лишь как член коллектива, он — по закону — становится «винтиком». Осуществляется «великий принцип коллективизма». Во главе коллектива — по закону — «стоит партийная организация». Она имеет право контролировать деятельность администрации, «оперативно вскрывать и устранять недостатки». На коллектив возлагается обязанность повышения производительности труда, выполнения плана, борьбы с нарушителями дисциплины, заботы об идейно-политическом воспитании своих членов. «Коллектив», т. е. партийная организация, администрация и профсоюзы, должны взять на себя заботу об обеспечении дисциплины, регулировать великое право на плохую работу. Воспитание советского человека становится делом самого советского человека, руководимого коммунистической партией.
Со свойственной ему прямотой и решительностью Никита Хрущев — в 1963 году — предсказал советское будущее: «Вы думаете, при коммунизме будет полная свобода? Коммунизм — это стройное, организованное общество. Будет автоматика, кибернетика. Но будут и люди, облеченные доверием и указывающие, кому и что делать. Кто-то должен наблюдать за винтиками. Кто? Человек, облеченный доверием». Минуло два десятилетия — точность предсказания Хрущева подтвердилась полностью. Будущему некуда скрыться: за ним следит советский закон.
О, мы разрешим им и грех, они слабы и бессильны, и они будут любить нас, как дети, за то, что мы позволим им грешить.
Ф. Достоевский
Английский журналист, рецензируя книгу Константина Симиса «СССР: секреты коррумпированного общества», приходит к стандартному выводу: «…русские это люди и они мало изменились в течение столетий…» Он вспоминает неизбежные «потемкинские деревни» Екатерины Второй и «Ревизора», написанного Гоголем в царствование Николая Первого.
Киты живут в воде, но было бы ошибкой считать их рыбами. Взятка широко практиковалась в России, но непростительной ошибкой было бы сравнивать русское взяточничество и тотальную коррупцию советской системы. Не говоря о том, что ситуация в России начала меняться после судебной реформы 60-х годов девятнадцатого века, есть принципиальная разница между русским и советским государством. Система взятки, «бакшиша» существовала, до сих пор существует, во многих странах. Нигде, однако, она не стала образом жизни, нигде не вошла в поры государственного и социального организма, так как в СССР. В тоталитарном государстве, которому принадлежит все, коррупция приняла тоталитарный характер, приобретя дополнительную — уникальную — идеологическую функцию — воспитания Нового человека. Например, низкие цены на потребительские товары, которых фактически нет в продаже, устанавливаются с тем, чтобы «создать иллюзию доступности этих товаров», иллюзию возможности их приобретения даже человеку с небольшим доходом, при условии ожидания в длинной очереди.
