Ознакомительная версия.
И вот что еще интересно. Нападение на посадника Андрея Ивановича произошло в тот момент, когда все боярство Новгорода было смертельно напугано разыгравшимся незадолго перед тем сильнейшим во всей новгородской истории народным восстанием. Именно в ходе этого восстания новгородские черные люди в первый раз продемонстрировали противоположность своих классовых интересов интересам боярства в целом. Придя к стенам Никольского монастыря, они говорили: «Здесь житницы боярские. Разграбим супостатов наших!» Боярство в годы, последовавшие за восстанием, искало любых возможностей для укрепления своего государства, для преодоления своих внутренних противоречий, соперничества и распрей, чтобы, сплотившись, быть готовым к отражению новых народных движений.
И как раз в это время Михаил Юрьевич, внук крупнейшего идеолога новгородского боярства Онцифора Лукинича, организует столкновение внутри боярского общества, направляя своих приверженцев против одного из глазных руководителей боярской республики — против посадника. Такие его действия наверняка должны были восстановить против него боярство и получить осуждение. Может быть именно это осуждение и имеет в виду летописец, говоря, что Андрея Ивановича и других дружественных ему бояр пограбили «напрасно»? Может быть именно после этого события и закатилась звезда политической карьеры Онцифоровичей? Ведь в последний раз участие этой семьи в управлении Новгородом ознаменовалось поездкой Михаила Юрьевича на Нарвский съезд в январе 1421 года, то есть буквально перед самым нападением неревлян на посадника Андрея. А с тех пор ни он, ни его дети никакого участия в новгородской политической жизни не принимали.
Возможно, что именно так все и было. Но — повторим еще раз все это не больше, чем предположение.
Глава 11
Два Максима или один?
Первое знакомство с Максимом, одним из жителей усадьбы «Е», состоялось в 1953 году. Тогда в слое восьмого яруса — а этот ярус датируется 1369–1382 годами — был найден обрывок берестяной грамоты № 91. Это начало письма, автор которого со вкусом повел неторопливую речь: «Поклон от Ларьяна ко свату моему Максиму. Тако…». Что следовало за этим «тако», узнать не довелось: вся остальная часть письма безжалостно оторвана; ее так и не нашли.
Прошло четыре года. Раскоп, заложенный на основной части усадьбы «Е», прошел слои XVI века, потом через толщу напластований XV столетия опустился на три метра, достигнув уровня восьмого яруса. И здесь Максим снова подал весть о себе, на этот раз написанную уже собственной рукой: «От Маскима ко Десясцянамо. Дать Мелеяну 8 деже, накладо и веши. А ты, старосто, сбери».
В этой записке, сохранившейся целиком и получившей номер 253, Максим, который пишет свое имя с ошибкой «Маским», отдает хозяйственные распоряжения старосте деревни Десятское. «Десясцяне» — жители этой деревни. Крестьянин Емельян, как полагает Л. В. Черепнин, признавший слово «веши» испорченным «верши», то есть зерно, должен вернуть Максиму выданную ему ссуду зерном вместе с набежавшими процентами, «накладом», — всего восемь дежей. Старосте предписывается забрать у Емельяна этот долг.
Прорись грамоты № 271. Письмо Якова куму и другу Максиму с просьбой прислать «чтения доброго».
А затем новые известия о Максиме были найдены одно за другим. Вот грамота № 271, возможно, одна из самых замечательных берестяных грамот вообще. Она сохранилась почти целиком, написана изящным и уверенным почерком человека, привыкшего и любившего писать: «Поклоно от Якова куму и другу Максиму. Укупи ми, кланяюся, овса у Ондрея, оже прода. Возми у него грамоту. Да пришли ми цтения доброго. Да вести ми прикажи… дее во годе. Оже ти ту не буде овса и… Возми со собою».
Кум и друг Максима Яков нуждается в овсе. Он просит Максима купить для него овес у Андрея, если тот согласится продать. И взять у Андрея какую-то грамоту, может быть, расписку в получении денег за овес. И пусть Максим прикажет везти овес к Якову. А если не будет овса, то… Вот что должен сделать Максим, если не будет овса, сказать затруднительно. Эта часть письма пострадала. Но на обороте берестяного листа Яков пишет: «Возми с собою». Возможно, он рассчитывает, что Максим в крайнем случае поделится с ним своим овсом.
Все это, конечно, очень интересно. И нужно надеяться, что Яков не остался без овса. Однако самое интересное содержится в той фразе, которую мы сознательно пропустили при изложении письма Якова. Яков пишет Максиму: «Пришли мне чтения доброго». Ему нужна интересная книга. Здесь не может подразумеваться книга богослужебная. Если бы Якову нужна была книга для церковной службы, он точно назвал бы ее, потому что выбор таких книг был строго регламентирован.
Якову нужно какое-то занимательное чтение. Может быть, летопись. Или воинская повесть. Или переводная повесть. Или житие какого-нибудь военного святого, которое для средневекового читателя было тем, чем для современного — приключенческие романы. Максим знает вкусы своего кума и друга Якова и сам решит, какую книгу выбрать, чтобы она понравилась Якову.
Впервые из этого письма мы убедились, что грамотность, широко распространенная в Новгороде, развивала у некоторых людей вкус и охоту к чтению. И, между прочим, познакомились с результатами этого привлекательного процесса. Письмо Якова написано свободно, живым, не связанным языком, принадлежащим человеку интеллигентному. Но это письмо важно и для характеристики нашего Максима. Человек, который мог выбрать для своего друга интересную книгу, несомненно, должен был располагать библиотекой таких интересных книг. А это незаурядная деталь. Кроме того, он, наверное, был неплохим человеком, если друзья не стесняются нагружать его поручениями.
А вот еще одно письмо к Максиму — грамота № 272. Его автор далеко не так благодушен, как Яков. Напротив, он раздражен. И не без причины. Почитаем, что он пишет:
«От Савлия ко Максиму. Како стоя, пришли конь. Цему мя еси погубил в другы ряд? Рать ударила подо Копорию… А без другого коня живот пометал, а иное розронял. А ноне пришли… Полохе ли буде на одинамо коне — не дома… ни дровна, ни матери послати на цем. А… ти… а с мною».
Письмо дошло в обрывке, но смысл его целиком понятен: «От Савелия к Максиму. Как договаривались, пришли мне второго коня. Ну зачем ты во второй раз подверг меня такой опасности!? Рать ударила под Копорьем… А я, не имея второго коня, имущество побросал, а часть его растерял. А теперь пришли… Очень плохо мне с одним конем — ни дома… ни дров привезти, ни матери послать не на чем… А со мною…».
Капорье — новгородская крепость неподалеку от побережья Финского залива. Этот пункт не трудно найти и на современной карте. Сражения около Копорья происходили часто, в том числе и в XIV веке. Там новгородцы могли драться и с немцами из Прибалтики, и со шведами из-под Выборга. Правда, в годы, которым соответствуют напластования восьмого яруса, никаких сообщений о битвах под Копорьем нет. Однако наше внимание должно привлечь летописное сообщение 1377 года о том, что новгородские «люди молодые» ходили воевать к «немецкому городку на Овле». Этот городок находился в «Каянской земле», «на море Окияне», и, следовательно, у Новгорода тогда было столкновение со шведами. Может быть, именно тогда я ударила под Копорье рать, чуть не погубившая Савелия.
По тону письма видно, что Савелий не был воином. Он, связанный какими-то отношениями с Максимом, жил под Копорьем, оказался в полосе военных действий и едва унес оттуда ноги, в чем склонен обвинять Максима. Если бы тот, как обещался, дал бы ему еще одну лошадь, то Савелий смог бы на двух лошадях увезти из дома все ценное имущество. И вообще вторая лошадь очень нужна ему в хозяйстве. Без нее, как без рук: ни дров привезти, ни к матери послать…
Савелий ведет счет обидам, виновником которых оказался Максим. Он пишет, что тот уже вторично «погубил» Савелия. И начинает свое письмо в высшей степени невежливо. Обратили внимание, что в нем отсутствует слово «поклон»? Раздраженному Савелию не до церемоний.
И вот еще обрывок грамоты № 279, найденный на усадьбе «Е» в восьмом ярусе: «Поклон от старосте от Михале и от всех Пашезерчев к сотьскым, к Максиму, и ко Онании, и к Къст…».
Пашезерцы, жители села Пашозеро, доныне существующего в восточной части Ленинградской области на одноименном озере, из которого вытекает приток Свири река Паша, пишут в Новгород сотским, называя этих сотских по именам: к Максиму, к Анании, к Константину…
Сотские в Новгороде были важными персонами. Они ведали сбором государственных доходов и играли существенную роль в суде. Кое-что о них известно из летописи, а кое-что сообщили и берестяные грамоты. Всего в Новгороде было одновременно десять сотских. И наш Максим назван первым из этого десятка.
Ознакомительная версия.
