Ознакомительная версия.
Если суммировать общее впечатление от русской политики этого периода, совершенно очевидно, что главный интерес Москвы перемещается на запад, в сторону Европы, Азия же воспринимается как нечто досадное и мешающее, утягивающее в прошлое.
Василий III, хоть и менее успешно, чем отец, продолжал собирать русские земли, оказавшиеся под властью польско-литовской монархии. Отбиваясь от крымцев и пытаясь подчинить казанцев, великий князь теснил западного соседа. Эту политику лаконично и точно охарактеризовал Карамзин: «В сношениях с Литвою Василий изъявлял на словах миролюбие, стараясь вредить ей тайно и явно». Когда же складывалась удобная ситуация, Москва переходила от худого мира к войне.
Состояние дел внутри Ягеллонской монархии продолжало оставаться скверным, и Литва не всегда могла дать серьезный отпор московским притязаниям. В войнах с Русью ей приходилось довольствоваться собственными ресурсами: обе части большой, но плохо устроенной державы по-прежнему существовали разными интересами.
В 1506 году, вскоре после смерти Ивана III, скончался и его зять король Александр. Если на Руси смена государя произошла без внутренних потрясений, то в польско-литовском государстве началась обычная в таких случаях смута.
У Василия, должно быть, по молодости и неопытности, даже возникла идея разом, безо всяких войн, сделаться действительным государем «всея Руси» – он предложил себя в великие князья литовские: написал вдовствующей королеве Елене, своей сестре, и магнатам, чтобы «пожелали его на государство Литовское». При враждебности отношений и православии Василия это была, конечно, совершенно утопическая затея.
Великим князем литовским, а вскоре и королем польским стал уже немолодой, опытный в государственном управлении Сигизмунд I, брат Александра. Однако новому монарху досталось весьма неспокойное наследство. В Литве, в ее восточных областях, соседствующих с Русью, зрел региональный мятеж – то есть возникла ситуация, которую Москва уже не раз обращала себе на пользу. На сей раз очагом недовольства стали обширные владения, принадлежавшие могущественному роду князей Глинских.
Род был татарского происхождения, вел начало от Мамая, но исповедовал православие и держался русской культуры. Во главе его стоял честолюбивый Михаил Львович Глинский (1470–1534), одна из самых ярких фигур эпохи. Он был хорошо образован, много лет прожил в Германии, Италии и Испании, побывал на военной службе у саксонского курфюрста. Герберштейн пишет: «Он был крепкого телосложения и изворотливого ума, умел дать хороший совет, был равно способен к серьезным делам и к шуткам и во всякое время был, как говорится, приятный человек. Этими душевными качествами он везде приобретал себе расположение и влияние, в особенности же у германцев, у которых получил воспитание…»
Глинский пользовался огромным влиянием среди русских жителей Литвы, не было препятствий и его придворной карьере, потому что во время европейских странствий он перешел в католичество. У Александра князь занимал ключевую придворную должность земского маршалка. В 1506 году он стяжал воинскую славу, разгромив нагрянувших в украинские земли крымцев, и после смерти короля многие стали говорить, что Глинский метит в великие князья.
Хотя Михаил Глинский заявил, что не имеет притязаний на престол, и присягнул Сигизмунду на верность, новый монарх относился к слишком сильному магнату с подозрением и приблизил к себе его недоброжелателей.
Глинский чувствовал себя уязвленным, требовал суда над магнатом Яном Заберезинским, предводителем враждебной ему партии. Король медлил и тянул время.
Тогда Глинский вступил в секретную переписку с Москвой, прося у Василия поддержки и обещая перейти на его сторону. Сигизмунд, кажется, об этих контактах не догадывался.
У короля, наоборот, возникло ощущение, что он может укрепить свою пока еще шаткую власть, взяв реванш над московитами.
Из Вильно казалось, что момент очень удобный. Молодой государь не чета Ивану III, крымский хан Москве больше не союзник, а русское войско только что потерпело поражение от Казани.
Сигизмунд отправил в Москву послов с требованием вернуть все земли, захваченные Русью в правление Ивана Васильевича.
Но к этому времени Василий уже замирился с казанским ханом и сговорился с Михаилом Глинским, поэтому был не прочь повоевать.
В феврале 1508 года князь Глинский поднял мятеж. Начал он с того, что напал на своего заклятого врага Заберезинского и утопил его отрубленную голову в озере, без христианского погребения. Потом стал расправляться с другими врагами, которых у него накопилось немало. Попутно занял для Василия несколько городов и волостей.
С русской территории уже шло войско. Соединившись с силами Глинского, оно осадило важную крепость Оршу, но взять ее не сумело. Тут подошел с армией Сигизмунд. Стороны постояли некоторое время на противоположных берегах Днепра. Глинский рвался в бой, но осторожные московские воеводы рисковать не хотели, да и Сигизмунд сражения побаивался. Военная неудача могла стоить ему короны, и без того непрочно державшейся на его голове.
Битвы так и не произошло. Русская армия вернулась на свою территорию, а Сигизмунд стал просить мира. Ему пришлось согласиться на то, что все прежние завоевания Ивана III теперь станут законным московским владением.
Победа для Руси была невеликая, но всё же это была победа, к тому же доставшаяся без особенных потерь.
Сигизмунд I. Лукас Кранах Младший
Мир 1508 года был объявлен «вечным», но продолжался он недолго. Москва не собиралась отступаться от своих планов по объединению всех русских земель.
Глинскому, ушедшему с московскими полками, Василий в виде компенсации за потерянные вотчины дал два городка, но князю хотелось большего: он надеялся с помощью Василия отвоевать и получить во владение всю русскую часть Литвы. Михаил Львович, с его образованием, знанием Европы и польско-литовской ситуации, стал ближайшим советником государя и всячески подбивал его на новую войну.
В 1512 году в Москве решили, что пора. У Сигизмунда начался конфликт с обоими немецкими орденами, Тевтонским и Ливонским, и испортились отношения с германским императором; к тому же стало известно, что недавний крымский набег на Русь был спровоцирован литовскими интригами.
Целью новой войны было присоединение старинного русского города Смоленска с прилегающими к нему областями. Это был крепкий орешек – с прочными укреплениями и сильным гарнизоном.
Подступались к нему трижды.
Сначала зимой 1512–1513 годов сам Василий с братьями Юрием и Дмитрием полтора месяца простоял под стенами Смоленска, но взять его не сумел.
Летом 1513 года пришли снова и даже нанесли смоленской рати поражение в открытом поле, но занять город не вышло. Попробовали взять приступом, но штурмовать большие крепости русские войска в ту пору умели плохо. Василий придумал, как ему показалось, удачное средство повысить боевой дух воинов. «Для ободрения людей выкатили несколько бочек крепкого меду: пил, кто и сколько хотел, – рассказывает Карамзин. – Сие средство оказалось весьма неудачным. Шум и крик пьяных возвестил городу нечто чрезвычайное: там удвоили осторожность. Они [русские] бросились смело на укрепления; но хмель не устоял против ужасов смерти. Встреченные ядрами и мечами, Россияне бежали, и Великий Князь чрез два месяца возвратился в Москву, не взяв Смоленска, разорив только села и пленив их жителей».
На следующее лето Василий появился под Смоленском уже с мощными пушками. Осажденные несли тяжелые потери, но еще действеннее оказались переговоры, которые вел Михаил Глинский с наместником Юрием Сологубом, православным владыкой Варсонофием и городской знатью. Он сулил им всяческие милости от государя, и в конце концов руководители обороны капитулировали – ведь за все три осадные кампании подмоги от своего короля они так и не получили.
Василий сдержал слово. Он не только пощадил город, но и наградил видных смолян кого шубой, кого серебряным кубком. Всех желающих отпустил к Сигизмунду, велев остаться лишь тем, кто готов служить Москве по доброй воле. Жителей привели к присяге, которая предписывала «быть за великим князем и добра ему хотеть, за короля не думать и добра ему не хотеть». Юрий Сологуб служить Василию отказался и уехал к Сигизмунду, который предал наместника казни, расценив сдачу города как измену.
Взятие твердыни, которая так долго не доставалась Москве, стала главным военным достижением и самой большой удачей Василия в Литве.
Ознакомительная версия.
