Из этого откровенного текста можно сделать несколько фундаментальных выводов.
Во-первых, Ермолов категорически не верит в миссионерскую деятельность, в распространение христианства и сближение таким образом горских народов с Россией.
Пассаж о метании бисера перед свиньями — раздаче Библии и пропаганде Священного Писания на Кавказе — не был абстрактным сарказмом.
Ван-Гален, описывая участие кюринского хана и его младшего брата Гассан-аги в экспедиции против хана казикумухского, рассказывает:
«Несмотря на свои религиозные верования, каждый из них с гордостью носил на груди крест Святого Владимира, второй по значению русский военный орден, полученный за многочисленные услуги, оказанные в различных обстоятельствах Российской империи. Как неоднократно имел возможность убедиться Ван-Гален, оба не были излишне фанатическими приверженцами пророка, и когда генерал барон Вреде, управлявший всем Дагестаном, приглашал их к столу, ни пост, падающий на ту пору года, ни предписания Корана не препятствовали им отведать все яства и воздать должное разнообразным и изысканным винам».
На первый взгляд, влиятельные горские аристократы были многообещающим объектом для обращения в христианство или, во всяком случае, для сближения религиозных представлений, что, соответственно, вело и к политической лояльности. Но, как ни странно, трудами этими занимались не православные проповедники.
Ван-Гален свидетельствует:
«В то время специальные миссионеры, присылаемые в Черкесию и Дагестан Лондонским Библейским Обществом, подчиненным английской масонской ложе “Великий Восток”, уже предпринимали усиленные попытки умерить фанатизм мусульман или их веру. Эти проповедники, равно как и члены их семейств, отличавшиеся примерной и праведной жизнью, пользовались особым покровительством русского правительства. Пусть даже их цели и намерения были чужды русскому кабинету, но они постепенно цивилизовали все эти племена. От того барон Вреде, следуя в этом смысле желаниям петербургского кабинета, со всей благожелательностью и рвением способствовал им в распространении Библии, переведенной с английского на все живые языки Азии и снабженной в Тифлисе роскошными литографиями.
Аслан-хан уже возил с собой роскошный экземпляр Библии, подаренный бароном Вреде; благодаря этому начальному шагу к обращению, то ли искреннему, то ли притворному, русские власти относились к нему с удвоенной благосклонностью»[54].
Ермолов был по-своему прав. Аслан-хан, сражавшийся на стороне русских против своего давнего недруга Сурхай-хана Казикумухского, в благодарность получивший после победы обширное Казикумухское ханство, — вопреки обычным ермоловским принципам, — со временем оказался отнюдь не таким лояльным, как хотелось думать русскому командованию. Демонстрация Библии была чистейшей игрой.
А тот факт, что проповедью христианства в Дагестане занимались англичане, заслуживает отдельного анализа. Можно предположить, исходя из британской политики на Востоке, что миссия адептов «Великого Востока» была не только религиозной…
Во-вторых, из приведенного ермоловского письма ясно, что Алексей Петрович вообще не верил в возможность мирного сосуществования с горцами и даже попытки такого рода считал ошибочными. Он категорически отрицал путь постепенного интегрирования горских обществ и ханств — через союзные отношения и соответствующие договоры — в состав империи. И хотя кавказская реальность заставляла его чем дальше, тем чаще отступать от своих принципов, сформированных еще в России, но по существу они оставались незыблемы.
Одним из главных тактических приемов в политической игре с горскими владетелями, а затем и вольными обществами он считал уже известное нам «стравливание». Его мечтой было заставить горцев воевать друг против друга, привязывая таким образом к себе хотя бы часть из них.
В апреле 1817 года, в самом начале своей кавказской эпопеи, еще полный наступательных иллюзий, Ермолов писал Закревскому:
«Имею уже известие о чеченцах. Ожидают казни и гнева моего, и боязнь проложила путь к их сердцу. Они видят, что я ловко принимаюсь за них. Теперешнею весною устраивается на Сунже редут новый, и выселяются из гор к нему народы злодеи чеченцев».
То есть племена, ненавидевшие чеченцев. Командующий был уверен, что насильно согнанные со своих родовых мест и поселенные там, где выгодно русским, эти племена станут надежным орудием против чеченцев благодаря внутренней их вражде.
13 мая 1818 года — тому же Закревскому, изложив план вытеснения чеченцев в горы:
«Удалиться в горы значит на пищу св. Антония. Не надобно нам употреблять оружия, от стеснения они лучше нас друг друга истреблять станут».
В этот период мысль о раздоре между горцами Ермолов лелеет с упорством и энергией. 9 июля того же года, рассказывая Закревскому о планах вторжения в Дагестан, он рассчитывает, что «тотчас между ними родится ссора, явятся предатели, и ничего не будет сокровенного».
Причем ставка делается именно на активные действия одних владетелей и вольных обществ против других. Простой лояльности проконсулу категорически недостаточно. 1 августа 1819 года он предписывает генерал-майору князю Мадатову:
«Уцмей Каракайдагский не упустит вступить с вами в сношение, ибо он всеми пользуется случаями оказать нам преданность, когда то не стоит ему ни труда, ни малейших пожертвований, и иногда надеется он, ничего более в нашу пользу не делая, сохранить к себе доверенность неприятелей наших. Ему вы, как человек посторонний, откровенно будете говорить, что не таким, как его, поведением доказывается верность государю, и что того не довольно, чтоб явно не участвовать в намерениях неприятелей, но должно верноподданному быть явно против оных».
То есть кто не с нами, тот против нас.
В этом был свой резон — уже через месяц уцмий Каракайдахский открыто перешел на сторону противников России.
К концу своего проконсульства Ермолов в значительной степени достиг одной из поставленных им перед собой целей — ханства как институт, мощно влиявший на расстановку сил в Дагестане, были фактически нейтрализованы.
В краткой истории наступления на Кавказ, предпосланной «Запискам» Ермолова, составленной скорее всего в его канцелярии, говорилось:
«В 1819 году изгнан уцмей Каракайдацкий и заняты владения его… В 1820 году покорено ханство Казикумыцкое, и владетелем оного назначен полковник Аслан-Хан Кюринский… Взято в казенное управление Нухинское ханство в 1822 году… В 1823 году изгнан хан Ширванский в Персию без сопротивления, и ханство взято в казенное управление».
Если вспомнить судьбу ханов Шекинского и Карабахского, то картина ясна. Ермолов мог торжествовать…
Но оказалось, что эта победа чревата тяжелейшими последствиями — русские власти потеряли пускай ненадежную и «позорную», но все же единственную опору в Дагестане. Была взорвана традиционная система баланса сил, и на первый план вышли вольные горские общества. Разрушив сеть покрывавших Дагестан самодержавных квазигосударств, по своей психологической сути родственных самодержавной России и потому в соответствующих обстоятельствах — при военном поражении Персии, например, — готовых ориентироваться на северного исполина, Ермолов поставил Россию лицом к лицу с военной демократией (разного уровня) вольных обществ, представления которых категорически не совпадали с имперскими. Подавив властную волю ханов, убрав их с политической арены как ведущую силу, Ермолов — помимо всего прочего — расчистил поле для куда более грозной силы, бескомпромиссно враждебной России.
Известно, что первый имам, наставник Шамиля, Кази-мулла, возродивший через полвека после шейха Мансура сокрушительное движение мюридов, столь же энергично, как против русских, боролся и против ханов, пытаясь объединить Кавказ для противостояния экспансии с севера.
Разрозненные, неустойчиво сбалансированные действия ханов сменила централизующая, единонаправленная воля имамов. Свирепые и корыстные ханы, несмотря на их тяготение к Персии, были естественными союзниками России в борьбе с имамами, ибо построение единого теократического государства на Кавказе означало их фактическую ликвидацию.
Цицианов и Ермолов проделали для Шамиля огромную подготовительную работу.
В борьбе против ханства парадоксально совпали — при противоположности конечных целей — устремления Цицианова, Ермолова и трех имамов: Кази-муллы, Гамзат-бека и — прежде всего — Шамиля.
Просветительская, цивилизаторская, гуманизаторская — с его точки зрения — доктрина Ермолова решительно сработала в этом случае против интересов России, создав идеальные предпосылки для объединения вольных обществ и освободившихся от локальной деспотии жителей ханств под властью теократического лидера.
