Советские танкисты разместились на постой на восточной окраине, а комбриг на немецкой машине прибыл в штаб Гудериана для координации последующих действий. Военачальники быстро нашли общий язык, так как оба владели французским. Стороны договорились о том, что все захваченные трофеи и польских пленных немцы передадут Красной Армии. Взаимопониманию способствовал и обед в немецком штабе, во время которого Гудериан предложил Кривошеину идею совместного парада германских и советских войск.
После разрешения всех вопросов солнечным днем 22 сентября в 16.00 по московскому времени на улице Люблинской унии состоялся парад победителей. Перед зданием воеводства были установлены импровизированные трибуны, украшенные нацистскими и советскими флагами. Мимо этих трибун, на которых в окружении штабных офицеров стояли рядом генерал Гудериан и комбриг Кривошеин, под звуки оркестра промаршировали сначала немцы, покидающие город, затем советские подразделения. Об этом параде вспоминал житель Бреста Станислав Мирецкий:
«Сначала промаршировали немцы. Военный оркестр играл незнакомый мне марш. Затем в небе появились немецкие самолеты. Красноармейцы шли вслед за немцами. Они совершенно не были на них похожи: шли тише и не печатали шаг коваными сапогами, так как были обуты в брезентовые ботинки. Ремни у них были также брезентовые, а не кожаные, как у немцев. Кони, тянувшие советские орудия, были малорослы и неприглядны, упряжь у них была лишь бы какая… За советской артиллерией ехали гусеничные тракторы, которые тянули орудия более крупного калибра, а за ними двигались танки. Танков было только три… На среднем танке развевался флаг СССР. Около бульвара Т. Костюшко один из танков внезапно затормозил, ударился о бордюр и перевернулся набок. С большим трудом, при помощи лебедок и пожарных машин, танк был поставлен на проезжую часть, и парад продолжился».
Военачальники попрощались и расстались со словами «до встречи в Берлине!» и «до встречи в Москве!». Это прозвучало почти пророчески. Правда, Гудериану в 1941 году доехать до Москвы не хватило самой малости, зато Кривошеин в 1945-м дошел до Берлина, как обещал. В крепости торжественно был спущен нацистский флаг и водружен советский. Сразу после парада немецкие войска ушли за Буг. В Брест из Ивацевичей перебазировался штаб Чуйкова, 4-я армия готовилась к дальнейшему походу в западном направлении, ведь земли между Вислой и Бугом были «сферой интересов» СССР.
В мемуарах, не имея возможности сказать правду и стесняясь этой правды, советские полководцы преподносили передачу городов от немцев к русским (и обратно) как рискованные и дерзкие операции по вытеснению гитлеровцев с «нашей земли». Вот как излагал события генерал-полковник Л.М. Сандалов: «Комдив Чуйков, армия которого выдвигалась к Бресту, приказал командиру авангардной танковой бригады С.М. Кривошеину занять Брест и заставить немецкие войска отойти за Буг. В Бресте состоялась встреча Кривошеина с Гудерианом. В ней принимал участие и сотрудник Наркоминдела. Наши представители потребовали от немецкого командования немедленно отвести все немецкие части за демаркационную линию, а подготовленное для эвакуации из Бреста в Германию военное и гражданское имущество оставить на месте. Это требование было принято, и вооруженного столкновения, которого так страстно желали враги Советского Союза, не произошло».
Как сейчас известно, военного столкновения и не Должно было произойти. В июне 1941-го все тот же Гудериан «требований» того же Сандалова, прикрывавшего границу на брестском направлении, нисколько не убоялся.
Маршал М.В. Захаров, бывший тогда помощником начальника Генерального штаба, и вовсе уверял: «Предпринятая Советским Союзом инициатива оказалась неожиданной для Германии… Советскому Союзу удалось заставить Гитлера взять на себя обязательство уже в ходе войны с Польшей не переступать линию рек Писса, Нарев, Буг, Висла, Сан». Это утверждение в советской науке стало официальной исторической версией — СССР, оказывается, чуть ли не войной Гитлеру угрожал, лишь бы защитить единокровных братьев: «Быстрые и решительные действия Красной Армии сорвали расчет гитлеровцев захватить Западную Украину и Западную Белоруссию… По решительному требованию Советского правительства фашистский вермахт вынужден был очистить ранее Занятую территорию Западной Украины и Западной Белоруссии».
Коммунисты — всегда в белом, «коммунисты — душою чисты».
Вот у Хрущева — ко времени создания мемуаров с него уже сняли все «погоны» и лишили всех званий — передача происходила буднично и по-деловому: «Мы вышли на границу, определенную августовским договором. Некоторые территории, намеченные как наши, уже были заняты немцами, но Гитлер играл с большим размахом и не хотел «по мелочам» создавать с нами конфликты. Напротив, он хотел тогда расположить нас к себе и показать, что он «человек слова». Поэтому немецкие войска были частично отведены, и наши войска вышли на линию границы, обусловленную договором, подписанным Риббентропом и Молотовым».
А в Бресте вооруженное столкновение все же произошло, только не с немцами, а с защищавшими крепость солдатами маршевого батальона 82-го пехотного полка под командованием капитана Радзишевского. Ночью 17 сентября остатки батальона с одним орудием скрытно покинули позиции на Кобринском укреплении и вновь заняли оборону в форте Сикорского (по-русски — форт «Граф Берг»). В течение двух суток немцы занимались очисткой крепости и, считая, что форт пуст, не обращали на него внимания. Но 19 сентября у ворот появился мотоциклетный патруль, предложивший полякам сдаться в связи с бессмысленностью дальнейшего сопротивления. Предложение не было принято. Германские подразделения блокировали форт, установили несколько гаубиц и с утра 20 сентября начали систематический обстрел укреплений. Однако артиллерийский огонь фугасными снарядами среднего калибра не мог причинить гарнизону особых потерь, а пехота противника не атаковала. Форт находился на хорошо просматриваемой и простреливаемой, с высоких валов местности, и генерал Гудериан решил передать эту «занозу» русским.
Уже вечером 22 сентября после короткого артиллерийского налета в форт попытались ворваться два советских бронеавтомобиля. Первый из них поляки подожгли выстрелом из пушки, второй свалился в ров. Затем в атаку трижды поднималась советская пехота и каждый раз была отбита. «Вокруг форта имелся сухой ров, со стороны противника выложенный камнями на высоту от 8 до 10 метров, — вспоминал один из защитников капрал Ян Самосюк. — Поле обстрела у нас было лучше, чем в Цитадели, так как обзор не заслоняли ни деревья, ни кустарник. В тот вечер Советы три раза ходили в глупую атаку, и если кто из них достигал рва живым, то падал в него и… труп». Следующие два дня комдив Чуйков был слишком занят приемом-передачей города и крепости.
Наконец, 26 сентября советские военачальники подошли к делу серьезно: была применена тяжелая артиллерия и предпринят массированный штурм. Защитники форта в этот день понесли тяжелые потери, но снова удержали позиции. Вечером перед фортом появились парламентеры, выразившие «недоумение» по поводу сопротивления польских солдат, ведь Красная Армия пришла, чтобы помочь полякам, они должны сложить оружие и сдаться. На это Радзишевский ответил, что если русские не являются врагами, то должны оставить в покое польский форт. Однако все ресурсы оборонявшихся были исчерпаны. Ночью капитан собрал защитников, поблагодарил за службу и посоветовал всем, способным передвигаться, пробираться домой (как утверждает польский источник, оставленных в форте раненых обозленные красноармейцы перекололи штыками). Сам Радзишевский с небольшой группой дошел до деревни Мухавец. Здесь в доме местной жительницы они переоделись в гражданскую одежду и разошлись в разные стороны. Радзишевский направился в Брест, а затем в Кобрин, где должна была находиться его семья. Он нашел жену и дочь, но вскоре по доносу был арестован, передан в НКВД и снова оказался в Брестской крепости, на этот раз в тюрьме «Бригидки», где сидели польские офицеры.
Уходя из Бреста, немцы передали советскому командованию всех пленных. Их, отделив солдат от офицеров, содержали в городской тюрьме и крепостных казематах, используя на работах по расчистке завалов в Цитадели. После сортировки и проверки большинство рядовых, в первую очередь жителей Западной Белоруссии и Западной Украины, были отпущены по домам. Офицеров, полицейских, жандармов и раненых, отделив медперсонал, в течение октября-ноября под конвоем доставляли на железнодорожную станцию, грузили в вагоны и вывозили на Смоленщину, в Катынский и Старобельский лагеря, где почти все они сгинули. Среди них был и герой обороны Брестской крепости Вацлав Радзишевский.
Долгое время лишь из мемуаров Гудериана можно было узнать о мужественном сопротивлении «храброго и упорного противника», каким показали себя поляки осенью 1939 года, и боях за крепость, «которая стоила нам столько крови». Советской историей эти события были преданы забвению, поскольку «лишь в боях за коммунизм рождается героизм», все остальное — несознательность и шляхетская фанаберия.
