Ведь колхи, по-видимому, египтяне: я это понял сам еще прежде, чем услышал от других. Заинтересовавшись этим, я стал расспрашивать [об этом родстве] как в Колхиде, так и в Египте. Колхи сохранили более ясные воспоминания о египтянах, чем египтяне о колхах. Впрочем, египтяне говорили мне, что, по их мнению, колхи ведут свое происхождение от воинов Сесострисова войска. Сам я пришел к такому же выводу, потому что они темнокожие, с курчавыми волосами. Впрочем, это еще ничего не доказывает. Ведь есть и другие народы такого же вида. Гораздо более зато основательны следующие доводы. Только три народа на земле искони подвергают себя обрезанию: колхи, египтяне и эфиопы. Финикияне же и сирийцы, что в Палестине, сами признают, что заимствовали этот обычай у египтян. А сирийцы, живущие на реках Фермодонте[270] и Парфении, и их соседи-макроны говорят, что лишь недавно переняли обрезание у египтян. Это ведь единственные народы, совершающие обрезание, и все они, очевидно, подражают этому обычаю египтян. Что до самих египтян и эфиопов, то я не могу сказать, кто из них и у кого заимствовал этот обычай. Ведь он, очевидно, очень древний. А то что [финикияне и сирийцы] переняли этот обычай вследствие торговых сношений с Египтом, этому есть вот какое важное доказательство. Все финикияне, которые общаются с Элладой, уже больше не подражают египтянам н не обрезают своих детей.
105.
Назову еще одну черту сходства колхов с египтянами. Только они одни да египтяне изготовляют полотно одинаковым способом. Так же и весь образ жизни, и язык у них похожи. У эллинов, правда, колхидское полотно называется сардонским, а привозимое из Египта — египетским.
106.
Что до столпов, которые воздвигал египетский царь Сесострис в [покоренных] землях, то большей части их уже не существует. Но все же мне самому пришлось еще видеть в Сирии Палестинской несколько столпов с упомянутыми надписями и с женскими половыми органами. И в Ионии также есть два высеченных на скале рельефных изображения этого царя:[271] одно — на пути из Эфеса в Фокею, а другое — из Сард в Смирну. В том и другом месте это рельефное изображение мужчины-воина в 41/2 локтя высотой; в правой руке он держит копье, а в левой лук. Соответственно и остальное вооружение египетское и эфиопское. На груди у него от одного плеча до другого вырезана надпись священными египетскими письменами, гласящая: «Я завоевал эту землю моими плечами». Кто этот воин и откуда, он, правда, здесь не объясняет, но зато в другом месте называет себя. Впрочем, иные, видевшие эти рельефы, считают их изображениями Мемнона. Но тут они далеки от истины.
107.
Когда этот египетский царь Сесострис на обратном пути, как рассказывают жрецы, с множеством пленников из покоренных стран прибыл в Дафны у Пелусия, то брат его, которому царь поручил управление Египтом, пригласил Сесостриса с сыновьями на пир, а дом снаружи обложил дровами. А, обложив дом дровами, он поджег его. Когда Сесострис заметил огонь, то тотчас же обратился за советом к супруге (она ведь сопровождала царя в походе). А та посоветовала взять двоих из шести сыновей и положить в виде моста над огнем, самим же перейти по их телам и спастись. Сесострис так и сделал, и двое его сыновей сгорели, остальным же вместе с отцом удалось спастись.[272]
108.
Возвратившись в Египет, Сесострис отомстил своему брату и заставил множество приведенных с собою пленников работать вот на каких работах. Они должны были перетаскивать огромные камни, которые при этом царе были приготовлены для [строительства] святилища Гефеста, и рыть все каналы, существующие и поныне в Египте. И таким образом они, не помышляя о том, сделали эту страну неудобной для езды верхом и на повозках.[273] Ведь с этого времени по всему Египту, хотя он и представляет собой равнину, нельзя проехать ни верхом, ни на повозке. Причиной этому множество каналов, пересекающих страну в разных направлениях. А перерезал каналами свою страну этот царь вот ради чего. Все жители Египта, города которых лежали не на реке, а внутри страны, как только река отступала, страдали от недостатка воды и вынуждены были пить солоноватую воду, которую вычерпывали из колодцев. Поэтому-то Сесострис и перерезал Египет каналами.[274]
109.
Этот царь, как передавали жрецы, также разделил землю между всеми жителями и дал каждому по квадратному участку равной величины. От этого царь стал получать доходы, повелев взимать ежегодно поземельную подать. Если река отрывала у кого-нибудь часть его участка, то владелец мог прийти и объявить царю о случившемся. А царь посылал людей удостовериться в этом и измерить, насколько уменьшился участок для того, чтобы владелец уплачивал подать соразмерно величине оставшегося надела.[275] Мне думается, что при этом-то и было изобретено землемерное искусство и затем перенесено в Элладу. Ведь «полос» и «гномон», так же как и деление дня на 12 частей,[276] эллины заимствовали от вавилонян.
110.
Этот-то египетский царь был единственным царем, который властвовал также и над Эфиопией. Он оставил также памятники — две каменные статуи высотой в 30 локтей,[277] изображавшие его самого и его супругу, и четыре статуи своих сыновей высотой в 20 локтей каждая. Они стоят перед храмом Гефеста. Еще много времени спустя, когда персидский царь Дарий пожелал поставить свою статую перед этими древними статуями, жрец Гефеста не позволил этого сделать, заявив, что Дарий не совершил столь великих подвигов, как Сесострис Египетский. Сесострис, по его словам, ведь не только покорил все те народы, что и Дарий, да к тому же еще скифов, которых Дарий не мог одолеть. Поэтому-то и не подобает ему стоять перед статуями Сесостриса, которого он не смог превзойти своими подвигами. И Дарий, как говорят, должен был согласиться с этим.
111.
После кончины Сесостриса, рассказывали жрецы, царский престол унаследовал его сын Ферон. Этот царь не вел никакой войны и имел несчастье ослепнуть, и вот по какому случаю. В то время вода в реке поднялась очень высоко, локтей до 80, так что затопила поля. Затем поднялась буря и река разбушевалась. Царь же в своем преступном нечестии, говорят, схватил копье и метнул в реку, в самую пучину водоворота. Тотчас же его поразил глазной недуг, и царь ослеп. Десять лет был он лишен зрения, а на одиннадцатый год пришло к нему из города Буто прорицание оракула, что срок кары истек и царь прозреет, промыв глаза мочой женщины, которая имела сношение только со своим мужем и не знала других мужчин. Сначала царь попробовал мочу своей собственной жены, но не прозрел, а затем подряд стал пробовать мочу всех других женщин. Когда наконец царь [исцелился] и стал вновь зрячим, то собрал всех женщин, которых подвергал испытанию, кроме той, чьей мочой, омывшись, прозрел, в один город, теперь называемый Эрифраболос. Собрав их в этот город, царь сжег всех женщин вместе с самим городом. А ту женщину, от мочи которой он стал вновь зрячим, царь взял себе в жены. Исцелившись же от своего глазного недуга, он принес во все почитаемые храмы посвятительные дары, среди которых особенно достойны упоминания два каменных обелиска, оба из цельного камня, вышиной в 100 локтей и в 8 шириной.
112.
Наследником этого царя, как рассказывали жрецы, был царь из Мемфиса, которого эллины называли Протей. Еще и поныне существует в Мемфисе его очень красивый, прекрасно построенный священный участок [и храм] к югу от святилища Гефеста. Вокруг этого священного участка живут финикияне из Тира. А называется все это место Тирским Станом.[278] Есть в этом священном участке Протея храм, называемый храмом «чужеземной Афродиты». Как я предполагаю, это — храм Елены, дочери Тиндарея. Во-первых, потому, что по сказанию, которое мне сообщили, Елена жила у Протея, а во-вторых, оттого, что этот храм называется храмом «чужеземной Афродиты». Ведь ни один другой храм в Египте не носит такого названия.
113.
В ответ на мои расспросы о Елене жрецы рассказали вот что. После того как Александр похитил Елену из Спарты, он поплыл с нею на свою родину. И вот, когда он был уже в Эгейском море, противные ветры отнесли его в Египетское море. Отсюда же, так как ветры не унимались, он прибыл к египетским берегам, а именно в устье Нила, которое ныне называется Канобским, в Тарихеи. На берегу стоял (да и поныне еще стоит) храм Геракла — убежище для всех рабов, которые бежали от своих господ. Если раб, чей бы то ни было, убежит сюда и посвятит себя богу наложением священных знаков,[279] то становится неприкосновенным. Обычай этот существует издревле до нашего времени. Так вот, несколько слуг Александра, услышав об обычае в этом храме, бежали туда. Сидя там как молящие бога о защите, они стали обвинять Александра. Чтобы его погубить, они рассказали всю историю о похищении Елены и об обиде, нанесенной Менелаю. Обвиняли же они его в этом перед жрецами и перед стражем этого нильского устья по имени Фонис.
