Иногда утверждается, что танковые бригады в августе 1941 г. решили формировать ввиду недостатка матчасти. Однако эта версия не выдерживает критики. Согласно приказу НКО № 0063 от 12 августа 1941 г. до декабря месяца предполагалось сформировать пятью волнами ни много ни мало 120 отдельных танковых бригад по 91 танку в каждой (7 КВ, 20 средних танков Т-34 или Т-50, 64 малых танка Т-40 или Т-60). Несложные арифметические подсчеты, перемножение числа бригад на штатное количество танков в бригаде показывают, что 120 бригад это 10 920 танков. Этого вполне достаточно, чтобы сформировать около полусотни танковых дивизий по 215 танков (численность танковой дивизии по штату № 011/44 от 6 июля 1941 г.). Если мы сравним количество танков, имевшихся в СССР и Германии, то увидим, что при меньшем абсолютном числе танков немцы содержали их в танковых дивизиях (объединявшихся в корпуса и даже армии), а в СССР в тот же период наибольшей единицей была танковая бригада. Например, в СССР на 1 января 1942 г. имелось в наличии 7700 танков, у немцев — 4561 танк и около 500 штурмовых орудий (представлявших собой аналог танков непосредственной поддержки пехоты в армиях союзников). Меньшее число танков не стало для немцев препятствием для формирования танковых дивизий.
Может быть, Красной армии не хватало автомашин? Нет, это тоже не может быть причиной решения о переходе к бригадной организации. По вспомогательной технике наблюдается та же картина. Отдельной танковой бригаде августа 1941 г. полагалось 177 автомашин «ЗИС», 175 автомашин «ГАЗ», 22 бензоцистерны, 19 тракторов, 17 легковых автомашин и 96 мотоциклов. Таким образом, на формирование всех 120 бригад требовалось 22 240 автомашин «ЗИС», 21 000 — «ГАЗ», 2040 легковых, 2280 тракторов, И 520 мотоциклов, 2640 цистерн. По штату в танковой дивизии № 011/44 июля 1941 г. предполагалось наличие 25 легковых автомобилей, 5 автобусов, 231 грузовика «ГАЗ-АА», 14 «ГАЗ-ААА», 365 «ЗИС-5», 76 автоцистерн, 8 водо- и бензозаправщиков «ЗИС-6», 72 трактора разных типов и 174 мотоцикла. Легко видеть, что автотехники в танковой бригаде лишь примерно вдвое меньше, чем в облегченной дивизии июльского штата. Если быть совсем точным, потребного для 120 танковых бригад количества автомашин ГАЗ хватит на 85 танковых дивизий штата июля 1941 г., автомашин «ЗИС» — на 61, легковых — на 81, мотоциклов — на 66, цистерн — на 31, тракторов — на 31. Первым «узкими местом» были автоцистерны, сплошь и рядом заменявшиеся груженными бочками обычными грузовиками. Более существенным «узким местом» были трактора, но это происходило за счет снижения артиллерийских возможностей бригад. Даже если принять эти «узкие места» за данность, вполне возможно перейти на смешанную организацию. То есть держать в армии 30 танковых дивизий по штату № 011/44 и 50 танковых бригад августовской организации. Собственно, примерно так и обстояло дело позднее, когда в Красной армии имелось примерно три десятка танковых корпусов (лишь часть из которых вошла в танковые армии) и более многочисленные танковые бригады и полки для непосредственной поддержки пехоты.
Надеюсь, что этими несколько утомительными, но необходимыми расчетами мне достаточно убедительно удалось показать, что причины отказа летом 1941 г. от танковых дивизий в пользу бригад были вызваны не нехваткой техники, а организационными метаниями и даже растерянностью советских штабистов. Итоговый результат тоже нельзя назвать блистательным. На период «бригадизации» Красной армии пришлись самые крупные окружения: Киевский, Вяземский и Брянский «котлы». Также совершенно неочевидно, что под Мценском в начале октября 1941 г. были наиболее эффективны именно две бригады — Михаила Катукова и Поля Армана, а не одна танковая дивизия под командованием Катукова. Зимой 1941/42 г., в ходе общего контрнаступления, когда нужны были самостоятельные танковые соединения, в распоряжении командования фронтов были только бригады. Объединение бригад по две-три во временные группы, рекомендованное тогдашними наставлениями, искомого результата не давало. Весной 1942 г. последовал возврат к сравнимым с дивизиями танковым корпусам. Позитивно период «бригадизации» можно оценить разве что с точки зрения просеивания командного состава. Из достаточно пестрой компании комбригов вскоре выделились энергичные командиры танковых соединений, которым уже можно было доверять танковый корпус. Достаточно вспомнить М. Е. Катукова, П. А. Ротмистрова. Однако в целом «бригадный период» приходится оценить как шаг назад в строительстве танковых войск Красной армии. Вместе с тем нельзя не признать, что все эти заблуждения и метания высшего командования объяснялись объективными причинами: перед глазами у танковых командиров Красной армии и самого маршала Шапошникова не было положительного примера эффективных действий подвижных войск в обороне. У нас такой пример имеется: это действия германских танковых войск в оборонительных операциях, которые вел Вермахт на Восточном фронте в 1943–1945 гг.
В чем же суть претензий к танковым войскам Красной армии? Несмотря на декларации о буйном цветении передовой военной науки в молодом советском государстве под сенью коммунистической партии, имело место отставание в теории и практике применения самостоятельных механизированных соединений. По большому счету, Красная армия находилась на уровне плана союзников 1919 г. Напомню, что тогда танки планировали использовать для прорыва в тыл оборонительной полосы с целью уничтожения артиллерии, штабов и складов. Ни о каком глубоком прорыве в построение противника и самостоятельных действий целостным подвижным соединением в глубине вражеской обороны речи не было.
Сообразно представлениям о роли и месте танков в современной, по тогдашним меркам, войне строились мехкорпуса Красной армии 1930-х годов. Советский механизированный корпус, каким его представляли в реальном 1935 г., насчитывал всего 8200 человек личного состава и аж 456 танков разных типов, в основном БТ. При этом артиллерийский парк мехкорпуса составляли всего четыре 122-мм и четыре 76-мм пушки (по одной батарее в стрелковой бригаде), а также дюжина 45-мм противотанковых пушек. Автотранспорт соединения насчитывал 1500 автомашин.
Германская танковая дивизия образца того же 1935 г. по штату насчитывала 12 953 человека личного состава, 4025 колесных машин и 481 гусеничную машину. Артиллерия танковой дивизии состояла из шести батарей гаубиц. Противотанковых пушек в немецкой танковой дивизии тоже было намного больше дюжины. То есть подвижное соединение в том виде, в котором его задумали немцы еще в середине 30-х годов, изначально было куда многочисленнее любого советского мехкорпуса в расчете на личный состав. Причиной этого было более сильное мотопехотное звено и артиллерия. Так уже в момент рождения германских танковых войск закладывались предпосылки для громких успехов Панцерваффе в период «блицкригов». Но это не означает, что подобные идеи не могли появиться в других странах.
История «стратегических танков» в Красной армии началась с небольшой книги в мягкой обложке. Она получила такую известность, что как-то в шутку предложили сделать эмблемой новых соединений стилизованного пролетария с молотом, изображенного на обложке первого издания «Стратегических танков». 1920-е годы были богаты на литературу о прошедшей войне. Воевавшие на фронтах Первой мировой войны офицеры, ставшие красными командирами, вспоминали и анализировали события, ставшие причиной краха старого мира. Для многих было очевидно, что Версальский мир это всего лишь передышка и внутриевропейские противоречия рано или поздно приведут к войне. Скоропостижная кончина Российской империи привела к тому, что в своих рассуждениях о Свенцянском прорыве или отступлении 1915 г. исследователи могли не оглядываться на официальную и отлакированную версию этих событий. Однако пером бывших поручиков, полковников и даже генералов двигало отнюдь не праздное любопытство. Исследование недавней войны давало пищу для размышлений о войне грядущей. Именно в это время появились книги Б. М. Шапошникова «Мозг армии» и В. К. Триандафиллова «Характер операций современных армий». Обе книги стали программными, они во многом определили как стратегию Красной армии, так и характер ее подготовки к надвигающимся грозным и страшным событиям. Вскоре к этим двум трудам прибавился еще один. Если Шапошников и Триандафиллов писали в основном о прошлом, делая выводы на будущее, то автор «Стратегических танков» писал о будущем. Поэтому его иногда называли «сухопутным Дуэ».
«Стратегические танки можно сравнить с охотничьим соколом, который парит над всем фронтом, наблюдает за действиями всех его армий и стремительно бросается туда, где уже одно его появление решает исход боя»[30] — одна эта фраза из заключения «Стратегических танков» произвела в начале 1930-х годов настоящий фурор в военной среде. Сама книга вызвала горячие споры как в учебных заведениях Красной армии, так и в войсках. У новой теории появились горячие сторонники, в спорах их иногда иронически называли «молотки» за изображение пресловутого пролетария с молотом на обложке их культового труда.
