В конфликте с великим князем новгородское боярство не имело реальных оснований рассчитывать на помощь со стороны Пскова. В этой связи представляют большой интерес известия псковского летописца о переговорах с Орденом и Литвой в марте 1471 г., т.е. в то время, когда в Москве еще не теряли надежды на мирный исход конфликта.
С 5 по 19 марта Псков принимал посла ливонского магистра Вольтуса фон Герзе — его брата «с дружиною». Сообщив о намерении магистра перенести резиденцию в Феллин (Вельяд)15, посол предъявил претензии на пограничные псковские земли. Псковичи признали, что «волен князь местер, где хочет, ту себе живет», но о пограничных землях ответили твердо: «Та земля и вода святыа Троица, псковская вотчина, великих князей и всея Руси устрадание»16. Позиция Пскова была недвусмысленной: в своих отношениях с Орденом он опирался на помощь Москвы и рассматривал себя частью Русской земли.
8 марта псковичи направляют посольство к королю Казимиру, которое 27 марта прибыло в Вильну. Послы должны были выяснить пограничные вопросы, ибо совещание в Березниках в сентябре 1470 г. было безрезультатным. Пребывание послов у Казимира было необычайно кратким. Уже 30 марта король заявил: «Яз пак сам хочю быти на тех границах, да того досмотру своима очима». Это заявление, оглашенное послами на вече после возвращения во Псков 21 апреля, привело псковичей в замешательство и тревогу: «И бысть се псковичем не любо, ни по пригожью, понеже николи не бывало от князей великих, ни от королев… ти все на съезд панов слали, а сами не бывали никако с псковичи править о порубежных границах»17. Внезапно проявившийся интерес короля к пограничным вопросам не мог не насторожить псковичей, ожидавших со дня на день призыва великого князя отправиться в поход против Новгорода.
И территориальные претензии Ордена, и многозначительные слова короля Казимира едва ли могут рассматриваться изолированно от московско-новгородского конфликта, о котором, конечно, были хорошо осведомлены и в Феллине, и в Вильне. В марте 1471 г. Москва и Новгород были на грани полного разрыва. Ни король, ни магистр не могли допустить усиления великого княжества Московского, тем более его превращения в единое Русское государство. Отсюда и их позиция по отношению к Господину Пскову — стремление нейтрализовать республику, удержать ее от выступления на стороне Москвы.
Псковский летописец резко отрицательно характеризует Михаила Олельковича, князя «из королевы руки», по случаю отъезда которого 15 марта 1471 г. замечает: «…а Новгороду было истомно силно корм и вологою и великими дарами, а он еще как едя от них, и приехав в Руссу, оброки все пограби силою, а от Руссы к рубежю едя поспу и живот и головы войною великою погравив, с собою животы повеже, а головы поведе и до самого рубежа, неизреченно чкоты почини Новгородской волости». Отъезд из Новгорода литовского князя, приглашенного ревнителями новгородской «старины» и приведшего с собою «не похвалу людей много силно», сопровождался неприкрытым феодальным разбоем: «на свою вотчину» — в Киев — князь Михаил ехал как через вражескую территорию, предавая все разорению. Свое изложение летописец подытоживает сентенцией по адресу новгородцев: «…а все то они, забавливая у себя великих княжей своих государев старины, а помощи своя требуя от литовских князей и от самого короля, такову на собе наводять истору»18.
Сопоставление рассмотренных источников дает возможность наметить и охарактеризовать основные этапы развития московско-новгородского конфликта до открытого разрыва и военного столкновения. Конфликт новгородцев с великим князем наметился задолго до осени 1470 г., до приезда в Новгород Михаила Олельковича. Сам этот приезд был показателем и следствием далеко зашедших новгородско-московских противоречий. Обращение к Казимиру и приглашение Михаила Олельковича — результат деятельности сильной в Новгороде литовской партии. По наблюдениям В. Л. Янина, во главе этой партии стояло боярство Неревского конца, к которому и относились Борецкие. Напротив, бояре Славенского конца занимали наиболее умеренную, промосковскую позицию. Боярство Плотницкого конца и Прусской улицы в событиях 1470/71 г. поддерживало литовскую партию, что и обеспечило ее перевес19.
Нарушение новгородской стороной ряда условий Яжелбицкого договора отражало стремление правящих кругов Господина Великого Новгорода сохранить свою «старину», т.е. полную внутреннюю независимость при чисто номинальном признании великокняжеской власти. В свою очередь великий князь предъявил требования, суть которых — принципиальное подчинение Новгорода власти и авторитету великого князя — тоже на началах «старины». Возводя эту «старину» к Рюрику и Владимиру и считая себя не номинальным, а реальным «государем всея Руси», великий князь выдвигает целую политическую программу, вступающую в резкое противоречив с новгородской традицией, с самими основами существования боярско-вечевой республики.
Требования великого князя вызывают активизацию антимосковских тенденций в правящей группировке Новгорода. Обращение к Казимиру и приглашение Олельковича на новгородский стол — результат этой активизации. Отказ Новгорода называться «отчиной» великого князя и обращение к королю фактически означали выход его из политической системы Русской земли, возглавлявшейся великим князем. Тем не менее великокняжеская власть пытается избежать открытого разрыва: опираясь на своих сторонников в Новгороде, она стремится добиться мирного принятия своих условий. Однако попытки мирного урегулирования не приводят к успеху.
Обращение к Казимиру и прибытие в Новгород князя Михаила Олельковича знаменуют новый этап конфликта. Суть его — в открытом выступлении новгородских правящих верхов[17] за разрыв церковно-политических связей с Русью и за унию с Литвой. В ноябре 1470 г. политическая борьба в Новгороде достигает наибольшего обострения. Избрание умеренного по своим взглядам Феофила и расправа над Пименом, крайним сторонником литовской ориентации, сопровождаются посольством в Москву Никиты Ларионова, т.е. явным шагом к примирению с великим князем. Это посольство — несомненный успех сторонников Москвы. Однако они не смогли реализовать его и добиться перелома как в соотношении сил внутри правящих верхов Новгорода, так и в новгородско-московских отношениях. Партия Борецких, активно поддерживаемая князем Михаилом, снова берет верх. Ей удается сорвать наметившееся было соглашение с Москвой, не допустить поездки туда нареченного владыки и авторитетного новгородского посольства («…вы пак то великое… дело, церковное и земское, заложили, а к моему господину не поехали», — упрекал новгородцев в своем послании митрополит Филипп), в значительной мере свести на нет роль Феофила в новгородских делах. К тому времени относятся и первые известные нам военно-политические мероприятия новгородских властей — отправка на Заволочье князя Василия Горбатого с воеводой (и, очевидно, с войсками), обращение к Пскову с требованием военной помощи и активизация дипломатических переговоров с Орденом и Литвой. По ливонским источникам, в Феллине побывали одно за другим два новгородских посольства. Цель их — продление мира Новгорода с Орденом при условии исключения из этого договора Пскова. Новгородские послы просили магистра «удержать псковичей дома», чтобы дать им самим подготовиться к войне с «московским королем»[18].
Положение, сложившееся в Новгороде к зиме 1470/71 г., несколько напоминает то, что происходило во время конфликта 1463 г., когда новгородцы также обращались к королю (и к беглым удельным князьям) за помощью против великого князя. В обоих случаях новгородские власти вели дело к открытому разрыву с Москвой, ориентируясь на Литву. Однако в 1463 г. новгородцы просили только военной помощи короля. Теперь же встал вопрос о политической принадлежности Новгорода, и при этом возникла еще проблема его церковного подчинения. Это придало конфликту гораздо более широкий и глубокий, более универсальный характер. Сам факт победы литовской партии в 1470 г., после того как в течение ряда лет власть находилась в руках сторонников компромисса с Москвой, свидетельствовал о слабости этих последних. Для московской политики умиротворения они оказались ненадежной опорой. Великий князь не мог не сделать отсюда соответствующие выводы.
Изменилась обстановка и по всей Русской земле. Длительная война с Казанью окончилась полной победой — первой крупной победой над внешним врагом со времен Дмитрия Донского. Московские войска получили настоящее боевое крещение, окрепла вера в свои силы, в военные возможности нового государства. Мир с Казанью позволял Руси на какое-то время не опасаться за восточные и юго-восточные рубежи и давал возможность сосредоточить свои главные силы на северо-западном стратегическом направлении.
