Был ли этот Авраам Еврей реальной личностью или же под этим псевдонимом скрывался вымышленный персонаж? В данном случае вполне могла идти речь о французской версии текста испанского каббалиста, родившегося в Толедо, Авраама бен Эзры (1089–1167), которого христианские авторы знали под латинизированным именем Avenare, Avenarius или Abraham Judaeus (Авраам Еврей).
Однако христианские авторы знали его главным образом как математика и астролога, не ведая о его занятиях каббалой и алхимией. Этот Авраам Еврей был известен не в одной только Испании (большая часть которой в то время еще находилась под властью ислама): он совершал далекие путешествия, которые приводили его в Италию, Лангедок, Париж и даже Лондон. Весьма вероятно, что таинственная книга являлась творением некоего парижского еврея, незадолго до того вынужденного отправиться в изгнание вместе со своими собратьями по вере. Фламель в связи с обнаружением книги отметил: «Она могла быть изъята у какого-нибудь несчастного еврея или же найдена в месте его прежнего проживания…»
Во времена Фламеля, увы, уже осталась далеко в прошлом терпимость, с которой относились к евреям в христианских странах в начальный период Средних веков. Неоднократно издававшимися королевскими эдиктами, в частности, Людовика Святого и Филиппа Красивого, все евреи, которые отказывались обратиться в христианство, подлежали изгнанию за пределы Французского королевства.
«Книга Авраама Еврея» включала в себя, помимо текста (в котором французское письмо перемежалось буквами, по поводу коих Фламель заметил: «Мне не удалось разобрать их», и вполне возможно, что это были буквы еврейского алфавита), представлявшего собой, вероятно, французскую версию еврейского оригинала, ряд символических изображений. Но дадим опять слово самому Фламелю:
«Эта книга содержала три раздела по семь листов. На каждом седьмом листе не было текста… На первом из этих семи листов можно было видеть жезл, вокруг которого обвились две змеи [иначе говоря, был изображен кадуцей, хорошо известный врачебный символ]. На другом из них изображен распятый на кресте змей. На третьем же из семи листов были пустынные пейзажи, где среди песков виднелись прекрасные источники, из которых вылезали и расползались во все стороны змеи… На третьей и последующих страницах… автор открывает секрет трансмутации металлов. Тут же были нарисованы сосуды [реторты и тигли, используемые для осуществления операций, ведущих к успеху Великого минерального Делания], указано, чередование каких цветов можно наблюдать, а также прочие подробности, однако не упоминался первый агент. Автор изобразил его с большим искусством на всей поверхности четвертого и пятого листов. И хотя этот рисунок был отчетлив и понятен, тем не менее никто не смог бы разгадать его значение, не зная в совершенстве традиции… На четвертой странице среди прочего был изображен молодой человек с крылышками на пятках, державший в руке жезл с обвивающими его двумя змеями, коим он касался своего шлема [можно было узнать Меркурия со своим кадуцеем]…
Напротив него был нарисован летящий на распростертых крыльях мощный старик с песочными часами на голове и косой в руках, как у смерти. [Это — Сатурн, бог времени]…
На другой странице четвертого листа был нарисован прекрасный цветок, который рос на вершине высокой горы, сгибаемый жестокими порывами северного ветра. У цветка были голубой стебель, белые и красные бутоны и сверкающие, как чистое золото, листья. Вокруг него располагались драконы и грифоны, приходящие с севера…
На пятом листе был нарисован распустившийся розовый куст, растущий посреди прекрасного сада под защитой дуплистого дуба [символа алхимической печи]. Из-под его корней брал начало прозрачный источник, впадавший вдалеке в пропасть… На обороте пятого листа был изображен царь, вооруженный большим кинжалом и приказывающий своим солдатам убивать множество младенцев [евангельский эпизод «избиения младенцев»]… кровь которых другие солдаты собирали в большой сосуд, в котором намеревались искупаться Солнце и Луна»[61].
Фламель, не раздумывая, тут же рассказал Пернелле о своем чудесном открытии, и его спутница жизни тоже загорелась надеждой преуспеть в осуществлении Великого Делания.
В надежде найти ключ к разгадке таинственного произведения Николя Фламель показывал с точностью воспроизведенные рисунки из него многим своим знакомым, которые, как было ему известно, интересовались герметическими изысканиями (например, лиценциату медицины мэтру Ансельму). Но все напрасно: на протяжении двадцати одного года Николя Фламель безрезультатно проделывал всякого рода алхимические опыты. «Поскольку, — говорит он, — в ходе моих работ мне никогда не удавалось заметить знаки, которые, согласно книге, должны появляться спустя определенное время, я начинал свои опыты снова и снова. Наконец… я дал обет Богу и святому Иакову Галисийскому и решил обратиться за разъяснениями к раввину какой-нибудь испанской синагоги».
Речь при этом шла и о традиционном акте благочестия — о паломничестве к могиле святого апостола Иакова в Сантьяго-де-Компостела на крайнем северо-западе Испании; апостол Иаков являлся, как известно, святым покровителем христианских алхимиков.[62]
Итак, в 1378 году, оставив дом на попечение госпожи Пернеллы и ее верной служанки, Николя Фламель отправился паломником в дальний путь в Сантьяго-де-Компостела, пройдя пешком по дорогам, которые были отнюдь не безопасны для путешествующих. Наш алхимик благополучно прибыл в Сантьяго, однако не встретил там человека, на помощь которого рассчитывал. Желанная встреча состоялась, когда он уже отправился в обратный путь: по воле Провидения (ибо подобного рода события никогда не бывают случайными) он повстречался на захудалом постоялом дворе города Леона со старым евреем, обратившимся в христианство и занимавшимся врачебной практикой, мэтром Каншем, или Санчесом. Тот согласился сопровождать Николя Фламеля в Париж. Однако мэтру Санчесу не суждено было добраться до цели: в Орлеане он скончался на руках у парижского алхимика. Но дело было уже сделано: у Николя Фламеля на обратном пути домой было достаточно времени, чтобы узнать у него все секреты, имеющие решающее значение для успеха трансмутации металлов.
Возвратившись в Париж, Николя Фламель сумел при помощи своей верной Пернеллы успешно реализовать намерение, которое лелеял на протяжении столь долгого времени. Но вот его собственное свидетельство, вернее говоря, даже два свидетельства. Сначала он прошел предварительный этап, осуществив трансмутацию в серебро (Малое Делание):
«В первый раз, произведя трансмутацию, я применил порошок проекции ко ртути, превратив примерно полфунта этого металла в чистое серебро, гораздо более высокого качества, нежели то, что добывают в рудниках… Это произошло в понедельник 17 января 1382 года около полудня в присутствии одной лишь Пернеллы».
Вскоре Фламель приступил к осуществлению, в свою очередь, и Великого Делания — трансмутации в золото. Вот что он рассказывает об этом:
«…Неукоснительно следуя написанному в книге (имеется в виду "Книга Авраама Еврея"), я осуществил Великое Делание с красным камнем, превратив в золото такое же количество ртути. Также в присутствии Пернеллы, в нашем доме, 25 апреля того же года, около пяти часов вечера, я получил почти равное количество золота, со всей очевидностью более высокого качества, нежели обычное золото, то есть более мягкое и ковкое… Я был более чем удовлетворен своим первым успехом, но помимо того я еще испытал и огромное удовольствие, наблюдая за тем, как в герметических сосудах свершается изумительная работа природы…»
Парижане были немало заинтригованы, видя, как прежний писарь (который, конечно, преуспевал в ремесле, но этого ни в коей мере не могло быть достаточно, чтобы так разбогатеть) начал расходовать весьма значительные, даже огромные суммы, и притом всегда без выгоды для себя, но исключительно в альтруистических целях. В 1407 году по его заказу был построен дом, в который он, однако, не переселился, но устроил в нем приют для бедных странников, временно пребывавших в столице королевства. Впрочем, высказывалось предположение, что этими бедными странниками в первую очередь были делатели, останавливавшиеся в Париже алхимики, относившиеся к категории бедных земледельцев.
На фасаде нынешней «Таверны Николя Фламеля» до сих пор можно, хотя и с трудом, прочитать надпись на старофранцузском языке, выбитую в камне еще в то время, когда знаменитый адепт уступил свой второй дом для приема в нем «земледельцев» без средств. Надпись гласит:
«МЫ, БЕДНЫЕ ЗЕМЛЕДЕЛЬЦЫ, МУЖЧИНЫ И ЖЕНЩИНЫ, ОБИТАЯ ПОД СЕНЬЮ СЕГО ДОМА, ПОСТРОЕННОГО В ГОД ОТ РОЖДЕСТВА ХРИСТОВА ТЫ-
