Симеон был вторым епископом Иерусалимской церкви. Конечно, христианский епископ мог пострадать от рук злобной черни, враждебной христианам, мог быть и убит. Но указанный возраст Симеона на момент гибели неизбежно вызывает сомнения. Очень сложно представить себе старца ста двадцати лет, действующего епископа. Важно и другое. Аттик был проконсулом в Иудее в 103–107 гг.[442] Так что гибель Симеона не могла быть следствием ответа Траяна Плинию (в период между 109–111 гг.), ставшего официальным началом гонения.
Погиб в годы правления Траяна и Игнатий, второй после апостола Петра епископ Антиохийский. «Рассказывают, что он был отправлен из Сирии в Рим и отдан на съедение зверям за исповедание Христа».[443] Это трагическое событие может быть связано с долгими (123 дня) празднествами в Риме в честь завоевании Дакии, когда римляне наслаждались кровавыми зрелищами, устроенными для них по повелению Траяна.[444]
О мученической кончине в правление Траяна епископа Рима Климента повествует писатель V в. Руфин.[445] Его сообщение полностью расходится со сведениями Евсевия, писавшего веком ранее: «В третий год царствования упомянутого императора (Траяна — И.К.) Климент, епископ Римский, скончался, передав своё служение Эваресту. В течение девяти лет он возглавлял обучение Божественному слову…».[446]
Имена мучеников времён правления Траяна называет также Абу-л-Фарадж (1226–1286 гг.), глава восточных монофизитов — якобитов, обратившийся в христианство еврей, живший в Сирии.[447] По его словам, Траян «вызвал преследование христиан, при котором увенчались мученичеством Симон, сын Клеопы из Иерусалима, апостол Иоанн и Игнатий Антиохийский. И эпарх Плиний Секунд уничтожил много христиан».[448]
То, что Плиний Младший, легат Вифинии, действительно отправлял на казнь христиан, засвидетельствовано им самим. Гибель на арене римского цирка Игнатия Антиохийского несомненна. Очевидна и гибель иерусалимского епископа Симеона. Только вот тот ли это был Симеон, сын Клеопов, коему к этому времени должно было исполниться сто двадцать лет? Более чем сомнительно. Но вот, что касается апостола Иоанна, то он никак не может быть отнесён к жертвам Траяна. Более того, предшественник Траяна Нерва освободил его наряду с прочими ссыльными философами из ссылки на Патмосе, и никаких бед от римской власти он при Траяне не переживал.
Не избежали взаимоотношения христиан и Траяна и позднейших фальсификаций. Очевидной подделкой, в чём исследователи не сомневаются, является письмо «наместника Палестины Тивериана» императору Траяну, в каковом тот сообщает правителю Империи, что после его указа христиане во множестве приходят к нему, дабы понести мученическое наказание за своё вероисповедание. Траян в ответ на это повелел прекратить преследование христиан. «Письмо Тивериана» приводится у Иоанна Малалы в его «Хронографии» и в византийском лексиконе Суда.[449]
Поддельность «письма Тивериана» очевидна хотя бы потому, что наместника Палестины Тивериана никогда не существовало. Сам термин «Палестина» утвердится только при преемнике Траяна Адриане (117–138 гг.), и уж тем более не было у неё деления на «первую» и «вторую» Палестины, как указывается в «письме». Есть и ещё ряд несуразностей: неверное написание титула Траяна, наименование христиан «галилеянами», которое в начале II в. в отношении их не употреблялось (исключение — Эпиктет). Главное же, «письмо Тивериана» неизвестно христианским авторам — ни Тертуллиану, ни Евсевию, ни Орозию.[450]
Возвращаясь к восприятию Траяна христианскими авторами, стоит отметить, что оно всё же неоднозначно. Тертуллиан не воспринимал ответ императора Плинию в качестве эдикта, лишь указывая: «Траян ответил, что производить розыск о них (христианах — И.К.) не следует, но их надлежит наказывать, если на них поступит донос».[451] Орозий же, как мы помним, приписывал Траяну даже некие рескрипты, смягчающие эдикт о преследовании христиан.[452]
То, что Траян запретил целенаправленный розыск христиан, в дальнейшем церковью было истолковано в смысле слов Иисуса: «Не судите, да не судимы будете». Потому в Средневековье родилась легенда, что Траян при посредничестве папы Григория I (590–604 гг.) без крещения вознёсся на небо. Об этой легенде упомянуто у Данте, а Фома Аквинский по поводу её составил теологическое оправдание.[453]
Исторический Траян, конечно же, менее всего может быть заподозрен в сочувствии к христианам. Пусть его ответ Плинию Секунду не эдикт (он может быть назван лишь рескриптом — ответом императора на запрос должностного или частного лица), но он впервые в Империи обрекал явного христианина на наказание как очевидного преступника. Нерон — тот карал «поджигателей» Рима, а Домициан просто причислил христианских проповедников к нелюбезным ему философам. Так что Траян, что называется, создал правовой прецедент. И здесь к нему также можно употребить характеристику, данную Эрнестом Ренаном в отношении Марка Аврелия (161–180 гг.): «Преследуя христиан, он поступал как римлянин».[454]
Можно ли назвать преследование христиан при Траяне «гонением»? Думается, это всё же слишком сильная характеристика. Сведений о массовом преследовании христиан в масштабе всей Империи нет.
Глава VII. По завету Цезаря, по пути Александра…
Имя Александра Великого, немеркнущая и неповторимая слава его походов не могли не волновать воображение многих славных воителей последующих эпох. Гай Юлий Цезарь как-то на досуге, читая что-то из написанного о деяниях Александра, не только погрузился на долгое время в задумчивость, но даже прослезился. «Когда удивлённые друзья спросили его о причине, он ответил: «Неужели вам кажется недостаточной причиной для печали то, что в моём возрасте Александр уже правил столькими народами, а я до сих пор не совершил ничего замечательного!»[455]
Мечту о повторении свершений Александра Цезарь лелеял всю жизнь. Наконец, утвердившись в Риме пожизненным диктатором, он стал готовить большой поход на восток против Парфии. Увы, мечи и кинжалы заговорщиков во главе с Марком Юнием Брутом и Гаем Кассием Лонгином, возмечтавших воскресить труп убитой Цезарем республики, пресекли исполнение самого, пожалуй, грандиозного замысла гениального Юлия.
В дальнейшем римско-парфянские отношения развивались непросто. Были и войны, были и вполне продолжительные мирные периоды. Римлянам однажды даже удалось отпраздновать триумф, когда легат Вентидий в 38 г. до Р.Х. нанёс парфянам поражение. Но последующий провал похода на Парфию Марка Антония успех этот обесценил. В дальнейшем, в правление Августа, Тиберия, Гая Цезаря и Клавдия до войны между двумя великими державами не доходило. На первый план вышли дипломатия, в крайнем случае, военные демонстрации, мир, однако, не нарушавшие. При Нероне (54–68 гг.) дела пошли хуже. В 62 г. римские войска во время парфяно-римской войны за Армению во главе с Цезением Петом капитулировали перед парфянским царём Вологезом, проявившим, впрочем, замечательное великодушие к побеждённым, позволив им беспрепятственно покинуть Армению. Более того, заключённый мир должен был удовлетворить обе стороны: царём Армении становился парфянский ставленник Тиридат, но царскую диадему он должен был получить из рук Нерона. Что и произошло в 66 году. Вскоре Нерон возмечтал о грандиозном походе на Восток, но ничего путного из этой затеи не вышло, а в 68 г. не стало и самого «артиста на троне». При Флавиях между Парфией и Римом царил мир. Конфликтные ситуации разрешались без войны. На этом поприще в 75 г. при Веспасиане, как мы помним, отличился как раз отец нашего героя — Марк Ульпий Траян, наместник Сирии. Сын его, однако, о долгом мире с Парфией не помышлял. Траян в своих войнах шёл по заветам Цезаря. Уничтожив Децебала и его царство, он воплотил в жизнь замысел Цезаря разгромить гето-даков Буребисты. Теперь на очереди была главная мечта божественного Юлия — Парфянский поход. Причём поход сей не мыслился как реванш за погибель Марка Красса, неудачу Марка Антония и поражение Цезения Пета. Дион Кассий главной причиной войны назвал стремление Траяна к славе.[456] А что означала здесь слава? Не просто победа, но покорение Парфии, торжество замыслов Цезаря и победное шествие по пути Александра. Великий британский антиковед Эдуард Гиббон так написал о причине восточного похода Траяна: «Траян жаждал славы, а пока человечество не перестанет расточать своим губителям похвалы более щедро, чем своим благодетелям, стремление к военной славе всегда будет порочной наклонностью самых возвышенных характеров. Похвалы Александру, передававшиеся из рода в род поэтами и историками, возбудили в душе Траяна опасное соревнование».[457]
